— Боги отвернулись от нас — перешёптывались воины, а Сантор в первый раз за последние годы почувствовал предательский холодок и нерешительность — исход схватки не сулил доброго: "путник" спутал все карты и развеял в одночасье миф о силе и необузданности волосатых и ЕГО права на трон. Сантор лихорадочно перебирал в уме всевозможные варианты, криво ухмыляясь — ведь он сын Перисада!
"Нужно воодушевить упавший боевой дух воинов и немедленно", — решил он, "иначе страх съест его воинов до начала сражения. А страх — хуже всего. Страх — самоубийца и враг, подкрадывающийся, норовя взнуздать жизнь и пределы ойкумены… И, этот "путник" — как не вовремя он появился и не кстати"…
Если бы в этот момент Сантор обернулся в сторону брата Нритана и сарматского вождя — высокого и ладно скроенного воина, то решение не замедлило себя ждать… И было от чего: сармат, нашептывал что-то на ухо "брату", и услышь это "что-то", Сантор — судьба обоих решилась мгновенно. А говорил сармат следующее: — Брат, держись меня. Сражение уже проиграно нами. Не нужно было устраивать эту схватку. Скифы теперь будут сражаться как звери. Я конечно попытася взять главный приз — голову путника, но кто знает… его словно оберегают все боги… там где он, там — победа. Я сомневаюсь теперь в нашем предприятии… потреплем мы их, конечно же здорово, но — сарматский вождь покачал головой… — Если наши ряды дрогнут, скачи за мной вон в тот лесок. — Нритан кивал "брату", словно они обсуждали план предстоящей битвы. Он так-же тихо зашептал. — А ты уверен, мой брат? — Сармат выдавил улыбку. — Сегодня не наш день, я чувствую это. Шансы на победу низки. Этот "путник" спутал всё Сантору, а если скифы знают о наглой смерти Крона, то нам несдобровать. Я привёл своих воинов в надежде потрепать хорошенько Зиммелиха и показать силу моего народа… Так или иначе, скифы обречены; пройдёт время — вспомнишь мои слова, но не сейчас. Надежды на победу мало, но мы потреплем их изрядно. Мы потреплем скифов. А потом, а потом будем ждать, и собирать мою армию во всех пределах ойкумены. Скифы слабеют с каждым годом, а мой народ усиливается. Жаль, что не пришли пять тысяч моих союзников, верно, их остановил клятый Ассей. Он и Зиммелих — словно два демона степи. Сегодня брат, главное — уцелеть. — Нритан закивал, соглашаясь и испытывая страх, а молодой царь сарматов, продолжил: — Береги себя брат, наше время ещё придёт, а вот звезда Сантора закатывается. — Сарматский вождь боковым зрением перехватил вопросительный взгляд Сантора и громко закричал: — Санторе, нам пора атаковать. Нельзя ждать! Будущий царь Боспора утвердительно закивал и приосанился, — приподнялся в седле. Голос уверенно загремел: — За мной мои воины! Правый и левый фланг на месте, центр за мной! За мной!
Сармат издал воинственный клич и двинулся вперёд, понимая замысел Сантора: — нужно разрядить обстановку и вселить уверенность в воинов; мысленно похвалил Сантора, и подозвал Ватона и вождя алан. Сантор, кратко и властно, без запинок отдавал последние указания: — Ты, Ватон с царём сарматов и Нританом, выдвигайтесь вперёд. Начнём со встречного боя. Ваши пять тысяч конницы должны показать нашу неустрашимость и обратить врага в бегство. Правый, левый фланг и пехота — остаются на месте и ждут моего рожка. Только по нему начинаем основные действия. Передать мой приказ всем моим воинам., Ясно? — Ватон утвердительно кивал, воодушевляясь уверенностью, с какой изъяснялся Сантор. — Да, мой царь, — говорил он, — я согласен с тобой, но ты, останься здесь. Твоя жизнь много весит для нас и не нужно пока рисковать. Твоё время ещё не пришло.
— Да, мой верный Ватон, — Сантор, поправил боевой шлём. — Я возглавлю резервный полк. Когда мой рожок пропоёт трижды — я введу полки и сомну их… Всё! Ведите воинов и покажите начало нашей неумолимой победы — он вздыбил коня и громко закричал: — Вперёд мои воины! Мы победим! Вы будете щедро награждены. За головы моего брата, Зиммелиха, царя Ассея и "путника" — самые щедрые награды! Вперёд мои неустрашимые воины и богатыри. Нас ждёт победа!
