Можно попробовать овчину — но не так ее много, чтоб на армию хватило. Да и цены покусывают. В ватник засунуть нечего, так как вата не дешевле овчины и везут ее в очень скромных количествах. Утеплитель на птичьем пуху — это известная головная боль, не столько делом занимаешься, сколько следишь, чтоб его не замочить. А если еще вспомнить, что пуховая подушка, не говоря уже про перину, считается в этом времени роскошью, то армия станет золотой по содержанию.
Думал даже над соломой — но это от безысходности. Солома прекрасный теплоизолятор, за счет воздуха в полых трубочках стеблей, ей хорошо дома и палатки утеплять. Глиняные блоки, замешанные с соломой, хорошо тепло держат — соломенное крошево внутри блока создает массу воздушных пустот. Но для гибкой одежды солома не годиться, не говоря уже про то, что солома гниет.
Как ни крути, но придумать что-то лучше, чем уже использовала армия для утепления — не удавалось. В результате остановился на парусине, сукне и войлоке
А вот качество ткани для обмундирования нужно будет улучшить. Петр хоть и любил свою армию, но сукна на форму выпускали в России мало, в основном привозя его из-за границы. В результате, мало того, что сукно было разной расцветки, радуя поле у Преображенского не только зелеными и синими мундирами, которые были положены пехоте и кавалерии, но еще и белыми, желтыми, красными и прочими веселыми цветами. Так еще и толщина сукна была разной, заставляя многих коченеть не на шутку.
Хочешь, не хочешь, а придется приложить руку к производствам сукна и войлока.
Чем отличается сукно от войлока? Внешне порой ничем, но войлок это материал нетканый, то есть, его не надо ткать — просто расчесать шерсть, состриженную и отмытую от жира и грязи, после чего уплотнить ее в полотно. Шерстяные ворсинки имеют не гладкую поверхность, а торчащие во все стороны чешуйки, которыми волоски сцепляются друг с другом. «Колотун» на голове после бани чаще всего возникает именно по этому принципу. И ключевое слово — после бани. Распаренные волоски сцепляются лучше.
Вот войлок и «парят» в процессе валяния, то есть изготовления. Это самая дешевая технология производства теплой ткани, с одним недостатком — полотно выходит тяжелым и жестким.
Сукно гибче и прочнее войлока — но его уже надо ткать. Берут ту же шерсть, что и для войлока, моют и чешут. Потом снова чешут, и опять чешут, потом, медленно-медленно ткут — иначе образуется нежданный войлок и поломка ткацкого станка. Лениво выползающее из ткацкого станка полотно — это еще не сукно, его называют «суровье» видимо отдавая должное процессу изготовления. Потом суровье промывают, в том числе от масла, которым сдабривают нити при прядении, красят и парят. Пропаренное суровье валяют между валками. Торчащие во все стороны ворсинки пушистости сцепляются между собой, перекрывая пустые промежутки между нитями полотна — получается нитяная основа внутри с тонкими слоями войлока на поверхности. А между наружными слоями войлока и нитями полотна — воздушные карманчики, как мы помним, воздух, самый хороший теплоизолятор после вакуума. Вот и выходит сукно гибче и теплее войлока. Но уж очень дорого и сложно его производить, по сравнению все с тем же войлоком.
Задумался над станком — сукна надо будет не просто много, а очень много. Метров по восемь сукна на солдата, еще столько же парусины и еще на нижнее белье. Тысяч 100 солдат в северной армии — и раз в два года частичная смена обмундирования. 400 тысяч метров сукна в год выходит минимальный выпуск. По полтора километра в сутки. Жуть. В принципе — решаемо, если напрячь крымчан на разведение овец, они и так этим занимаются, как и украинцы, но тут вопрос в количестве и качестве. С одной овцы в год настригают килограмма три шерсти. Есть и больше, но это особые, выведенные породы — не думаю, что в степях такие элитные овцы попадаются. После того, как шерсть отмоют, из 3х килограмм останется от силы два, а то и полтора. Сукно, будем считать, имеет среднюю плотность грамм 400 на метр квадратный. В итоге, стрижки одной овцы хватит на 5 квадратных метров сукна без учета потерь. Надо намекнуть Петру, что, сколько он наберет в армию солдат, столько ему и баранов надо. А еще лучше, по два барана на солдата. Боюсь только, государь юмора ситуации не прочувствует. А для меня — информация к размышлению — если буду иметь по сотне овец в тысяче своих сельских артелей, подгребу под себя и сырье для суконных фабрик. Вопрос только в качестве овец и их шерсти.
