— Очень смешно! — фыркнула Беверли.
— А как ты собираешься зарабатывать себе на жизнь?
— Вот чего я не собираюсь делать, так это зарабатывать. Я рассчитываю, что меня будешь обеспечивать ты.
— А что ты предложишь мне взамен?
— Ничего, — объявила мисс Хендерсон. — Я, между прочим, не просила меня покупать.
— Сдается мне, что я сделал не самую выгодную покупку, — буркнул я.
— Ну, если тебя так заботит выгода, можешь повесить мне на шею ошейник с колокольчиком да коробку для монет и отправить собирать медяки.
— А что, интересное предложение…
Она буркнула что-то невнятное, и мы пошли дальше.
— У тебя есть работа? — спросила мисс Хендерсон некоторое время спустя.
— Нет, — ответил я.
— Придется найти.
— Наверное, стоит.
Меня, с моими мускулами, охотно наняли бы гребцом или портовым грузчиком. Во всяком случае, зарабатывать, участвуя на пари в кулачных боях, мне больше не хотелось. Этак недолго нарваться на нож или на меч. Неизвестно, чем бы обернулась для меня встреча с задиристым пиратом по имени Клиомен, не вступись за меня тот спившийся малый — кажется, из Порт-Коса, — которого звали Каллимахом.
— Нам потребуются деньги, — напомнила мисс Хендерсон.
Я промолчал.
— Ты можешь называть меня Беверли, — сказала она.
— А как насчет Веминии? — спросил я. Так назывался голубой горианский цветок, маленький, красивый, с нежными лепестками.
— Это рабская кличка, — ответила она, — так меня называли в доме Онеандра из Ара.
— Для слуха большинства жителей Гора имя Беверли тоже звучит как рабское.
— А как, интересно, звучит для них имя Джейсон? — сердито осведомилась она.
— Прости, если разочарую тебя, — сказал я, — но это довольно распространенное имя на Горе, особенно, насколько мне известно, к западу по реке, а также на островах Кос и Тирос.
— Вот оно что!
— К тому же, — добавил я, — оно везде рассматривается как имя свободного человека.
— Вот как!
— Да. В отличие от Беверли.
— Понятно, — промолвила она язвительным тоном. — Но имя Беверли может принадлежать не только рабыне. Я буду носить его как свободная женщина.
— Дело твое.
— А еще нам с тобой надо будет договориться о всех деталях, касающихся нашего совместного проживания.
— Само собой.
— Первым делом мне хотелось бы помыться.
— У меня есть маленькая медная ванна.
— Что же до готовки, уборки и прочих домашних дел, то мы поделим их поровну, и каждый будет отвечать за свою долю, — заявила Беверли.
— Интересно! — возмутился я. — Выходит, мне предстоит целыми днями работать, а потом, приходя домой, еще и хлопотать по хозяйству?
— Не рассчитывай, будто я буду выполнять за тебя черную работу, — отрезала она. — Я свободная женщина. Я буду делать свои дела, а ты свои. Понятно?
— Чего тут непонятного?
— Надеюсь, ты снял комнату не в этом убогом квартале? — осведомилась Беверли, подняв глаза на фонарь, раскачивающийся над входом в трактир.
— Зря надеешься, — сказал я.
— Надо будет присмотреть что-нибудь получше.
Я промолчал, подумывая, что было бы недурно сорвать с Беверли простыню. Надо полагать, она прекрасно смотрелась бы с колокольчиком на ошейнике.
— Я обошлась тебе меньше чем в сребреник, — сердито проворчала Беверли после непродолжительного молчания. — А между тем некоторых девушек покупали за два, а то и за три серебряных тарска.
— Это были очень красивые женщины, — пояснил я — некоторые принадлежали к высокой касте, а две были даже особо обучены для утонченных удовольствий.
— Но уж я-то, конечно, куда дороже, чем любая из них, — раздраженно заявила она.
— Ты сердишься? — удивился я.
— Конечно! Я стою гораздо больше, чем девяносто восемь медных тарсков.
— А вот я вовсе не уверен в том, что ты стоишь и этих девяноста восьми медных тарсков.
Беверли охнула от злости.
— Если девушке на рынке Гора цена полновесный сребреник, так за нее сребреник и дадут, — пояснил я.
— Ты отвратителен!