На стороне Сатира в ответ заиграли рожки Ассея и Зиммелиха… Словно невидимый дирижёр отдал команду музыкантам: тысячи стрел, затемняя утреннюю свежесть сентябрьского дня, ливнем полились с обеих сторон. Правый и левый фланг обеих армий остались недвижны… Братья, незримо чувствуя ситуацию, приняли одинаковые решения.
Сантор презрительно искривился и подумал: "Мы с братом одинаковы в своих решениях, но не в целях".
Началось: — встречным боем тяжёлой конницы. Сантор повернул коня и направил его к возвышенности… Сражение началось, но в душе всё равно оставался осадок: начало битвы, тщательно выстроенное и спланированное, испортил один человек — "путник".
— Слава Сантиру, царю Боспора! — раздался рев воинов, заглушаемый гулом копыт и взъёрошенной пылью Апи.
С другой стороны прогремело: — Слава Сатиру, царю Боспора! — Сантор многозначительно ухмыльнулся своим советникам и военачальникам, вселив в них уверенность, а про себя заметил. "Ватон прав: нельзя мне сломя головой идти вперёд… Велика цена победы. В нужный момент я переломлю исход сражения. Уж в чём, но в трусости меня никто упрекнуть не посмеет". Он пристально вгляделся в сближающиеся армии и удовлетворённо зацокал языком. Сармат и Ватон, впереди своих частей уверенно вели конницу к врагу, а в центре поля ожидал одинокий всадник со стягом царя всех скифов — Зиммелих. Он так и не возвратился назад — к своим. Зиммелих уже вложил лук в горит и, прикрыв левое плечо спинным щитом, ожидал первых всадников, выставив копьё и взяв в левую руку акинак. К нему торопились свои: — Сатир с поднятым мечом, царь Меотиды — Ассей с неизменной секирой. Зиммелих встретился глазами с возбуждённым Сатиром, заняв свое место справа и послал коня в мах. Долину огласил рёв скифов — Урра! — символ восхищения отцом Хораса — слепящим диском "РА"! Полк сарматских катафрактариев, ведомый "братом" Нритана, вошёл в неприятеля как нож в масло, нанизывая скифов на длинные копья… Схлестнулась сила с силой, воля с волей, ненависть с ненавистью, подлость с гордостью и честь и честью…
Напряжение не спадало. Сантор щурился, всматриваясь в происходящее на равнине. Хорошо был виден Сатир в окружении скифской гвардии. Брат рубился как богатырь, часто бросал короткие взгляды по сторонам. Он искал брата и не находил, а рядом маячила высокая фигура воина золотой тиары — Зиммелиха. Его окружили и отсекли… Левее, попав в окружение сармат, ожесточённо рубился неукротимый и доблесный Ассей…
Ватон смял сотни скифовской конницы; сарматский царь, отбросив щит: — направо и налево рубил и колол врагов — ненавистных сколотов и приближался к Зиммелиху, оттесняя всех, не боясь смерти и, держа позади брата — Нритана.
Рубка с переменным успехом и, это не могло не радовать Сантора… Советники не переставали бросать нетерпеливые взгляды, но он был спокоен и непоколебим. Один из тысячных, взмолился: — Пора царь, пора трубить!
— Нет! — Сантор отмахнулся, не переставая следить за ходом сражения. Подозвав трубача, сухо отдал приказ… Не ошибся он и на этот раз.
