оставь лишь марсели да фок».
Все побасенки имеют одну, ярко выраженную, направленность — вовремя засечь и пережить шторм. Вот именно тогда, когда тучи закрывают голубизну моря от солнца, а ветер раздувает на море величественные валы, накрывающие своими седыми гребнями шестиметровые борта судна — вот тогда вода видится черной и страшной. И этот вид ярко впечатывается в память на всю жизнь. После шторма море уже не может обмануть моряка своей голубизной — он точно знает — это море «Черное».
А как же с другими морями? Ведь на них шторма ничуть не слабее!
Так, да не совсем. Черное море имеет свой фирменный стиль. Дело в том, что море сильно опреснено реками и в нем складывается особенная обстановка, когда вода на глубине более 50 метров соленая и «тяжелая», держит на своих «плечах» более легкую, опресненную воду. Чем «легче» вода тем «злее» ее волнение — более короткие и высокие валы с обрушающимися гребнями. Шторм в 6 баллов на Черном море и в океане — это две большие разницы. В океане это просто шторм, а на Черном море уже борьба за выживание. Хорошо, что такие шторма на Черном море редки, от силы два десятка дней в году. И все эти дни приходятся на конец осени — начало зимы. Мдя.
Для полноты картины стоит добавить морю еще одну особенность — разделение воды на два слоя, поверхностный, более легкий и глубинный, более соленый — привело к тому, что через границу этих вод плохо проходит кислород, в результате — глубины Черного моря почти мертвы и заполнены сероводородом — результатом жизнедеятельности бактерий. Якоря и прочие железки, опущенные на глубину, поднимаются почерневшие, будто вымазанные черной краской. А если шторм перемешивает глубинные слои — то волны забрасывают корабли и берега тонкой черной взвесью — только укрепляющей за морем его название.
Одним словом — Черное море имеет свой характер и любит его демонстрировать. Особенно зимой, когда холодно и неуютно. Капризничает, в общем.
И мне не стоило забывать об этом, чтоб не утруждать море напоминанием.
Серые клочья облаков неслись клоками грязной ваты над самыми стеньгами, придавленными сплошным облачным покровом. Волны поднимали конвой, заставляя его протыкать вершинами мачт облака, и из их распоротого брюха сыпалась мелкая крупа, не то дождь, не то морось. Паруса набрякли, потяжелели, и добавили кораблям валкости. Солнце не то, что село в тучу — оно вообще не просматривалось, хотя, морские подсказки были не нужны, чтоб понять — какой, нафиг, Севастополь с Керчью — надо сматываться, пока целы.
Ветер плавно усиливался, море смаковало свой каприз, оно точно знало — никуда мы не денемся. На этом его и подловили.
Большой и сильный зверь обычно страдает самоуверенностью, впрочем, часто обоснованной. И это дает шанс мышиной семейке проскочить под шумок у него между лап, пока он потягивается и демонстрирует всему миру впечатляющие зубы в богатырском зевке. Мышкам главное не наглеть, не заниматься обследованием лап зверя, с задумчивым их ковырянием, а быстро-быстро перебежать из одной норки в другую. И уже оттуда, коли хочется адреналина, подергать зверя за хвост. Хотя, лучше не надо — звери бывают злопамятны.
Конвой подходил к керченскому проливу, укутавшись пеной и кланяясь редкими парусами расходящимся волнам, периодически прокатывающим по палубам фрегатов. Хорошо, что не перегрузились на толстопузов — с ними конвою точно был бы каюк. А так — имели неплохой шанс дойти. Более того, конвой держал некое подобие кильватерного строя, всеми силами противясь воле Зверя, стремящегося разбросать корабли и поиграть с ними по отдельности. Правда, в видимости флагмана было только два ведомых, причем вторые пляшущие мачты уже тонули в дымке серой хмари — но был шанс, что остальные корабли держались друг за дружку, как за последнюю соломинку.
Фрегат скрипел, как пожилой ветеран, со снастей срывались гирлянды водяных струй, барабаня по брезентовой штормовке. По палубе волны гоняли размотавшуюся бухту, норовящую поймать змеями канатов пробирающихся матросов. Идиллия. И это еще не шторм, волны не доросли даже до марса, лишь немногим возвышаясь над форштевнем. Метра четыре от силы. Хотя, о высоте волн всегда говорить сложно — моряки постоянно завышают высоту волн, уж больно впечатляющее это зрелище изнутри.
