«И отдал Богу свою маленькую душу».
Евангелие для меня всегда было средством не прийти к чему-нибудь, а предостеречься ото всего, кроме него.
Роковое заблуждение Ницше, будто наступило засилье интеллекта и надо спасать инстинкты.
Относят к числу бестселлеров злопыхательского толка.
Одна из самых неуважаемых мною добродетелей: догадливость и сметливость.
Вести звездный образ жизни, т.е. более или менее сиять, иногда падать и пр.
Не придавать этому никакого успокоительного значения.
Я люблю дебелых, я дебелогвардеец. Вакханка-пулеметчица.
Надо все называть полностью. Например, Наримановскую улицу во Владимире называть: улица Наримана Кербалая Наджаф-оглы Нариманова.
Сделать несколько стахановских телодвижений.
И еще угораздило родиться в стране, наименее любимой небесами.
Поэтессы салонные, площадные, уличные, бульварные, скверные и подъездные.
Когда умчат тебя составы преступлений. Жирный, как шрифт.
Можно извратить существо любого дела. Давайте мне любое существо любого дела – и я у вас на глазах его извращу.
Пришедший к абсолюту, т.е. с этих пор обреченный ни разу не поковырять в носу или почесать в затылке.
Постепенное превращение подкидыша в найденыша.
Мужчина с несущественным характером.
Колумб едет, едет и натыкается на Соловецкие острова.
Вооруженщина.
Слишком все это затянулось. Затянулось, как лобзанье.
Подошел к осине. – Дрожишь? С тех пор все? Ну дрожи, дрожи.
Как вспомнишь, что есть нечего, так смех берет.
Вот еврей – виноват в том, что он еврей. Француз заслуженно родился французом. А быть русским – это легкая провинность.
А она говорит: я люблю только социально опасных мужиков.
Заметный рост банкротских настроений.
Почему я такой большой дядя, а веду себя, как маленькая тетя?
И как жаль, что у нее только две коленки!
Я, если мне заглянуть вовнутрь, напичкан экстравагантностями, но чудаком меня никто не назовет.
Вот какие мы разные. Крот погибает уже после 14-часового голода. Зато клещи могут по нескольку лет совсем не есть.
Анекдоты: жених, чтоб развеселить публику на свадьбе, нахлобучил на голову чугун и не смог снять. Доставлен в больницу. Диагноз: «голова в инородном теле». (Было.) Вот и у меня так: голова на инородном теле.
«На волнах мистики» в «омут порнографии».
«Катя идет, как пишет. Одной ногой пишет, другой1 зачеркивает».
Правда, к тому времени из меня уже будет струиться песок, ну так что же, должно же из человека что-нибудь да струиться, пусть не из души, так хоть откуда-нибудь.
Меня еще спасает то, что каждый из них – один, а меня много.
В апреле, в больнице: один интеллигентик-шизофреник спрашивает ни с того ни с сего: «Вениамин Васильевич, а трудно быть Богом?» – «Скверно, хлопотно. А я – то тут при чем?» – «Как же! Вы для многих в России – кумир».
Баба должна быть совершенно натуральной: понятливой, но одновременно глупой и многогранной. Т.е. быть и тонкой, и толстой, и слепой. И двенадцатиперстной.
Я такой безутешный счастливчик в кругу этих неунывающих страдалиц.
Не хочу быть полезным, говорю я, хочу быть насущным.
Она по размерам и роскоши превосходит Версаль.
Я бы пропил все сокровища Оружейной палаты, оставил бы только булыжник.
Всю жизнь здесь лежу – но зато бесплатно– у врача спросил: сколько еще лежать? «Пока не подохнешь – бесплатно».
Хочу быть самым мыльным из всех пузырей.
Что ж, и я Россию люблю. Она занимает шестую часть моей души.
Я, например, считаю, что если на Францию правильно глядеть – то она расположена справа, а Германия – слева.
Почему это я должен быть приятным? Даже и в новой Конституции нет такой статьи – быть приятным.
Если и стрелял, то только глазами стрелял, если кто острое-доброе скажет. Если и вешал, то буйну головушку на грудь. И топил если, то горе свое в вине топил. И правду-матку резал, а больше никого не резал. А если иногда и насиловал – то разве что факты в угоду предвзятой идее. И т.д.
Междометия – самые старые из человеческих выражений, поэтому их надо уважать. «Ой» и «тьфу» намного старше Добра и Истины и следовательно почтеннее намного.
Бертран Рассел, побывав в России в 20 г., обратил, во-первых, внимание на ненавистнический догматизм в большевистских взглядах: «это сулит миру века беспросветной тьмы и бесполезного насилия».
(Рассел, «Практика и теория большевизма», 1920 г.)