Рог Сантора пропел одновременно с рогом Ассея. Правый и левый фланги обеих армий двинулись навстречу. Теперь в сражении вступили все силы, за исключением резервного гвардейского полка Сантора. А, Позади, него, в яру, заржали нетерпеливо кони. Сантор грозно закричал: — Стоять! Ни шагу вперёд, рано! — Многотысячный рёв снова взорвал тишину: обе армии вошли в тесное соприкосновение…
Сражение продолжалось несколько часов и не выдавало перевеса ни одной из сторон. Сантор наконец решился и торопливо подозвал трубача. — Труби, вводим второй и третий эшелон. Резерв остаётся на месте…
Скоро, рядом с ним остались только его командиры резервного и отборного из лучших сарматских и боспорских воинов. Осталось самое тяжёлое — ждать и не упустить момент, когда противник вымотается и тогда — вводить резерв. Он попробовал отогнать нехорошие мысли и отвлечься, но не получилось. Образ Магиры ненадолго вспыхивал перед глазами и погас, растворяясь в шуме битвы и напряжённом ожидании. Сантор сжал до хруста пальцы и вытер выступивший пот… Его брат ввел все резервы. Он прошептал про себя. * Я отмщу за тебя моя жена. Отомщу. А в твою честь выстрою величественный храм богини Артемиды. Моя богиня!*
Когда центр его армии начал проваливаться под натиском Зиммелиха, Сантор с жаром потёр руки и обрадовался. — Дрон — глупец! — сказал он своим офицерам, — царь Дрон — глупец, — повторил он, не обращая внимания на недоумевающих командиров и, пояснил: — Дрон оголил правый фланг и бросил своих воинов в мясорубку и кашу. Он глупец. Сейчас мой брат завязнет там, а мы разобьём их левый фланг. Это то, чего я ожидал. Слава Зевсу! — Сантор просиял, не скрывая радости… Образ танцующей Магиры ярко вспыхнул и взволновал… Она обворожительно кружилась в танце, покачивая бёдрами и протягивала к нему свои прелестные руки и танцевала, маня за собой к левому флангу брата. Сантор улыбнулся ей, не обращая внимания на своих офицеров, подозрительно глядящих в его сторону. Он с жаром потёр руки, решительно надел золотой шлем с серебряными нащёчниками и скомандовал: — Труби! — Трижды взыграл рожок. Из яра донеслись короткие команды тысячных, нетерпеливое ржание боевых лошадей и гулкий топот мызыки победы. Резервный — пятитысячный полк в полном боевом построении, — клином, вышел из балки. Сантор, погнал коня и занял подобающее ему место — впереди. Его резерв, под начавшие испуганно петь скифские рожки, взял быстрый галоп и клином птиц устремился к левому флангу брата.
Сатир:
Кобылица Дрона нетерпеливо пряла ушами и рыла копытами землю. Всадник сдерживал и себя и своего боевого коня, не сводя глаз, с идущей в центре долины реки Фат сечи. Он, как равно и Токсарид, нетерпеливо ожидали сигнала к началу боевых действий. Дрон покусывал непрестанно губы и бросал косые взгляды на усмехающегося в преддверии сражения, бывалого полководца и царя — Токсарида.
— Сейчас Дроне. — Токсарид застегнул шлем и заправил бороду под доспехи. — Сейчас Дроне — повторил он и спокойно, не торопясь, надел боевые рукавицы.
Саму битву встречного боя разглядеть не так то просто. Мешал диск слепящего бога и облака пыли, не успевшей осесть. Пыль, наконец, рассеялась и это утолило нетерпение царя будинов: на равнине шёл равный бой. В гуще сражавшихся то и дело мелькала высокая фигура царя всех скифов и его тиара, а невдалеке яростно отбивающегося от "длинноголовых" — Сатира. Бой шёл с переменным успехом. Воины Ассея потеснили врага и вырвались несколько вперёд. Ассей буднично размахивал боевой секирой и наносил удары дротиком, отпустив поводья "Рассвета", цепко обняв круп коня ногами. Дрон всегда восхищался таким искусством царя Меотиды. Так, как это проделывал Ассей, умели многие, но, — не теряя равновесия и буднично — спокойно, мог только один — Ассей. Подобная техника была довольно сложна и опасна для всадника. Всегда есть риск потерять управление лошадью и пропустить встречный или боковой удар, но Ассей не бравировал своим боевым искусством ни перед кем. Со стороны могло показаться, что конь и всадник — одно целое. Некое мифическое животное — кентавр получеловек-полуконь
Дрон дрожа, снова вопросительно поглядел в сторону Токсарида. Царь утвердительно закивал: — Да, Дроне. Я тоже считаю что пора. Сейчас затрубит рог Сатира.
