Мне повезло. На вахте, у люка второй палубы, мерз вооруженный дальнобоем Скотти. Коренастый пират накинул на себя несколько шкур сразу, отчего был похож на диковинное создание из меха. Когда я вцепился в поручни трапа и пополз наверх, опешивший моряк очнулся от ступора и заколотил в дверь тамбура.
- Малец вернулся! - гаркнул он в открывшуюся дверь, вскинул дальнобой, поглядывая в сторону ледового леса. - Давай, юнга! Быстрее ветра! Я видел этого уродца полчаса назад! Эх, не зря меня сюда поставили, а не в акулье гнездо посадили! Не зря! Давай быстрее!
Под ногами загудели металлический настил трапа. Напоминание об Эльме придало сил, и я просто взлетел на ход второй палубы, оскальзываясь на обледенелых ступенях. Все-таки раб черного капитана выжил... Проклятье!
- Как ты уцелел, малец?! - с удивлением спросил Скотти, когда я влетел в черный зев тамбура. Лицо моряка скрывали заиндевевшие шарфы. - Как тебе это удалось?
Ответа он не дождался. Открывший шлюз Крюкомет выглянул наружу, бегло осмотрелся и захлопнул дверь со словами:
- Может еще кто спасся. Смотри в оба, Скотти. Чуть что - сразу стучи!
- Как скажешь, Крюк, - бордо ответил тот.
- Замерз? - спросил офицер у меня, и, не дожидаясь реакции, потащил в зал возле кухни.
После обжигающей свежести льдов смрад лежбища замерзающих моряков на миг выбил из меня все иные чувства, оставив только тяжелую, тошнотворную вонь. В плитах мастера Айза гудел огонь, но то было не пламя энги. Моряки жгли в печи что-то другое. Что-то со складов... Дым поднимался к потолку, и в свете редких фонарей я видел сизую дымку над головами моряков.
- Смотрите, братцы, юнга живой!
- Эд! - воскликнул Фарри. Мой друг скорчившись сидел в углу, неподалеку от печки, жалко обнимая себя за колени. Увидев меня, он вскочил и бросился на встречу.
Остальные с изумлением восприняли мое возвращение, и лишь Волк испытал раздражение. Удивительно, давно ушел в прошлое тот досадный случай с Зианом, давно уже забыл о происходящем Сиплый с его мертвыми глазами. Все давно изменилось! И только ненависть штурмовика-лидера осталась непреклонной...
- Как тебе это удалось, юнга? - закашлялся капитан. Я не сразу и узнал его в том человеке у печи, накрытого несколькими шкурами. Несмотря на то, что здесь было не так уж и холодно - бледный Дувал лежал укутавшись, оставив открытым только лицо. Мне показалось, что он мокрый от пота. Пираты старались беречь каждую крупицу тепла, ютились поближе к плитам. Даже переборки из нашей общей залы перенесли сюда, максимально сократив расстояние вокруг печи. На стенах повисли влажные от сырости шкуры, грязные, вонючие одеяла с разводами плесени.
Корсары не выглядели победителями. Кашель, дурные запахи, ворочанья, от чего вонь лишь усиливалась. Дым над головой, гудящая печь плиты, с нависшей над ней понурой фигурой кока.
- Здесь, подо льдом, живут те чудовища, что напали на нас тогда, у "сына героев"! - выпалил я. - Они роют ходы...
- Мы знаем... - подал голос Три Гвоздя. Он грелся у печи, и казался самым чистым моряком из всех, запертых на "Звездочке". - Тебя не было почти день, мальчик. Мы думали, что тебя разорвали на части или ты замерз насмерть. Вон, Сабле может придется палец оттяпать, отморозил пока из бури выбирались.
- Я спрятался в ходах, внизу...
Три Гвоздя кивнул.
- Сегодня утром мы нашли у ванны головы этих монстров. Тот самый чужак с крюком вместо руки притащил эти трофеи. Что он кричал, Сабля?
- Он верещал, что вспорол брюхо этим говеным шавкам, что вспорет брюхо всем, кого пошлет их говеный хозяин, а потом и сам доберется до этого говеного ублюдка, - вечно злой пират придирчиво оглядывал ногу, про себя надеясь, что палец можно спасти.
- Собачьего... - машинально поправил я. Три Гвоздя сделал неопределенный жест, мол ему не интересно, и закончил:
- Буран убежден, что это не человек.
