— Как, по-твоему, разумно ли было со стороны мужчины доверить свой секрет рабыне?
— Нет, господин.
— И ты не жалеешь о том, что рассказала мне правду?
— Нет, господин.
— Как считаешь, повинуясь мне, ты поступила благоразумно?
— Да, господин. Да!
— Ты ведь обычная рабыня, да?
— Да, господин! — повторила Элисон. — Сжалься надо мной, господин.
— Следовательно, ответив правдиво на мой вопрос, ты поступила правильно, не так ли?
— Да, господин, — проговорила она сквозь рыдания. — Да, господин.
Я повернулся и принялся расстегивать застежки штор.
— Ты покидаешь меня, господин? — удивилась рабыня.
— Конечно.
— Значит, тебе были нужны только сведения?
— И теперь эти сведения у меня есть, — промолвил я, пожав плечами.
— Задержись на минутку, господин, — попросила Элисон.
Я обернулся.
— Зачем?
— Пожалуйста, — простонала она, глядя на меня через плечо.
— Не понимаю, — буркнул я с раздражением.
— Я танцевала перед тобой, — сказала девушка.
— Верно, — согласился я, — ты танцевала, как рабыня.
— Я и есть рабыня.
— Но ты родом с Земли, — заметил я, почему-то закипая от злости.
— Женщины с Земли и есть прирожденные рабыни.
— Нет! — воскликнул я.
— Не презирай нас! Постарайся нас понять.
— Нет!
— Прими меня такой, какая я есть, — взмолилась Элисон.
— Никогда!
— Разве прирожденная рабыня недостойна даже этого?
— Недостойна!
— Почему?
— Не знаю! — прорычал я, продолжая злиться. — Не знаю.
— Может быть, потому, что таким образом вы, мужчины, проявляете свое презрение к нам?
— Может быть, — проворчал я.
— Отказать рабыне в ошейнике — слишком жестоко!
Я промолчал.
— Ты видел, как страстно я танцевала перед тобой, господин?
— Да. Ну и что?
— Ты возбуждаешь меня. Разве рабыня не вправе смотреть на мужчину с восторгом и желанием? Разве она не вправе мечтать о том, чтобы он захотел ее? Разве рабыня не должна стремиться ублажить его?
— Но ты земная женщина, а не горианская рабыня.
— Разве женщина с Земли — не женщина? Разве ей не хочется, чтобы вожделели ее тела? Разве не может она умолять об этом?
— Это противоестественно. И неприлично.
— Напротив, нет ничего естественнее. И это вполне соответствует горианским понятиям о приличиях. Во всяком случае, в отношении рабынь.
Я снова промолчал.
— Попав на Гор, — продолжала Элисон, — я испытала чувства и ощущения, о существовании которых прежде даже не подозревала. То, что сковывало меня раньше, не позволяя осознавать собственные желания, исчезло. Правда, для этого мне потребовалось познать насилие со стороны мужчин, а порой и кнут. Я научилась жить и чувствовать по-настоящему, поняла, кто я такая и какова истинная цель моей жизни. Любовь и служение — вот ради чего я существую. Я подлинная рабыня для наслаждений и счастлива всякой возможности покоряться всевластному господину.
— Хватит! — отрезал я и повернулся, чтобы раздвинуть шторы.
— Неужели мой танец не заинтересовал господина?