Оба полководца — царя, не сговариваясь, развернули коней в сторону своих воинов и потянулись за рожками. Токсарид, что духу, закричал: — Воины, Мы начинаем! Держитесь свободно и смело глядите врагам в лицо. Не напрягайте ваши руки до непосредственного столкновения. С нами Папай и Апи! С нами Крон, верховный жрец семи народов и сын степей — "путник"! Луки — наизготовку.
Войско шумно выдохнуло и проорало:. — С нами Папай! — Токсарид поднёс рожок и в этот момент раздались два призывных коротких звука рожка Зиммелиха.
Затрубили они одновременно: — царь будинов и царь северных скифов и послали коней в мах. Дрон бросил поводья, как учил его Ассей и обхватил сапожками круп кобылицы; копьё приторочил к специальным уключинам на крупе и выхватил лук. Он уже не тот мальчишка, что терялся в сражении под Тирой. Он изменился: стал спокойнее — взгляд не метается из стороны в сторону, появилась уверенность в себе и своих силах. Сейчас он ведёт свои полки как скифский царь — впереди, а позади — шесть тысяч его голубоглазых воинов. Противник приближался, но Дрон встревожился:.. впереди-справа, где рубился Зиммелих со своими воинами, начал проваливаться центр. Царь всех скифов ожесточенно сражается с превосходящими силами сарматов и отступает, нарушая боевой строй и создавая угрозу войску Сатира, а помочь, не могут ни вырвавшийся вперёд всех Ассей, ни Сатир. Клин сармат провалил центр и рассекал войска, создавая угрозу окружения… Дрон, едва перекрикивая шум битвы, закричал скачущему рядом, своему тысячному: — Я иду в центр! Я иду в центр и отсеку сарматов, а ты веди три тысячи с Токсариду. — Офицер Дрона, выполняя замысел и приказ своего царя, приблизился, и, на скаку закивал и вырвал рожок. — Мой царе, — прокричал он, — но ведь приказ был другой!
— К чёрту приказ, — Заорал Дрон — исполняй! Если сарматы разрежут весь центр — нам хана!
Офицер, побледнев, отошёл в сторону и поднял копьё со стягом, указывая направление. Его крыло отделились от Дрона и начало уходить влево. Токсарид в злобе помахал кулаком царю Будинов и указал вперёд. Дрон не стал отвечать, он указал рукой в сторону Зиммелиха… Токсарид поднял копьё и взмахнул, соглашаясь. "Иди Дрон".
Жизнь Зиммелиха на волоске. Его и несколько десятков скифов отсекли от основной массы и взяли в плотное кольцо, никого не подпуская. До сих пор это называется — "карусель".
Только теперь это используют вертолётчики.
Царь всех скифов яростно отбивался от наседающих сарматов и уклонялся от града стрел. Среди врагов был такой же высокий, как и он — вождь сарматов и он приближался.
Дрон прикинул расстояние и в бессилии плюнул, грязно ругнувшись. И тут, словно молния — мысль о соревнованиях лучников на празднике у царя Ассея — "Ольвийский выстрел" Одноухого. Память ожгла естество: Дрон задрожал от охватившего волнения.
А царь всех скифов и вовсе оказался в трудной ситуации. Его воины, падали под стрелами, закрывая царя, а торжествующий сармат — в двадцати локтях. Дрон закусил губу до крови и с остервенением вырвал лук. А рядом, в пяти — шести скоков — враг. Дрон опустил лук и метнул копье, куда-попало… Встречное — скользнуло по доспехам. На раздумья времени больше нет…
В тот момент, когда кобылица, перескакивала через врага, он, не задумываясь более, пустил стрелу. Она описала дугу, прошла мимо самого лица царя всех скифов и вонзилась в доспехи сарматского катафрактария (рыцаря). Вождя сармат мигом закрыли и… этого мгновения оказалось достаточно для Зиммелиха. Он отбил два встречных удара и свалил одного из нападающих, а потом сумел прорвать кольцо врагов. Спустя мгновенье, — кинул благодарный взгляд в сторону уже сражающегося Дрона и потряс мечом… В другое время царь будинов был бы рад и своему выстрелу и благодарности царя всех скифов, но не сейчас. Он яростно отбивался от наседавших врагов обеими руками, как учил его Ассей и прокладывая дорогу к Зиммелиху. В какой-то момент он поймал себя на мысли и удивился. *Он и кобылица — одно целое, а воинским искусством он занимается всю жизнь, с самого детства, словно это не война, а повседневная привычно-изнурительная работа земледельца или кочевника- пастуха, а он просто плывёт по жизни и не думает ни очём.* Удар меча сотряс доспехи. Боль пронзила плечо… Дрон ухмыльнулся и превозмогая боль, заработал в полную силу.