Неприкасаемый тоже был здесь, также кутался в одежды, также угрюмо смотрел прямо перед собой как и остальные. Мыслями он был где-то далеко-далеко отсюда, там шумели ярмарки и таял снег на залитых солнцем крышах.
- Даже Неприкасаемые не смогли бы так быстро выпотрошить троих крепких ребят, - зловеще протянул Сиплый.
- И никто бы не смог выжить в ночи между этим ублюдком с крюком, и волосатыми мордами, - сказал Волк. Его глаза слезились от едкого дыма, но ни на миг он не отвел их от моего лица. - Если только не сошелся с кем-то из них.
- Сядь пониже, Волк, ты надышался дыма, - буркнул Крюкомет. Он уселся на топчан возле капитана, а Гром вновь зашелся в надсадном кашле. Звякнула миска с талой водой. Боцман поднес ее к лицу Дувала и тот клацнул зубами о кромку, жадно глотая влагу.
- Это уж точно. Ты бы, волкушка, поостерегся. То камушки сосешь, то дымом дышишь. У тебя и так-то мозгов в голове осталось словно снега на макушке Светлого Бога, а все туда же - выводы делаешь, - поднял голову Неприкасаемый.
- Как ты выжил? - проигнорировал их всех Волк. Глаза его сверкнули. - Как?
Я честно рассказал им всю историю, упустив часть с тем, что сказал мне Эльм и с тем, что мы вообще с ним были когда-то знакомы. Фарри ни на миг не переставал беспокоиться, что я расскажу все без остатка. Он с тревогой ловил мой взгляд, тихо-тихо покачивал головой, и терпеливо ждал, когда пираты перестанут обращать на меня внимания. Его что-то тревожило, он скрывал какой-то новый секрет, которым мечтал со мною поделиться.
- Это становится интересным, друзья мои, - заговорил Три Гвоздя, едва я закончил. Все посмотрели на странного моряка. Мне дико было осознавать, что теперь среди нас, палубных моряков, сидят и абордажники (о, как же мало их осталось), и офицеры. Не хватало только инструментариев.
Я слышал, как внизу гремит железо, и понимал, что им совсем не до отдыха. Что пока здесь, на палубе, мерзнут простые моряки - механики трудятся не покладая рук.
Что-то не давало мне покоя. Что-то кроме злости Волка и желания Фарри поделиться новостями. Дело было даже не кашляющем Аргасте Дувале, под глазами которого залегли черные круги. Не в странно молчащем, подчеркнуто отстраненном Старике, у которого также мрачно нахохлились простые абордажники. Не в Мертвеце, которого и не видно было, настолько далеко ото всех он расположил свой топчан. Не в Шоне, за бесчувственной маской которого бился попавший в западню зверь, не в наслаждающимся ситуацией Тремя Гвоздями...
Я вдруг понял, какая странность привлекла мое внимание. Люди, люди, люди - почему-то всегда в первую очередь мое внимание привлекали именно они. И только потом проступали детали окружающего мира.
- А где лежаки механиков? - глупо спросил я и смутился.
- Шестерня увел их на нижнюю палубу, у них есть пара теплых помещений, - ответил мне Половой. - Как он сказал - у него каждый человек на счету.
Аргаст снова закашлялся, содрогаясь всем телом. Никто не промолвил ни слова, но капитан почувствовал, как внимание команды перекочевало на него.
- Вы послушайте, как дока выворачивает, - прохрипел Гром. - Вот у кого кашель так кашель.
- Нам еще заразы не хватало на корабле, - вдруг проронил Старик. Мускулистый офицер штурмовиков посмотрел на капитана с едва удерживаемой ненавистью. - От моей команды осталось шесть человек после вчерашней вылазки. Шесть бойцов! А еще трое в лазарете, и не думаю, что кто-то из них выкарабкается. До ближайшего порта, где можно набрать штурмовиков не один день пути, и кто знает, хватит ли нам людей до него добраться!
Дувал скосил на него взгляд, не меняя положения. Его мучило чувство вины, но признаваться в нем он не собирался:
- Кто же знал, что нас тут так обложили, Курц. Это все гребанное совпадение, кха-кха. Мало нам было засады этих ублюдков с этим гребанным мастером Крюком. Откуда было знать что еще и эти черные твари поблизости? Мне кажется, что Пустыня и оба бога ополчились против нас.