Самая ценная шерсть — это подшерсток, мягкий и тонкий. Таких овец называют тонкорунными. И в этой интерпретации поездка Ясона за золотым руном может предстать в новом свете, учитывая, что тонкорунная шерсть ценилась на вес золота.
Может, Ясон просто ездил в Колхиду за образцами овец, именно тонкорунными, и умыкнул не шкуру, а овцу в комплекте. Причем не одну, а несколько, так как одна овца не размножиться. В этом раскладе понятно недовольство владельца элитного стада.
А то, как это преподнесли — вопрос описательный и фольклорный — где гоняющийся за Ясоном старик с клюкой вполне мог стать драконом. Или змеем, в случае если старик мог только шипеть из-за отсутствия зубов, которые, кстати, Ясон ему и выбил. Вообще довольно безобразная ситуация вырисовывается если читать между строк. Одним словом, бог его знает, как там было у Ясона. Он ведь, по легенде, выбитые у дракона зубы посеял в поле, и выросли из них воины, что должны были Ясона нашинковать в лапшу — и это вполне могло быть правдой! Просто за Ясоном приплыли сыновья и свояки обиженного деда, у которого увели редкую породу животных. Соответственно эта толпа гналась за Ясоном, пылая праведным гневом. И догнала. После чего случилась большая драка, по типу кучи-малы. Наказуемый, как это нередко случается, выполз из-под кучи, и драка продолжилась уже без него — на саморазогреве. Мдяя. Интересно порой критически вглядываться в легенды.
Хотя, о личности Ясона упомянул просто к слову. Мысль то была об овцах. Надо будет отписать Боцману, пусть у него голова болит, где раздобыть это стотысячное стадо и кошары под него, мне хватит своей доли — станки делать и производство налаживать.
Есть и еще один вариант, который не требует тонкорунных овец. Можно брать шерсть от обычных овец, которых много, можно даже собак вычесывать, и делать грубые шерстные нити, из которых можно вязать теплые штаны и свитера под горло. У меня половина походных вещей вязанная. Хотя есть и недостаток — вязанные вещи продуваются и быстро протираются. Хотя, если их носить под плотной парусиновой формой — то служить могут долго, и в изготовлении будут дешевле чем суконные изделия. Можно еще войлочной жилеткой комплектовать свитер и будет вообще на весь спектр погодных условий.
Вот только связать сотню тысяч штанов и свитеров … Надо думать над вязальной машиной и раздать ее надомникам — пусть вяжут одежду по домам. Ручную вязальную машину моего времени пару раз видел. Хоть и ее мне не дали разобрать — но принцип там прост: на длинной, можно деревянной, доске рядком закреплены крючки по числу петель в будущем изделии. По доске ездит каретка, передвигаемая рукой, и возит по крючкам нитку, одновременно с этим двигая крючки вперед назад. В результате вылезает вязанное прямоугольное полотно. Если в процессе вязки руками перебрасывать петли с одних крючков на другие можно делать полотно не прямоугольным, а сложной формы и даже с орнаментом. Хотя, безусловно, такие художества замедляют работу. Есть еще варианты нескольких рядов крючков — тогда вязать можно не прямоугольное полотно и цилиндрическое, например. Хотя, быстрее будет связать переднюю и заднюю детали свитера и просто их сшить. С этим надо экспериментировать.
Но вопрос с утеплением солдат решить требуется срочно. Они у меня синеют на глазах.
Под эти мысли дорога перебирала бусины нашего ожерелья, проталкивая караван все дальше на север. На Новый Год сделали большой привал. Свой первый узаконенный Новый Год собирался праздновать с размахом и стрельбой, как и велено было Указом.
В связи с этим последний день декабря бегал как сумасшедший, организуя празднество. А первый день, точнее, уже второй, января лежал пластом. Праздник удался.
Вот какого момента надо было выждать всем этим шпионам и бретерам! Они бы мне еще и милость великую оказали. Обязательно отпишу Федору, чтоб он не экономил уголь на очистке химических ингредиентов для завода, а то так и без главного инженера остаться можно.
Продолжили путь только третьего января, выжимая остатки сивушных масел через поры тела вместе с трудовым, обильным потом. Путь перевалил на свою вторую половину, до дома оставалось всего ничего.