Керченский пролив в преддверии шторма — место весьма неприятное, при некоторых направлениях ветра и волн — но нам повезло, почти всю дорогу конвой сопровождал северо-восточный-восточный ветер, соответственно, волна почти «в лоб». Скорости нам это не добавляло, зато при подходе к Керченскому проливу волны слегка спали, правда, прислав себе на смену летящие рваные клочья тумана. Была мысль пересидеть непогоду в Керчи, заодно пристрелив хоть одного зайца — постройку крепости в проливе. Но заяц явно хотел спокойно жить и дальше, для чего нашептал непонятно что Зверю, и море слегка поднажало — усилив ветер метров до 12.
Прорывались через пролив без остановок — намек был яснее некуда. Задержимся тут хоть ненадолго — будем куковать до зимы, ожидая у моря погоды. Подлый заяц корчил нам рожи с берега. Бог с ним, пристрелим летом.
Азовское море стало уже жалким подражателем своего более крупного собрата. Мелкое оно, вот и запросы скромнее. Волна упала метров до двух, уже с трудом добираясь до фальшборта, но, компенсируя потерю высоты — стала «короткой», и теперь, вместо плавного подъема и спуска, корабли затрясло как в лихорадке, соответственно, экипажи немедленно позеленели. Каждому морю — свои радости.
До Таганрога шли уже без особых происшествий, сбросив ход и собирая в кучку растянувшийся конвой. Ночью, как обычно, корабли расцветали множеством огней, создавая приятную душе дорожку из светляков посреди черноты моря. Особенно впечатляла эта дорожка после улучшения видимости — сразу вспомнились ночные улицы моего города, с гирляндами фар автомобилей. Ассоциация, правда, не очень похожая — но кто эти ассоциации разберет, отчего они вдруг возникают.
Экипажи несколько оживились — теперь наши многочисленные пассажиры не только молились под палубами всем богам, но даже вылезали на нее, взглянуть на результаты. Вновь начались деловые разговоры, пока еще робкие, но быстро набирающие темп и градус южного темперамента. Народ сбрасывал напряжение — благое дело. Даже пара выбитых зубов этого стоили. Выкарабкались. Вновь прошли по лезвию, и вышли без потерь. Это дорогого стоит. Придем в Таганрог — поставлю крест на насыпной косе. Пусть он мне напоминает о том, что зарываться не следует.
Бухта Таганрога встречала нас лесом мачт. Патриотизм в душе расцвел буйным цветом, невзирая даже на яд сомнений, что места для новоприбывших может и не найтись.
Как не крути, но последнего, Таганрогского, зайца надо было пристреливать обязательно. Без разъяснений штабу планов на летнюю кампанию — уезжать к Петру нельзя.
Чтоб не создавать толчеи на рейде — отправил средиземноморские фрегаты разгружаться в Азов. В Таганроге на берег сошла только наша теплая компания плюс адмирал Крюйс с двумя помощниками.
В Таганроге появилась своя атмосфера. Теперь это уже был не просто форт, заполненный войсками и кораблями. Теперь тут начинал ощущаться гам портового города. Как грибы после дождя вдоль побережья высунули шляпки крыш многочисленные домики. Берега ощетинились разнообразными причалами, начиная от солидных, купеческих и заканчивая мостками в два бревна, о которые бились бортами пара рыбачьих лодок. Штабеля сложенных на берегу бревен, грязевое месиво, обозначающее дороги и украшенное завязшими телегами, с суетящимися вокруг мужиками, многочисленные дымы, частой гребенкой причесывающие низкие серые тучи. Город жил.
Нет ничего приятнее, смотреть, как частичка твоего труда обретает свою жизнь. Раньше задавался вопросом — зачем мы живем. А ответ на него так прост! Мы живем ради преумножения жизни. Ради того, чтоб наши дела обретали новую жизнь. Коли человек не породил новое — в умах ли, в сердцах, или просто своим трудом — он прожил жизнь зря. Говорят, надо вырастить сына, посадить дерево и построить дом. Так это программа минимум. Возродить расу, построить город, и посадить сад в пустыне, да еще, чтоб он там прижился — можно считать программой медиум. Ну а программу максимум, судя по писанию, продемонстрировал нам Всевышний — построив мир, создав все живое, и заселив мертвые камни, да еще так, что жизнь на них прижилась. Мы же по его образу и подобию? Значит, есть куда стремиться.
