— Вполне, — ответил я. — Ну-ка, попробуй вырваться!
Джина попыталась высвободиться, но тщетно.
— Ты прекрасно знаешь, что мне не вырваться, — признала она наконец. — Ты сильнее!
Я швырнул ее спиной на соломенную подстилку.
— Джейсон, не будь со мной груб, — взмолилась пленница.
— Я буду обращаться с тобой так, как принято.
— Да, Джейсон.
— А тебе придется привыкать к безоговорочному повиновению.
— Да, Джейсон.
— И прежде всего приготовься отдаться своим глубинным побуждениям.
— Я стараюсь… — начала Джина, но вскрикнула, когда я дернул ее за волосы.
— Нечего стараться! Отдайся им! Понятно?
— Да.
— Что да?
— Да, господин, — сказала женщина.
— Похоже, Джина, ты сумела повиноваться своим чувствам, — заметил я, когда все кончилось.
— Еще недавно я бы не поверила, что такое возможно, — ответила она. — Мне трудно было представить, что подобные чувства вообще существуют.
— Можно подумать, будто ты не видела извивающихся и кричащих от страсти рабынь.
— Видела, конечно видела. Но мне казалось, что такие чувства присущи лишь рабыням. Только сейчас, — Джина улыбнулась, — мне довелось испытать малую толику того, что ощущают они. Не удивительно, что эти чувственные шлюхи так любят свои ошейники.
— Может быть, каждой женщине не мешает почувствовать на своей шее рабский ошейник. Тогда она поймет, что подлинное ее счастье — это радость рабыни.
— Правда, — согласилась Джина, — нет радости выше, чем счастье всецело принадлежать мужчине, любить его, повиноваться и служить ему.
— Возможно, — промолвил я.
Джина поцеловала меня.
— Ты знаешь, как обращаться с женщинами, Джейсон, — сказала она. — Тебе удалось научить меня понимать мое новое положение.
— Любой хозяин научил бы тебя этому ничуть не хуже.
— Наверное, ты прав, — прошептала она, положив голову мне на живот. — Я видела таких, как я, прикованными к колоде. Но мы не приносим высоких доходов.
— Возможно, — не стал возражать я.
— Но куда бы меня ни послали — на кухню, на мельницу или в прачечную, — продолжила Джина, — я все равно находилась бы в полной власти своего хозяина.
— А как же иначе?
— Может быть, мне пришлось бы тащить плуг под плетью крестьянина, штопать сети рыбака, готовить ему еду и согревать циновку в его лачуге, когда он того пожелает.
— Вполне возможно.
— Я угодила тебе?
— Вполне.
— Как думаешь, у меня получится угождать и другим мужчинам?
— Почему бы и нет?
— Потому, что я не столь привлекательна и желанна, как большинство женщин.
— Ты вполне привлекательна и можешь оказаться очень даже желанной.
— Как ты добр к беспомощной пленнице, которая скоро станет рабыней!
— Я говорю правду.
— Ты добр и снисходителен…
Я промолчал.
— Мне придется приложить все усилия, чтобы понравиться своим господам, — сказала она.
— Я бы рекомендовал тебе поступать именно так. Это в твоих интересах.
Джина прижалась ко мне, дрожа всем телом.
— Мужчины Ара лишили меня свободы, взяв в плен, — сказала она, — а ты лишил меня свободы, сделав женщиной.
— Отдаваясь мне и своим чувствам, ты поступала вовсе не как рабыня, которой, кстати, ты до сих пор не являешься, — указал я. — Но видимо, это самая высокая степень самоотдачи, на которую ты пока способна.
— А что, может быть и большая степень?
— На настоящем этапе ты даже представить себе не можешь всей глубины и силы страстей настоящей рабыни.
— Но то, что ты сделал со мной, необратимо, — промолвила Джина. — Мне уже никогда не вернуться к прошлому, не осознать себя гордой и сильной, свободной женщиной.