В один из дней, когда я кое-как ковылял по аллее парка, Леонид сказал, что хочет со мной поговорить.
Я догадался, о чем он собирается говорить.
– Хочешь здесь? Или пойдем ко мне?
– Лучше у тебя, чтоб никто не помешал.
В комнате на стене висел график возвращения: светящаяся линия - наш путь до Земли, и ползущая по ней красная точка - звездолет. Красная точка приближалась к концу светящейся линии, одиннадцать месяцев отделяло нас от звездных скоплений Персея, почти пять тысяч светолет. Две трети пройденного пути я лежал без сознания.
– Через месяц - Ора, через три - Земля, - сказал я, указывая на график.
– Да, Ора через месяц, а Земля через три, - отозвался он. - Для меня это не имеет значения.
– Почему такая мировая скорбь?
– Ты понимаешь, в чем дело Эли.
– Да, конечно. Причина - в Ольге. Что же ты мне хочешь сказать об Ольге?
У Леонида посерело лицо. Он не принимал моего холодного тона. Но он твердо решил сохранять спокойствие.
– Ты знаешь, как она относится к тебе. Когда ты болел, она забрасывала корабль, дни и ночи сидела у твоей кровати…
– Ну и что же? - сказал я. - Какой ты делаешь вывод?
Он бешено впился в меня черными зрачками:
– Почему ты не женишься на ней? Почему, Эли?
– Странно слышать от тебя такие советы, Леонид.
– Нет! - крикнул он. - Ничего нет странного, слышишь, Эли! Если ты бесчувственный… Нельзя над ней так издеваться! Почему ты молчишь? Нет, почему ты молчишь?
Я раздумывал, что ответить ему. Ни он, ни Ольга не поняли бы того, что совершалось во мне. Они нормальны. А я иной. То, чем я теперь жил, не допускало рядом с собою никакой другой страсти. Я не мог разрешить себе отвлечься даже на маленькую любовь - а Ольга заслуживала любви большой, спокойным разумом я это понимал.
Объяснять это Леониду было напрасно. Я сказал:
– Я молчу, потому что ожидал не вопросов, а просьбы от тебя, такой просьбы, после которой мне оставалось бы пожать тебе руку и сказать: ты прав, мне нечего возражать.
– Вот как, ты ожидал просьбы вместо вопросов? Тогда ответь: чего ты ожидал?
– Я ожидал, ты скажешь: Эли, Ольга не замечает, что ты равнодушен к ней, вообще ничего плохого в тебе не замечает, ей кажется, что в тебе сконцентрированы все человеческие достоинства, разумная и проницательная во всем остальном, в этом одном, в понимании тебя, она глубоко ошибается. Но мы с тобой, Эли, знаем, - так я думал, ты мне скажешь, - что ты, Эли, человек черствый и недостоин ее, счастья с тобой ей не откроется, вряд ли ты вообще можешь создать чье-либо счастье. А вот я, Леонид, не знаю иной радости, как быть всегда с ней - помогать ей, принимать ее помощь… И это также и ее счастье, не одно мое, ибо лишь со мной она осуществит лучшее в себе…
У Леонида так пылали глаза, что мне стало трудно смотреть на него.
– Ты не черствый, Эли, - это, пожалуй, напрасно… Ну, хорошо, допустим, я сказал бы тебе это своими словами… Что ан ты мне ответил?
Я подвел его к стене, где красная точка медленно - тысячекратно превышая световую скорость - ползла по прозрачно светящейся линии.
– Через месяц мы прибудем на Ору и там простимся. Ты останешься с Ольгой, я уйду. Вы будете бороздить космические просторы, а мне надо на Землю. Ты даже не подозреваешь, как мне надо на Землю!
Он обнял меня и вышел, не сказав больше на слова.