Впервые я узнал, как зовут командира абордажников.
- Ты капитан. Ты должен думать о большем.
- Вот именно. Я капитан, и не оспаривай мои приказы, - огрызнулся беспомощный Гром. - Кхххха.
Командир штурмовиков нехорошо промолчал, одарив Дувала презрительным взглядом.
- Бауди, иди в лазарет, к Квану, пусть посмотрит на тебя, - равнодушно проговорил Мертвец.
- Я провожу! - тут же вызвался Фарри, он торопливо поднялся.
- Я себя хорошо чувствую.
- Пусть Кван решает, - безразлично отметил первый помощник.
Фарри перебрался через лежаки, стараясь не наступить ни на кого, пробрался ко мне и мы вместе нырнули в темный ход, ведущий к носу корабля. Едва за нами закрылась дверь - ее захлопнул Рэмси, чтобы не терять тепло от печи - Фарри торопливо отвел меня в сторону:
- Эд! Как я рад, что ты жив! Темнобог, как же я рад! Тут такое происходило! Такое! Нам надо было остаться в Приюте, Эд! - взволновано сообщил он.
Я стоял в холодном коридоре, наслаждаясь безопасностью. Эльм и его угроза осталась где-то позади, где-то за пределами промерзшей брони "Звездочки", но страшное обещание жгло мне сердце, и я, вполуха слушая друга, не прекращал думать о том, что же мне делать.
- Мы чистили вентиляцию, чтобы дым уходил! Я как самый маленький по ней лазал. Тут целые лабиринты, Эд! Грязные-прегрязные лабиринты. Но по ним можно пролезть практически повсюду! Ночью капитан и офицеры ушли на совет, а пополз в шахту, послушать.
- Зачем? - удивился я такому решению.
- Потому что здесь что-то происходит, Эд. Не только там, за бортом, но и здесь! Совсем плохи наши дела! Мы, конечно, выкарабкаемся, но все совсем нехорошо! Старик так орал на капитана. А Мертвец, представь, все гнул, что мы должны идти в Барроухельм. Он сумасшедший, Эд. Темнобог, я думал они поубивают друг друга. Но не это самое страшное. Смотри, что я нашел.
Он сунул мне в руку какой-то медальон.
- Что это?
- Я был на третьей палубе. Полночи ползал, все пытался не думать что тебя больше нет. Там в одном из отводов вентиляции кто-то все забил одеждой. Я попытался ее убрать, но она смерзлась вся. И вот заметил его... Ты знаешь что это?
Я смотрел на кругляшок из дешевого металла, не понимая к чем клонит Фарри. Под пальцами в темноте ощущался какой-то рисунок.
- Сейчас посвечу!
Фарри полез за пазуху и достал компас, откинул крышку.
- Закрой его! - испугался я.
- Ну нам же нужен свет? Я так и ползал с ним. Очень пригодился! - широко улыбнулся Фарри.
- Закрой!
- Ладно, - сдался тот. - Это медальон лекарской гильдии! Понимаешь?
- Нет...
- Лис, - пояснил Фарри. - Это вещи Лиса!
Я все равно не понимал, к чему клонит мой друг. Тепло настигло меня, и после кошмарной ночи сознание стало постепенно меркнуть. Хотелось вернуться в общую комнату, залезть под шкуру и уснуть.
- У нас на корабле что-то происходит, Эд! Подумай, кому это нужно - запихивать вещи лекаря в вентиляцию, которую не использует никто! Если бы не стали жечь мусор со складов - никто бы в нее и не полез!
- То есть, кто-то убил Лиса?
- Да! Вот почему он исчез!
- Мы должны сказать об этом...
Мне вспомнилась Снежная Шапка и проклятый Головач. Неужели жизнь вновь столкнула меня с чудовищем в людском обличии? Неужели это в норме вещей? Моя тихая деревня, ушедшая под лед в прошлом году, показалась сказкой какого-нибудь бардера. Потрясенный, я стоял посреди темного коридора.
- Скажем. Я все не находил момента поудобнее, - неискренне заверил меня Фарри. - Ладно, пошли к Квану! Да! Я забыл самое важное, твой Торос очнулся. Кван говорит, что жить будет.
Этой новости я обрадовался как ребенок, и поспешил в лазарет.