Медитировал, стоя на мокрых и скользких досках причала, под мелким холодным дождем, на разросшийся город. На душе было тепло, а промокшим ногам — холодно. Победил, как обычно, прагматичный организм, уведя упирающуюся душу в сытное тепло штаба. Вот и вся духовность.
В тепле и суете штаба думы приобрели новую направленность. А почему в штабе столько посторонних? Где собственно все начальство? Какого …! Найдите мне немедленно …! …
Особо раздражала довольная улыбка Крюйса — понимаю, что он радуется передаче меня, со всеми моими тараканами, по эстафете следующей жертве — но нельзя же делать это так явно! Посмотрел на Корнелиуса прищурившись, будто прицеливаясь. Он моментально все осознал и исправился, натянув на себя скорбную мину — вот что значит опыт.
Ну-с…, приступим.
На семь дней штаб южных флотов перешел в состояние цейтнота. Каюсь, некоторую роль сыграли неисполненные мной летние планы. Планов было громадьё — начиная от посещения крокодилов и до личной закладки Севастополя. Вместо этого все лето шлепал по волнам к Геркулесовым Столбам и обратно. В результате, мое чувство неудовлетворения делами несколько повлияло на восприятие штабной действительности, еще и усугубленной отвратительной погодой. Но они тут действительно «не так летали и не тем дышали».
Провел смотр кораблей, облазив выборочно несколько штук. Раздавал кнуты и пряники. Пряников было очень мало. Смотр команд, экипажей морпехов, хозяйства интендантов. Ревизия документации штаба, подведение итогов, раздача пряника и множества его антиподов. Пряник был действительно только один — маневры рядом с османскими городами черноморский флот провел на твердую четверку.
В конце недели штаб флота уже был готов к любым, даже самым немыслимым, авантюрам — лишь бы умилостивить своего адмирала. Так что, планы поддержки и снабжения наемнической кампании прошли без возражений. Под четкое «Есть!» и «Будет исполнено!». Посмотрим, может, действительно исполнят.
Таю и Ермолая эти дни практически не видел, они исполняли свой долг, как они его понимали, в войсках, окруживших Таганрог, и в лагере моряков, по-прежнему раскинувшемуся рядом с причалами и Константинопольскими складами. За медленную перестройку лагерей, кстати, отдельно взгрел портовых строителей. Денег им было отпущено явно больше, чем они тут понастроили. А за разбазаривание складов велел повесить двух кладовщиков, по результатам выборочной ревизии. Увы, приходилось быть жестким, бардак в Таганроге царил явный. Народ почувствовал, что скоро будет переселение флота, и под шумок начал запасаться сетями для ловли рыбы в мутной воде. Без крайностей было не обойтись, хоть Тая и придерживалась иной точки зрения. Ермолай, к слову, мои действия молча одобрил.
В день отплытия к Азову погода испортилась окончательно. Ветер задувал во все щели одежды морось, больше похожую на снег. Купец, который уже два дня уговаривал меня отплыть к Азову на его судне, которое все одно туда идет за припасами — повел себя странно. Для начала, уже когда мы все собрались на борту, и уже намеревались отдавать концы — он начал жаловаться на погоду, мол, боязно ему. В принципе, понять его боязнь несложно — судно у него было из бывших утят, выкупленное только этим летом и команда на нем была … эээ … разношерстная. Да и сама шнява сильно уступала фрегатам в мореходности. Тем не менее, два десятка километров от Таганрога до устья Дона можно даже на шлюпке проскочить, невзирая на плохую погоду. Шнява имела еще и то достоинство, которое собственно меня и подкупило, что могла свободно подняться до Ростова на Дону, вычеркивая из перехода сухопутный участок.
Далее странности только нарастали. Купец проверил товары в трюме, взвалил дела на приказчика и раскланялся с нами, сообщив, что он остается. С одной стороны — ничего необычного, купцы нередко так делают, особенно имея несколько кораблей. А с другой стороны — необычно это, зазывать на совместный переход а потом «спрыгнуть с подножки». Подозрительно.
Моя паранойя выглянула из глубин души, поводя глазами и предлагая заглянуть в трюм.