Ледяные ветры дороги все чаще заставляли забираться в организованный на скорую руку еще в поместье кунг, соответственно, сидеть в нем без дела, когда столько еще всего впереди — это святотатство. Вот и Ермолай так считал. Составлял описи модернизации трех судов эскадры северного флота, составлял заказ строителям, расписывал занятия с пехотой и потребный им инвентарь — одним словом, к бешенному расходу бумаги добавился еще и нескромный расход масла для светильников. А переходы становились все короче и короче — мы теперь делали от силы 15 километров в сутки, продираясь сквозь пургу и вытаскивая обоз из наметенных сугробов — тренировка на выносливость началась.
В целом, действиями пехоты остался доволен — за месяц капральства сбились до понимания друг друга без слов, так как в открытый рот немедленно наметало снега. Щиты от непогоды отяжелели, хоть с них систематически скалывали лед на привалах — но и физическая форма подразделений начала меня радовать. Огорчало только, что со всеми этими бумагами и разговорами про свою физическую форму забыл окончательно — тут пробовал показывать капралам приемы работы со щитом — чуть не оконфузился. Попытался идти с капральствами и нести щит, под загадочные улыбки окружающих — так прибежал Ермолай и начал зудеть, что негоже мне играться, когда у нас там корова не доена и бумага не порчена. Какие тут упражнения? Одним словом, отложил свои тренировки опять на неизвестный срок.
Добавилось работы медикам, чередой пошли обморожения ног и рук, несмотря на жесткий график движения. Провел ревизию и совершил должностное преступление. Велел пехоте укоротить плащи на 30 сантиметров и из получившейся полосы делать гетры поверх их несерьезных туфель. Из остатков полосы делать муфту на руки. Мдя. Зима и немцы. Не понимаю, как можно было обмундировывать северную армию по образцу немецкой, не ведающей, что такое морозы. Особенно обувь. Начал вести статистику по применению воинской справы — покажу потом Петру, будет и еще один аргумент против этой вычурной и неприспособленной к тяжелой работе в плохую погоду форме. Мне, для ввода нового обмундирования понадобятся веские аргументы — украшательств, в своем варианте, не предусматривал — все очень утилитарно, вот и готовил заранее защиту.
Добрались до Вавчуга в первой декаде февраля. С трудом.
Игры играми, но под конец похода начали терять членов обоза. К счастью, это были только лошади. Но первый звоночек прозвенел, и наше ожерелье перешло на рваный ритм похода, не вырывая зубами каждые новые 15 километров пути у непогоды а, идя ровно столько, сколько погода позволяла. Шуток на привалах совсем не стало, устал народ.
Зато могу гарантировать, что один этот переход дал пехоте больше, чем год сиденья под Преображенским. Они у меня и читать уже могли. Правда, не все и по слогам — но это дело наживное, у нас впереди еще есть время. Точнее у них. Мое время, увы, истекает — до выхода в море остаются считанные десятки дней.
Вавчуг встречал непривычным малолюдьем. Феникс еще не восстал из пепла, что не помешало ему окатить нас теплом дома и радушия. Дошли. Снова дошли. Помогли мои забытые рукавицы! Снабжения для похода хватило, хоть и в обрез. Надо посылать в Холмогоры за пополнением запасов, но с этим и без меня разберутся, как и с размещением курсантов. Меня ждала баня и уютная кроватка на чердаке — всех, кто встанет между мной и этой благодатью — буду отстреливать как покушающихся на святое. А Ермолай, с трудом идущий рядом, еще и благословит это деяние.
Но самоубийц не нашлось. Наоборот, набежавшая толпа немножко выразила нам свою радость, совершенно непонятно за что, а потом перешла к рукоприкладству, дотащив нас до моего двора на руках. Ермолай даже не попытался возмутиться, что ему в другую сторону, ну и ладно, найду ему тюфячок на чердаке.
Поднялись на крыльцо. Надо было опять толкнуть речь. Где бы на нее взять вдохновение?
— Други мои! Государь доволен нами. Его наказы мы сполнили. Родичи ваши, что по иным заводам пошли — в добром здравии, чего и вам желают. Государь труд ваш обильный видит, и награждает за него не только монетой звонкой, но и новым трудом, который никому кроме нас доверить не может! Как лед сойдет велено кораблям в поход выступать, а вам те корабли к походу великому готовить. Но о том завтра сказывать буду, устал с дороги.
