— Я ужинала с русскими! Молчание.
— Я пила сладкое вино. Новое молчание… Что же это?..
— Ро! Ро! очнись! забудь о четырехглазой…
И бедняжка Ай-Мэ прыгает на грудь Ро и впивается в его глаза почти безумным взглядом. Но ему все равно… Он равнодушен… Он думаешь столько же о своей Ай-Мэ, сколько о проделках клоуна Боба.
А глаза его блестят и в них, как в книге, читает Ай-Мэ.
— Ро! — отчаянно шепчет она. — Ты думаешь о четырехглазой?
Он не слышит… До боли впиваются острые маленькие зубки в губы Ро.
— Ро, — шепчет она настойчивее, — о чем она тебе говорила?
Тогда он точно просыпается… На его груди как кошка умостилась маленькая женщина…
Жаль, что эта женщина — куколка, его жена. Но когда нет никого, с кем бы он мог поделиться, он поделится с нею… Ему надо говорить о том, чем полна его душа и мысли.
И он говорить.
Говорить о том, что английская девушка обещает ему бессмертие… О том, что когда он Ро Cи-Энг уедет из России, о нем не позабудут… Умрет, и тогда не позабудут…
Четырехглазая слепит его статую… Белую настоящую статую, какую они видели в Токио и которая изображает их императрицу… Эту статую разошлют по всему миру и вся Европа будет любоваться красотой и мускулами великого гимнаста Ро Cи-Энга. И имя его увенчается бессмертием. Четырехглазая обещает ему это бессмертие.
Ай-Мэ слушает его… Глаза ее широко расширены и блестят так, что становятся страшными. Она не верить и не понимает того, что ей говорить Ро. Одно только понимает и чувствует Ай-Мэ.
Для того чтобы стать бессмертным, Ро должен идти в мастерскую четырехглазой и быть с нею все время, пока не окончится работа статуи. И этого она не хочет и не может допустить. Одна мысль об этом наполняет бешенством ее сердечко куколки.
— Ро, — кричит она не своим голосом, — ты не пойдешь, Ро!.. не пойдешь.
— Пойду! — одним словом отвечает Ро, но так решительно, что она не может в нем сомневаться.
Он пойдет к четырехглазой!
Тогда вне себя сжимает она его шею на сколько может больно и шепчет, задыхаясь от любви и злобы.
— Не пойдешь, не пойдешь, Ро!
Она точно безумная. Ее зубы щелкают, как в лихорадке… Все ее маленькое тело бьется и содрогается на его могучей груди. Ее пальцы, как каленые иглы жгут его шею, едва причиняя ему боль.
— Я пойду послезавтра, слышишь ты, куколка? — еще тверже повторяет Ро, еще решительнее его глаза загораются знакомыми Ай-Мэ огоньками бешенства.
— Пусть бьет, пусть убивает, только не ходить к той, — мысленно твердить Ай-Мэ и сильнее обвивается пальцами вокруг его шеи.
Ро Cи-Энгом овладевает порыв ярости. Женщина — раба, женщина — собственность, смеет разговаривать. О!..
Он грубо сбрасывает ее со своей груди и бьет так, что искры сыпятся из глаз бедняжечки Ай-Мэ… Она ликует…