Тертей отдавал последние указания тысячным, а тем временем всё внимание воинов приковано к высокому человеку с белыми, как снег волосами, — брату царя всех скифов. Наёмники и сколоты переговаривались, комментируя схватку "путника" с "волосатым".
— У вас, скифов, появился — доказывал спартанец — не просто богатырь, но и соперник царю всех скифов.
— Он станет верховным жрецом народов — спорили фракийцы. — Только верховный жрец мог остановить волосатого.
— Путник отказался от короны — со смехом возражали скифы и рассказывали тирскую историю, но и тем и другим всё не верилось в то, что довелось увидеть. "Волосатый" уклонился от единоборства, что казалось очень странным, непонятным и загадочным. Волосатое чудовище отказалось сражаться. Они все видели, как оно, огромными прыжками стремительно пересекло долину, вселив в них немалый страх, и направилось в сторону гор, к лесу. Брат Зиммелиха скоро вернулся с тысячным — Волком и сейчас находился рядом с Тертеем, внимательно вслушиваясь в последние распоряжения и наставления офицерам.
В центре начали сближение полки Зиммелиха и Ассея, во главе с Сатиром. Сатир, по-скифски — впереди войска, вёл всадников. Тертей торопливо и сухо повторил: — По рожку Сатира мы начинаем выдвигаться. Никакой спешки и никому не вырываться вперёд. На расстоянии выстрела из луков, твоя полутысяча конников, Волче — стремительно начинает атаку. Пешие лучники прикрывают конницу. Стрел не жалеть. Твоя главная задача Волк — сдержать удар клиньев конницы Сантора. Далеко не заходить. У врага преимущество в коннице. Его цель обратить нас в бегство и прорвать наш фланг. Повторяю ещё раз: враг не должен догадаться, что мы заманиваем его в ловушку. Далее, — пешим полкам: — ни в коем случае не паниковать. В случае окружения вас конными сотнями, образовать круг и закрываться двумя, тремя рядами щитов. Ваше основное оружие — луки и копья. Враги будут кружить вокруг вас и методично обстреливать. Что делать в ближнем бою вы знаете и без меня. Старайтесь целить в лошадей. Раненных не добивать. Важно — выиграть время и продержаться. По моему рожку, а я буду трубить долго, — начинаем отход. Твоя тысяча, — Тертей указал на одного из командиров, — имитирует панику и начинает отступать. Отступать с наименьшими потерями, не сломя голову. Глупые жертвы мне не нужны. Отступление — не менее важное искусство, чем атака. Когда первые достигнут реки, выстроиться в боевые порядки. Места в леску у реки, где нами оставлены копья и струги, вам известны. Там мы и дадим окончательный бой и сломим Сантора. Те, кто позорно обратятся в бегство, — Тертей обвёл жёстким и колючим взглядом командиров. Офицеры выдержали тяжёлый взгляд, и Тертей продолжил: — Я отрублю ноги и брошу издыхать здесь. — Он ухмыльнулся, — ежели останутся, живы к тому времени. Плата для наёмников немалая, вы знаете все о том. И — живым и — мёртвым. На этом всё. Отправляйтесь к своим воинам. — Полководцы понятливо закивали. Один из них, с косым рубленым шрамом через пол-лица, коренастый грек спросил: — Тертее, а если в центре замешкаются, что делать?
— Ты уже струсил, воине? — Тертей в упор поглядел на македонца. Тот не отвёл глаз, лишь на лице побагровел шрам. — Я был под Тирой, Тертее и сражался до конца, хотя чудом выжил. Три луны я не поднимался. Я — боевой офицер и видел немало. Ты оскорбил меня.
