80448.fb2
Я знал, что слово "тайфун" означает колебания воздуха, и мне пришло в голову, что этим должны заниматься машины, отвечающие за погодные условия. Это было совсем не то, ради чего мы пришли сюда.
- Что это значит? - спросила Вирджиния.
- Колебания воздуха.
- Но нас ведь это не касается?
- Конечно, нет.
Я занялся следующей панелью, на которой было написано: "Еда". Как только я дотронулся до нее, в стене раздался ноющий скрип, как будто всю башню начало тошнить. Дверь слегка приоткрылась, и из нее пахнуло чем-то ужасным. Потом маленькая дверь захлопнулась снова.
На третьей двери было написано: "Помощь", но когда я дотронулся до панели, ничего не произошло. Может, это было какое-то устройство для сбора налогов в древние времена? Четвертая дверь, побольше, была приоткрыта. На панели горела надпись: "Предсказания", а ниже - загадочная фраза: "Листок опустите сюда". Я с трудом понимал, что имеется в виду и попытался телепатировать, но ничего не произошло. Нас обдувал ветер, и то, что лежало на тротуаре - "шишки" и "прутики", - начало двигаться. Я попытался еще раз, сделав над собой огромное усилие, проникнуть хоть в какой-то мозг, который, как я надеялся, окажется поблизости, и вдруг на меня обрушился истошный крик... Это был нечеловеческий крик, и он ударил меня в мозг, как молния. И сразу все пропало.
Меня это очень расстроило. Сам я страха не чувствовал, но боялся за Вирджинию. Она уставилась на тротуар:
- Поль, а это не пальто среди всех этих странных предметов?
Я когда-то видел в музее действие рентгеноизлучения, очень распространенного в древние времена. Поэтому я хорошо себе представлял, что это не просто пальто, а пальто, в котором скрываются останки его хозяина. У него не было головы, поэтому я знал наверняка, что он мертв. И как это могло произойти? Как Содействие допустило это? Но, в конце концов, оно всегда запрещало подходить к этой стороне башни, и те, кто нарушил запрет, подвергались страшному наказанию.
- Посмотри, Поль, - сказала Вирджиния, - я могу вставить сюда руку.
И прежде, чем я успел остановить Вирджинию, ее рука уже находилась в отверстии, над которым горела фраза: "Листок опустите сюда".
Она истошно закричала.
Кисть была проглочена машиной.
Я пытался вытянуть ее руку, но безуспешно. Вирджиния от боли начала задыхаться. Вдруг машина отпустила руку. На коже были выдавлены слова. Я немедленно разорвал свою рубашку и начал было перевязывать рану, но мы не могли оторвать глаз от выдавленных на руке французских слов: "Ты будешь любить Поля всю жизнь".
Когда я закончил перевязку, Вирджиния подставила губы для поцелуя:
- Это стоило того. Это стоило всего, что мы перетерпели. Давай посмотрим, как мы сможем спуститься. Теперь я знаю все, что хотела.
Я еще раз поцеловал ее и сказал:
- Ты уверена, что теперь знаешь все?
- Конечно, - улыбнулась она сквозь слезы. - Ведь Содействие не могло этого подстроить. Какая умная старая машина! Бог это или черт, Поль?
Тогда я не задумался над ее словами, а вместо ответа погладил по голове. Мы уже собрались уходить, но вдруг подумал, что не узнал свою судьбу!
- Минутку, дорогая.
Она терпеливо ждала. Я оторвал от рубашки еще один лоскут и хотел уже вставить его в отверстие, когда, повернувшись к двери, увидел птицу. Я хотел отогнать ее, но она начала каркать. Мне казалось, что она хочет испугать меня своим карканьем. Я ничего не мог сделать. И тут я начал телепатировать: "Я настоящий человек. Уйди!" Мозг птицы передал только один, но многократно повторенный сигнал: "Нет, нет, нет!..."
Я сильно ударил ее кулаком, она упала на землю, а потом тихо поползла по тротуару, расправляя крылья, и ветер унес ее вдаль.
Я втиснул в отверстие лоскут материи, сосчитал до двадцати и вытащил его. На нем было написано: "Ты будешь любить Вирджинию еще двадцать одну минуту".
Счастливый голос Вирджинии, окрыленной полученным предсказанием, донесся до меня как будто издалека:
- Что там, любимый?
Я поспешно выпустил лоскут, отдав его на волю ветра, и он исчез, как незадолго до этого обиженная мной птица. Вирджиния увидела, что лоскут исчез, и разочарованно сказала:
- Мы его потеряли. А что там было написано?