Поклонился слегка, волнующемуся морю голов, и спрятался в тепло дома. Закусывать да баню дожидаться. Не дождался. Заснул за столом, и никто не решился меня будить. Так и спал до середины ночи, а вокруг меня ходили на цыпочках. Затекло все, что могло затечь. Зато баня остыть не успела, так что, к заутрени был чист и готов открывать новую страницу в своей жизни. Для меня начиналась Северная Война. Странно, был уверен, что в мое время она случилась гораздо позже — вот, что значит — быть невнимательным на уроках истории. Нехватка знаний всегда стоила сил, денег а порой и жизней. И через все это предстояло пройти, коль не знаешь, как это обойти.
Вавчуг, подобно медведю, просыпался от зимней спячки. Но, просыпался несколько раньше отведенного ему природой срока, и был особо похож на «шатуна» — активный и голодный. Голодный, так как на пару тысяч дополнительных едоков никто не рассчитывал, а активный, потому как оставшиеся мастера решили, что им теперь надо работать за себя, и за ушедшего парня, соответственно, ко мне вопросов накопилось море. Море полное агрессивных акул.
Первым делом занялся голодными ртами. Налаживать их снабжение традиционно поручил Осипу, у которого эта забота не менее традиционно вызвала стоны и стенания — как не крути, но две тонны дополнительной еды в день, посреди зимы, найти непросто. Выручало только то, что Холмогоры и Архангельск служили основными перевалочными базами на пути хлебных караванов, и портовые склады к началу навигации заполняли до отказа. Вот с мясом было хуже, надеюсь, курсанты-капралы не начнут светиться от рыбного фосфора и доживут до весны, когда мы им добавим в меню салаты из одуванчиков.
Сам занялся размещением и обустройством толпы курсантов по методу войсковых лагерей черноморцев — парусина и сено. Хоть и хилое это жилье — но всяко лучше того безобразия, когда казармы моего полка пришлось уплотнить в три раза. Там же теперь не продохнуть! А с сортирами вообще беда, особенно с отсутствием привычек к гигиене у новоприбывших. Заминировали мне весь полк, теперь в темноте тут ходить, а тем более спотыкаться на льду и падать — стало очень чревато.
Устроил разнос морпехам — они тут инструктора или кто?
…Что значит неудобно одергивать? Это вы тут уже обтерлись и привыкли — а новичкам надо все по новой объяснять. Да еще так, чтоб их до печенок пробрало, и чтоб они уже своим будущим солдатам эту науку донесли!.. Да, и показывать! и нечего ржать как лошади драгун … Нууу, если вы и лошадям это объясните — сразу награжу. Десяток червонцев ставлю в заклад — коль и лошади у вас в сортир ходить будут, и копыта с мылом мыть — заклад ваш!.. Хорошо, пусть будет только в сортир. Копыта — бог с ними, нехай не моют, они же ими не едят. Но в любом случае — назначайте наряды и пусть убирают территорию, нам тут только заболеваний живота и недоставало, если конечно Осип найдет чего нам в этот живот положить…
А, вспоминая, сколько жрет кавалерия, причем, что кони, что их всадники — и как они потом исполняют закон сохранения массы и энергии …
Хотя, кто сказал, что будет легко? Никто? Жаль … было бы на кого спихнуть. А так, бегал между рядами шатров по утоптанному снежку, перепрыгивая путаницу растяжек, и костерил на чем свет свою недальновидность. То не прихватил, это не взял … Потом, ради интереса сел, привалившись спиной к свежему, рукотворному стогу сена и попробовал выписать, чего мне надо и чего не взял. Надо, как обычно, всего и побольше, а вот пересчитав это «все» в потребные телеги обоза — расслабился — такой обоз мне точно было бы не довести до Вавчуга. И так с трудом дошли. Следовательно, заканчиваю мандражировать, и начинаю заставлять мандражировать пехоту. Еще пару организаторских штрихов — застолбить один сушильный цех завода под стирку и просушку одежды и разработать, наконец, систематический план занятий. Второе, понятно менее важно. Мысленно улыбнулся. Раз хорошее настроение возвращается — значит, будет толк. Вылез из стога, окидывая плотоядным взглядом людской муравейник. Нусс… начнем.
Самый хороший способ поменьше думать о еде — это заставить побольше думать о сне. Приложил максимум усилий к организации непрерывных занятий с пехотой. Четыре сотни штурмовиков-морпехов назначил в постоянные инструкторы, и они гоняли пехоту посменно, отсыпаясь по очереди, и заставляя курсантов о сне только мечтать.
Основной упор делали на тактические упражнения капральством, внедряя мысль, что одинокое капральство с современным оружием — это полноценная боевая единица, способная нападать и защищаться против целого полка обычного для этого времени противника. Вся сложность только в том, чтоб положить каждые из 50 имеющихся у солдата зарядов точно в цель, и при этом не дать противнику подстрелить никого из своих. Вот вокруг этих двух китов и крутилось все обучение.