— Если ты хочешь сразиться со мной македонец — оборвал его Тертей, — то после битвы, но не сейчас. А на твой вопрос тысячный я отвечу. В центре не замешкаются. Я уверен в том. — Тертей улыбнулся и протянул руку офицеру. Тот несколько смягчился, а скиф добродушно сказал: — Я не привык спасаться бегством, как и ты. Возможно, мы встретимся с тобой — в другом мире, где живут боги. — Тертей расхохотался, а македонец пожал руку командующему и как бы, между прочим, невзначай, заметил: — А шрам на лице, я получил от тебя, когда мы бились по пояс в водах Тиры. Меня спасли тогда боги. Нашли меня ниже по течению.
— А я, — Тертей указал на свою грудь, — от тебя. Меня тоже нашли вниз по теченью. Твои воины сражались храбро, македонец. Именно потому, я поставил тебя тысячным. Да, тогда мы сражались по разные стороны, и мне пришлось бы туго, если бы не Степан, ведь воины твоей сотни, сражалась как львы. — Тертей улыбнулся изумлённому греку. — Да, я тебя сразу узнал, но не подал виду. Вот закончим битву и тогда воздадим хвалу богам и напьёмся вина. — Македонец раскатисто грохнул хохотом, а за ним и остальные офицеры. Путник, до толе молчаливый, громко сказал и услышали его не только командиры, но и первые шеренги воинов. — Для меня честь сражаться рядом с вами, воины разных народов.
— А для нас тоже честь, сражаться с тобой, скифе — не остался в долгу македонец и вскочил в седло.
— Хорсиле, займи своё место, а мы сейчас — сказал Тертей и подошёл к Степану. — Тебя, Степане многие из нас считают нашим Папаем. Той тризны по тебе было достаточно для нас. Я боялся, что мой ученик натворит глупостей во время похорон, но всё обошлось. Зиммелих смог взять себя в руки.
— Какой из меня бог, Тертее — усмехнулся Степан. Я такой же человек из мяса и костей, и я просто устал за это пять лет. Сегодня — последняя моя битва.
— Сомневаюсь — ответил Тертей. — Я видел тебя обнажённым ночью, Степане. — Путник бросил мгновенный взгляд на командующего флангом. — Значит, ты многое понял. — Тертей кивнул. — Тебе туго пришлось брат моего царя. Твоя голова стала белой, спина исполосована кнутом, а на ноге тавро раба. — Степан вздрогнул и побелел. — Да, Тертее. Не знаю, зачем говорю тебе. Больше пяти лун мне пришлось быть в положении раба. Слишком велика была цена. Я долго ждал назначенной минуты и думал, что сойду с ума. Чашу эту я испил до дна. Бог миловал меня. А потом… — Степан отвернулся. Тертей тихо сказал ему: — Я это понял вчера брат. Потом… ты шёл по крови врагов. Ты об этом бредил ночью. Мне от твоих слов брате стало страшно. Мы — дети в сравнении с тобой. Ты испил свою чашу до дна. — Степан смахнул накатившие слёзы. Тертей сделал вид, что не видит их. Он обнял Степана. — Пойдём. Нам уже пора. Я горжусь, что сегодня буду сражаться плечом к плечу с тобой великий воин и великий человек. — Степан грустно улыбнулся. — Пойдём Тертее. Не такой уж я великий. Я больше пяти лет не был дома. Внучке три с половиной годика.
Тертей и Степан стали в центре фланга, а впереди, в центре уже было ничего не разобрать. Свои и чужие слились в единое целое. Ассей и Сатир выдвинулись далеко вперёд со своими воинами, Зиммелих приотстал. На его полки были кинуты лучшие сарматские катафрактарии. И хотя Сатир ведёт войско, но главный стратег и тактик — Зиммелих. Его высокая фигура с заметным постоянством мелькала в гуще сражения.
Тертей перехватил взгляд Степана и понятливо кивнул. Рог затрубил, заглушая шум битвы. Левый фланг пришёл в движение. Пехота перегруппировалась в чередующиеся колонны по десять воинов в шеренге каждой колонны. Раздался рёв конных всадников. Мимо Тертея пронёсся македонец с торжествующей улыбкой. Это была его стихия. На скаку он успел подмигнуть командующему флангом и зычно проорать: — После сражения, Тертее!
Сотню шагов колонны конников и пешие двигались рядом, но конница на то и конница! Она ушла вперёд. Тертей остановился и поднял длинное копьё со знаменем — сигнал к остановке и перегруппировке пехоты. Справа и слева среагировали, и передовой полк Тертея замер, ощетинившись кольями и пиками.