- То же, что и у тебя.
- А какими словами, Поль?
С болью в сердце, любовью и некоторым страхом я прошептал ей нежно свою ложь:
- "Поль будет всегда любить Вирджинию".
Она улыбнулась мне лучезарной улыбкой. Ее крепкая фигурка словно излучала уверенность в счастье. Это была все та же хорошенькая Менерима, которую я увидел в детстве во дворе своего дома. И она была, к тому же, моей вновь обретенной любовью в моем вновь обретенном мире.
Она была девушкой из Мартиники. Какую глупость написал компьютер! Да он просто неисправен!
- Здесь нет ни еды, ни питья, - сказал я.
Конечно, там были лужи, но в них валялись человеческие останки, и у меня не было желания пить эту воду. А Вирджиния была так счастлива, что, несмотря на свою раненую руку, голод и жажду, отважно и жизнерадостно шла вперед. Я думал про себя: "Двадцать одна минута... Мы путешествуем уже шесть часов. Если мы здесь останемся, то наверняка подвергнем себя опасности".
Мы бодро спускались вниз по бульвару Альфа Ральфа. Мы познакомились с Абба-динго и остались живы. Я не хотел думать о смерти, потому что само это слово было для меня столь непривычным, что плохо укладывалось в сознании.
Склон был настолько крутым, что мы мчались галопом, как лошади. В лицо дул невероятной силы ветер. Мы так и не увидели башню целиком, а только одну ее стену, к которой направила нас неведомая сила. Все остальное было скрыто за облаками, которые кружили по небу, как оторванные лохмотья. С одной стороны небо было красным, а с другой - грязно-желтым. На нас начали падать тяжелые капли дождя. "Наверное, машины, контролирующие погоду, сломались", - подумал я. Я выкрикнул свое предположение Вирджинии. Она что-то ответила, но ветер унес ее слова. Я повторно прокричал ей, что, наверное, сломались машины, контролирующие погоду, и она начала радостно кивать мне головой, не обращая внимания на дождь и ветер. Это не имело для нее никакого значения. Она крепко держала меня за руку. Ее счастливое лицо озаряла улыбка, а карие глаза были полны нежности. Она увидела, что я, не отрываясь, смотрю на нее, и поцеловала мою руку, нисколько не сбившись с шага. Она была моей навсегда и знала это.
Между тем дождь усиливался. Вдруг появились птицы. Огромная птица отважно боролась с ветром, пытаясь остановить свой полет. Это было нелегко, потому что скорость ее была велика. Она остановилась у моего лица и начала каркать, но ветер унес ее. Неожиданно другая птица ударилась мне в грудь, но и ее утащил ветер. Я успел уловить только ее телепатический сигнал: "Нет, нет, нет!..."
Что же мне делать?
Вирджиния схватила меня за руку и остановилась. Я тоже остановился. Прямо перед нами бульвар Альфа Ральфа обрывался. Уродливые желтые тучи проплывали над ним, напоминая собой ядовитых рыб, преследующих свою добычу.
Вирджиния что-то закричала. Я не слышал ее и наклонился к ней.
- Где же Макт? - крикнула она.
Я бережно повел ее к левой стороне дороги, где мощные изгороди могли как-то защитить нас от холодного ветра и дождя. Мы почти ничего не видели. Я заставил ее присесть, и сам присел рядом. Капли неприятно барабанили по нашим спинам. Воздух был наполнен грязным буро-желтым светом.
Мне не хотелось выходить из укрытия, но Вирджиния легонько подтолкнула меня вперед локтем, показывая, что нужно посмотреть, где Макт. Я подумал, что все это напрасно. Если Макт нашел укрытие, то он в безопасности, но если он еще внизу, то ветер сорвет его со скалы, и больше не будет Максимилиана Макта. Он будет "мертв", и останки его развеет ветер.
Но Вирджиния настаивала.
Мы поползли к краю обрыва. Мне в лицо пулей метнулась птица. Его крыло обожгло мне щеку. Я никогда не думал, что крылья у птиц такие жесткие. Наверное, у этих птиц что-то расстроено в мозгу, если они бросаются на людей. Обычно они не ведут себя так по отношению к настоящим людям.
Мне было нелегко двигаться, потому что грудь, которую я ушиб по дороге к Абба-динго, еще болела. Наконец мы достигли края обрыва, и я пытался уцепиться пальцами левой руки за что-нибудь твердое и устойчивое, а правой рукой держал Вирджинию.