Самый легкий способ обучить сложному — разбить сложное на части, и отрабатывать их до автоматизма. После чего, строить из понятых и заученных кирпичиков здание тактики капральства.
Для начала расписал три варианта оборонительного строя капральства и три варианта наступательного.
Первый оборонительный строй предполагал защиту против конной лавы. Соответственно, капральство строилось максимально плотно, в каре шесть на три человека. Передний ряд образовывала тяжелая пехота со щитами. Такое построение отработали экспериментами. Дело в том, что щит можно упереть в землю, подставив сзади упор, а в случае, когда конница перескакивает эту преграду — желательно чтоб всадник не приземлялся в гущу пехоты позади щитоносцев, а перелетал через них. Вот и подобрали глубину строя в три человека как оптимум. Что делать с лошадьми, пролетающими над головами — даже особо рассказывать не пришлось — на тренировках курсанты рьяно тыкали в «брюхо» вязанок снопов, швыряемых через строй. После чего с не меньшим энтузиазмом швыряли снопы в капральство «противника».
На вытаптывание этого строя конницей даже пришлось велеть сменить в капральствах макеты ружей на прутики — а то рефлексам не прикажешь, а потери драгун мне не нужны. Хотя, без травм не обошлись — бывало, всадники прыгали через щиты не особо удачно. А некоторые умудрялись не прыгнуть вообще, и их лошади спотыкались о прочно закрепленные шиты, заваливаясь всем весом на пехоту.
Травмы лошадей, увы, в основном летальные, пополнили наше меню, но и создали новую проблему — поиск замены выбывшим коням. Травмы пехоты, к счастью, обошлись без пополнения меню, как бонус — сорванные в ругани связки инструкторов и мои — но в целом, получилось неплохо. А после месяца отработки так и вовсе хорошо. Выводы по первому строю сделал положительные. Только дал задание на завод немного изменить конструкцию щита — сделать изнутри пару откидных упоров и крюки зацепов по бокам, чтоб из щитов можно было строить неразрывную линию. Это в довесок к плечевым ремням, которые уже делали, для облегчения переноски этой 22х килограммовой дуры перед собой, и шипам-упорам снизу, чтоб щит намертво сцеплялся с землей. Кроме того, пришел к выводу, что каски нужны не только тяжелым пехотинцам, как хотел сделать раньше, а всем. Так как много травм было от удара копытом по голове, причем в задних рядах. Объем работы для завода резко возрос. Хотя, с выходом на рабочий режим парового молота и прокатного стана для листового железа — это было не так страшно — больше времени тратили не на саму штамповку, а на последующее ее цементирование и обработку. Сплетать внутренний амортизирующий каркас каски из пеньковой веревки и кожаных ремешков оказалось существенно дольше, чем отштамповать саму каску.
А еще испытания щитов на прострел из фузей и штуцеров выявили ряд недостатков, после чего пришлось щиты вообще собирать из двух слоев разной стали, прошедших разную обработку. Собирать на заклепках и подгибом края, чтоб не менять сваркой тонкий термический баланс закалки листов. Зато на внутреннем листе стало возможно штамповать ребра жесткости, что придало щиту приличную прочность, хоть и вызвало головную боль у всего завода.
Одним словом — много выползло сложностей в казавшемся простым деле. Просто и быстро наштамповать железяк не получалось, и капральства насыщались амуницией медленно, пока передавая инвентарь по эстафете друг другу.
Зато, атаку конной лавы капральства встречали теперь шуточками — «…Кирян, тыж в другорядь не у драгунишек филей отчекрыживай а у коняшек! Будет что в вечеру на зуб положить …» или «Хлопцы, вы ж гляньте какую худобу на нашу мясобойню привели …». Кстати, большинство шуточек так и крутилось вокруг филейных частей лошадей. Как-то подозрительно гастрономически начали рассматривать капральства атаку конной лавы. Ну и ладно, зато страх пропал совершенно.
Понимаю, что все эти игрища далеки от реальной атаки — даже с учетом того, что выдал коннице древки пик, с наконечниками, намотанными из пенькового каната, но лучше так, чем капралы увидят атаку конницы первый раз только на поле боя. Опять же, солдаты, возвращенные в строй полковыми медиками были уже почти ветеранами и повторно не подставлялись, умудряясь получать по голове уже в других ситуациях.