В лазарете нас встретил истошный кашель. Кван сидел у печки, протягивая к ней дрожащие руки, и содрогался всем телом от тяжелого приступа. Обернувшись на нас, лекарь лишь слабо качнул головой и вернулся к теплу.
- Ты все-таки жив, юнга. Это хорошо, - слабым голосом произнес Торос. Он полулежал, полусидел на своем топчане. Бледный, ослабевший, с запавшими глазами. Куда девался несокрушимый воин могучего Ордена?
- Слава Светлому Богу, что вы очнулись, мастер Торос.
- Квану слава, - глухо отозвался штурмовик. Доктор на его слова не отреагировал, сдерживая кашель, он отвлекся от печи и принялся толочь в плошке какой-то порошок. Мне было больно смотреть на самоотверженного врача, я чувствовал, как же ему плохо.
- Давайте я, мастер Кван! - усталость мигом ушла из моего тела. Подумаешь, ночь во льдах. Доктор выглядел так плохо, что все мои страдания испарились.
Тот не отреагировал. Ступка мерно постукивала о дно, будто доктор впал в транс. Я подошел ближе, аккуратно забрал у него плошку и сел рядом, поглядывая то на него, то на Тороса.
- Простыл. Не знаю как, - очень тихо проговорил Кван. Его била дрожь. - Плохо.
- Вам бы лечь...
- Нельзя. Надо заготовить запас. Капитану нужен корень ледостава. Нужно развести порошки для ран. Нужно...
- Я все сделаю!
- Я помогу! - рядом оказался Фарри. Мы вместе принялись за работу. Пошатывающийся от болезни Кван несколько минут сидел неподвижно, наблюдая за нами. Потом встал, пошарил на одной из полок и спустил вниз несколько банок. Поставил их передо мною и плюхнулся обратно на табурет, сгорбился.
- Вот... надо смешать, растолочь. Очень тщательно растолочь! Потом залить водой. Потом повязки. Полить на рану и замотать. Вода там.
Он очень тяжело вздохнул и слабо махнул рукой куда-то в угол.
- Что-то случилось? - вдруг вскинулся Кван. - Вас послал капитан?
Я решил не рассказывать зачем мы пришли:
- Мы подумали вам нужна помощь.
Доктор едва заметно кивнул, почти прислонился к печки. У него ощутимо постукивали зубы.
- Так все изменилось за один день... Как вы заболели? - болезнь Квана будто обволокла меня, наполняя тело дурнотой. Голова чуточку закружилась.
- Я не знаю. Я слежу за собою. Вернулся от механиков вчера, проведал Зиана, и как прокляли. Симптоматики схожей там нет. У капитана от переохлаждения все. Все... Да... Я уверен.
- Он всю ночь не спал, метался, - поделился Торос. - Где Лис, юнга? Почему его нет здесь?
Мы с Фарри переглянулись.
- Вряд ли Лис появится, - уклончиво ответил мой друг.
- Найду - прикончу. Сердце разрывается, когда смотрю на дока.
- Лежи и не говори, - мертвым голосом произнес Кван. - Тебе нужно поменьше двигаться и говорить.
- Тебе тоже, - вяло парировал Торос и почесал бороду. - Юнга. Передай капитану, что док совсем плох. Может быть, вы справитесь. От меня же, как обычно, толку никакого.
- Я закончу с приготовлениями и прилягу. Но сначала надо все заготовить. Все заготовить, да.
От тепла в лазарете меня окончательно разморило. Скорчившись у крошечного столика, я толок в ступке подсыпаемые порошки и балансировал на грани сознания, проваливаясь в сон и выныривая оттуда спустя мгновенье. Темнота крошечной каюты, с мерцающими огоньками лампадок, давила на меня пуще усталости, однако я не сдавался, искренне желая помочь несчастному Квану. А тот, заметив мою борьбу, вдруг спросил давно ли я ел и спал. Ответить ему оказалось не так-то просто. Я не мог этого вспомнить и тогда врач, при помощи Фарри, едва ли ни насильно влил в меня чашку теплого бульона и отправил в общую каюту, попросив позвать Саблю, чтобы тот показал ногу.
Попрощавшись с Торосом и Фарри я, пошатываясь, вышел. Не знаю, как я добрался до лежака. Какая-то тьма со смутными образами моряков.
Зато хорошо помню то, что случилось наутро.