Заглянул. Горящих фитилей не обнаружил, а разгребать наваленные тюки и короба — это на день работы минимум. Паранойя погрозила мне пальчиком и напомнила, что бывает с самоуверенными типами. Потом мы с ней сели в трюме, аккурат под кормовой отдушиной, выдернули из отдушины чопик и закурили одну трубку на двоих. Приходила Тая, звала на палубу, махать платочком уходящему в дымку Таганрогу. Сделал вид, что на меня накатило — теперь меня точно не побеспокоят и можно подумать спокойно.
Отбросим все естественные причины — мою паранойю интересует только злой умысел. Рядом с городом со шнявой ничего сделать не рискнут — думаю, всем будет спокойнее если наш кораблик просто исчезнет на маршруте. Пираты? Возможно, но довольно сложно — слишком много ртов потом придется затыкать. Бомба? Более вероятно — тогда становится понятен подбор команды. Такую команду купец для работы взять поостерегся бы, а вот смертников на один раз — самое то. Буду исходить из бомбы с замедлителем ориентировочно на час. Как именно сделали замедлитель — интересно чисто теоретически, сам могу десяток придумать, начиная от тлеющей трубки до часов с электрозапалом от Константинопольских бомб. Ради интереса прошелся еще раз по трюму. Прислушивался. Принюхивался. Зря тут накурил, теперь непонятно ничего. Ну и ладно.
Поднялся на палубу, присмотрелся к капитану. На фанатика не похож, скорее похож на растерянного юношу, которому первый раз доверили управлять судном самостоятельно. Мдя. Смертнички.
Прошел к румпелю, с которым боролись два матроса
— Поворачиваем в Тагонрог, капитан. Погода сейчас окончательно испортиться, у нас только и осталось сроку до бухты вернуться. Не будем море гневить самовольством.
С опытным капитаном этот трюк у меня бы не прошел, ведь видно же, непогода на убыль склоняется:
«После шквала дождь пойдёт,
значит — скоро шквал пройдёт».
Но в данном случае «морской волк» только и искал, на кого бы спихнуть ответственность. Вытащил из внутреннего кармана наручные часы, прикинул время, спрятал их обратно, в очередной раз обновив зарубку в памяти — сделать настоящие «командирские» часы, не боящиеся воды и грязи. Успеваем, если конечно права моя паранойя.
Причал Таганрога заливали косые струи дождя. Принять швартовы — дураков не нашлось, тем более, на купеческих причалах. Собаки и те прятались под ступенями многочисленных крылечек домов, облепивших эту часть берега. Сказать команде, что на корабле, возможно, заложена бомба? Зачем? Так это или нет — вилами по воде, есть способы и попроще.
— Капитан! В честь избавления от непогоды, ставлю команде бочонок медовухи в корчме. Всех зову!
Ну вот, сразу стал «отцом родным». Выдал боцману червонец — невелика команда, им и червонца упиться хватит. Как и предполагал, вахтенные плюнули на свои обязанности, и шнява обезлюдела. Задержал только капитана, мол, раз распустил свою команду — ему за судно и отвечать. Не мне же, в конце концов.
Но с корабля капитана увел, предложив ему посидеть под навесом в конце причала перед складами. Так сказать, поговорить о жизни.
Двух своих морпехов отправил искать нашего сбежавшего купца — уж очень хотелось посидеть под навесом вместе с ним — посмотреть на море, изъеденное оспинами ливня и сморщенное ветром. Эта картина навевает думы о вечном.
Время тянулось медленно. Дождь отстукивал по навесу мгновенья, а они все не кончались. Общие темы с капитаном у нас быстро исчерпались, и теперь мы сидели молча. Тая рядом куталась в платок, отметая все мои настойчивые предложения спровадить ее в наш временный домик при штабе, где мы жили всю эту неделю. Ермолай ходил вдоль навеса, подозрительно посматривая в мою сторону. Еще минут 10 и он насядет на меня с дурацкими вопросами.
Может, у этих пиротехников часы сломались? Замедлитель отсырел? Ну нет, пойти на такое дело и не проверить все три раза — так плохо о противниках думать не стоит. Однако уже больше часа с момента отплытия прошло — мы же скоро к Азову доплыть должны! Кто у этих заговорщиков стратегию разрабатывал?! Бездари! Уже минут 15 как должно было рвануть! Они явно силу и направление ветра в расчетах не учли.