И не только он.
Все присутствующие смотрели на царевича очень странно. Впрочем, этого Штирлица в местном «гестапо» любили и ценили, и даже бы поздравляли с 9 мая, если бы знали, что надо.
И они из холла этажа отправились в прилегающую к нему просторную комнату, где расположилась группа столиков с макетами.
Алексей остановился у ближайшего и, упреждая возглас родителя, произнес:
— Это тримаран.
— Что? — переспросил царь, явно первый раз слыша такой термин.
— Тримаран. Видишь — три корпуса. В НИИ Моря несколько лет вылизывал корпус с тем, чтобы получить наилучшие обводы. Ради улучшения скорости они пожертвовали очень многим. И если с какими-то вещами еще можно мирится, то с потерей остойчивости — нет. Поэтому эти два поплавка и добавили. Начали обкатывать все на моделях. В рамках опытов сделали сплошную обшивку перемычек вот такого необычного профиля. И внезапно выяснилось, что с повышением скорости он немного вылезает из воды словно бы приподнимаясь. От чего скорость еще чуть вырастает.
— Сильно?
— Мы пока не умеем нормально экстраполировать. НИИ Моря ожидает не менее двадцати узлов средней скорости на дальних переходах. Но пока не проверим — не узнаем. Теоретическая база пока у нас очень слабая.
— Ясно, — покивал царь. — А паруса чего такие странные?
— Это бермуды. Наши моряки в бассейне Карибского моря их видели. В НИИ Моря их опробовали и пришли к выводу, что это очень хороший вариант для такого корабля. Эффективные, удобные в постановке и уборке, требующие минимального количества рабочих рук и, как следствие, экипажа. Более того — их можно намного проще и легче всего механизировать с помощью лебедок как ручных, так и паровых.
— Чтобы уменьшить экипаж?
— Да. Разумеется. — кивнул Алексей. — А это вес как самого человека, так и его вещей, продовольствия и так далее. Поэтому и такие паруса. А чрезвычайная устойчивость тримарана позволило поднять мачты очень высоко. Если их развернуть «бабочкой», вот так, то считай получается гигантский прямой парус для попутного ветра. Если же его нет, то можно обычным образом маневрировать. В любом случае — парусность для столь легкого кораблика удивительная.
— А это что? — спросил Шереметьев, указав на кусок «какой-то скорлупы», что лежала рядом с тримараном на столике.
— Мы не так давно все ж таки получились эпоксидную смолу. Пока в лабораторных условиях. Это клей с удивительными качествами. Он позволяет выклеивать из ткани вот такие скорлупки, — произнес Алексей и взял со столика кусок материала, протянув отцу.
Тот его покрутил в руках.
Взвесил.
Попытался сломать, удивленно присвистнул.
— И что, в воде не размокает?
— Нет.
— Гниет?
— Не. Только наполнитель, но крайне медленно и плохо.
— А обрастание?
— Сама по себе эпоксидная смола для обитателей морей не съедобна. То есть, нарастать не должно. Но в НИИ Моря предложили вариант покраски той самой ядовитой зеленой краской корпуса. Замешивая ее на эпоксидной смоле.
— Интересно… интересно… — произнес Петр, прогуливаясь вокруг тримарана.
Кроме него, впрочем, это все было никому не интересно. Во всяком случае не более, чем как очередной занятной новинки.
— И для чего такой корабль дивный? — задал вопрос Василий Голицын.
— Для почтовой связи с удаленными землями. Именно по этой причине скорость во главе угла. По самым скромным оценкам от Риги до берегов Аютии он должен будет достигать быстрее, чем за месяц. Возможно сильно быстрее. Но это пока, увы, не ясно.
— Ого! — ахнули все присутствующие, знающие прекрасно тайминги движения кораблей по этим направлениям.
— Хотя такие «гончие» можно использовать и для разведки. Вот только в бой совать их нельзя — они вряд ли в состоянии стоять под огнем противника…
Прошли к следующему столику.
Потом еще…
Где-то еще часа три они ходили между этими и другими макетами.
Алексей, готовясь к этому заседанию Нептунова совета решил расстараться и устроить маленькое шоу. Начиная с места проведения и заканчивая форматом. Поэтому люди и ходили, смотрели, обсуждали, дискутировали…
Здесь ведь стояли не только корабли. Отнюдь, нет.
Много всего.
Например, «коллекция» макетов перспективной паровой техники автодорожной. Это они за пару месяцев перед этим сели с Кириллом и попытались «пофантазировать». На деле-то Алексей пытался что-то нужное вспомнить, давая брату ухватиться за идею и ее развить. А потом «искренне радовался» за то, как ловко он все придумывает…
Параллельно обсуждали вопросы глобальной политики.
Все четыре.
Первым шел Дальний Восток.
Цин хотели мира, но договор не клеился, ибо они желали вернуть status quo, то есть, откатить все к ситуации до войны. Что не устраивало уже Москву. Петр бы согласился. Алексей же хотел получить земли по Амуру до самого моря и прочие «привычные ему российские владения» Приморья. Для Цин же такие требования казались перебором, несоразмерным успехам России в войне.
В Аютии ситуация просто висела в воздухе. Сил производить вторжение в Бирму у местного правителя не было, а закрывать войну в формате status quo не хотелось. Как и воевать за местных с непонятными перспективами российских интересов.
А там еще с Кореей начались переговоры…
Второй вопрос был связан с Персией и Индией. С последней мал-мало все шло нормально. Союзники в государстве Маратхов, на которых сделала ставку Россия, укреплялись без явных эксцессов. А вот в Персии все выглядело крайне непросто.
Критически.
Это вторжение пуштунов при поддержке арабов и великих моголов всколыхнуло общество страны. Этнические персы не любили ни тех, ни других, ни третьих. В особенности арабов. А тут такой всплеск поводов…
Что с сплотило персидские элиты с тюркскими.
В то же время — поражение под Кандагаром было чудовищным репутационным ударом для правящей династии. Равно как и осада столицы со спасением ее русскими.
Сложнейший такой мировозренческий кризис.