— Ты чувственна, — сказал я, — думаю, из тебя выйдет превосходная рабыня.
— Отпусти меня! — повторила она, извиваясь в путах.
— Да, превосходная, — повторил я, после чего зашел сзади.
— Тебе меня не испугать, — заявила Лола. — Я прекрасно знаю, что ты слишком слаб. Землянин не годится для того, чтобы принудить рабыню к повиновению.
— Помнится, давным-давно, в Доме Андроникаса, ты приказала меня высечь. Будучи свободной женщиной, занятой обучением рабов, ты намеренно разлила вино, а потом обвинила меня, чтобы я понес наказание.
Она не ответила.
— За это ты со мной так и не расплатилась. Ты моя должница.
— Должница?
— Именно.
— Но не забывай, ты ведь с Земли.
— Ах, да, — сказал я, — мужчины с Земли никогда не заставляют женщин расплачиваться. Женщина может унижать мужчину, насмехаться над ним — и все это совершенно безнаказанно. Так?
— Так! Именно так!
— Но не всегда, — сказал я.
— Господин, — встревоженно заговорила Лола, — но ведь…
— И тут не Земля, — добавил я.
— Господин!
Это слово оборвалось пронзительным криком: я нанес Лоле хлесткий удар горианской плеткой-пятихвосткой, предназначенной специально для наказания рабов.
Таких ударов ей достался десяток.
По окончании экзекуции рабыня, рыдая, обвисла на цепи под балкой.
— Как ты можешь бить женщину? — спросила Лола с дрожью в голосе. — Ты, уроженец Земли?
Подойдя к ней, я рывком за волосы откинул ее голову назад, заставив рабыню закричать от боли.
— Это прикосновение слабака землянина? — спросил я.
— Нет! — испуганно простонала Лола.
— К тому же ты моя новая рабыня, которую я только что привел с рынка в дом, — прошептал я ей на ухо.
— Нет, — воскликнула она. — Нет!
Иногда девушку порют, когда впервые приводят в новый дом. В некоторых городах, включая Викторию, это считается способом дать ей понять, что в этот дом она приведена именно как рабыня.
Я выдал красотке Лоле еще десять ударов.
— Это за то, что ты чуть раньше осмелилась назвать меня по имени.
— Прости мне, господин, — прорыдала Лола.
— За это тебе полагается еще пять ударов, — сообщил я ей.
Рабыня застонала, и еще пять ударов обожгли ее тело.
Когда я опустил плеть, Лола обвисла на кольце, лишившись чувств. Пришлось привести ее в себя несколькими звонкими пощечинами. Очнувшись, она воззрилась на меня в ужасе.
— Еще один удар, — сообщил я, — полагается тебе исключительно для того, чтобы напомнить, кто ты такая.
— Да, господин, — прошептала Лола.
Этот удар был самым сильным за всю порку, но, произведя его, я сразу же отложил плеть и опустил цепь. Лола упала на пол, после чего я отвязал ее от кольца.
Лежа на плитках прихожей, она медленно подняла голову, помотала ею, чтобы восстановить зрение, и воззрилась на меня, не веря своим глазам.
Сняв сандалии, я бросил их на пол, и Лола, одну за другой, принесла их мне в зубах, двигаясь на четвереньках. Потом она подняла глаза.
— Целуй плеть! — приказал я.
— Повинуюсь, господин.
Стоя на коленях, рабыня обеими руками подняла плетку и с жаром прижалась к ней губами. Потом Лола снова взглянула на меня, в ее влажных испуганных глазах я прочел, что действительно стал ее господином.
Тогда я надел на нее ошейник.
— Твои обязанности в этом доме, Лола, — сказал я, — окажутся многочисленными и сложными. В частности, ты будешь прибираться в доме, да так, чтобы он сверкал, стирать, шить, чистить обувь, гладить, ходить на рынок и в лавки, стряпать, прислуживать за столом и заниматься всем прочим, что не подобает свободной женщине.
— Да, господин.
— Кроме меня ты будешь слушаться мисс Беверли Хендерсон, живущую в этом доме на правах свободной женщины. Ее приказания должны выполняться так же, как и мои, но при этом ты должна помнить, что принадлежишь мне. Твой хозяин я, а не она. Понятно?
— Да, господин, — промолвила Лола. — Но неужели мой господин будет использовать меня только как домашнюю прислугу?
— Ничуть, — сказал я. — Ты слишком красива.
— О господин, — сказала она. — Пожалуйста, прости за то, что не угодила тебе раньше.
— Ты хочешь, чтобы тебя снова выпороли? — спросил я.
— Нет, господин!