На первой палубе, где помещения отапливались от центрального котла с помощью труб и циркулирующей по ним разогретой смеси, совсем не пахло энгой. Для обитателей второго уровня, где обогрев шел в основном при помощи печей - едкий аромат топлива давно уже стал привычным. Стоя на полинявшей ковровой дорожке, я наслаждался отсутствием доставучего запаха и собирался с силами.
Штурмовики еще спали, а где-то внизу вахтенный матрос торчал возле сигнальной рельсы и сонно следил за хронометром, отсчитывая последние минуты. Вообще, мне сказано было подойти к каюте Неприкасаемых после побудки, но так вышло, что я проснулся раньше и долгое время лежал с открытыми глазами, нервничая и переживая за грядущую встречу. Я - абордажник. Если бы моими командирами не должны были стать Волк или Сиплый - мысль могла бы быть приятной. Если бы...
Они не забудут, Эд. Ничего не забудут. И тебе никто не поможет, потому что твоим долгом станет выполнять их распоряжения. Подчиняться им. Покорно, безропотно. Тебе нравится эта идея, Эд?
Торос сам того не ведая, вытолкнул меня на талый лед. Но пойти против его "распоряжения" я не мог. В конце концов, по контракту не мог. Приказ есть приказ. Законы, конечно же, на корабле поворачивались в любую сторону, но самый строгий мой судья - совесть, не позволила бы спокойно спать, зная, что я тоже такой же как и все те, что нарушают правила и считают это нормальным.
Интересно, что будет, если Волк или Сиплый поймают меня в коридоре? Я живо представлял себе нашу встречу, и, проклятье, боялся ее. Все равно боялся, несмотря на защиту Неприкасаемых. Мне казалось, что едва я ступлю на трап, ведущий на первую палубу - мне навстречу выйдет изуродованный командир одного из отрядов ледовых штурмовиков и хищно улыбнется, отцепляя от пояса зазубренный нож. Так что самым большим испытанием для меня был этот злосчастный трап и коридор. Их необходимо преодолеть. Один раз. Всего один раз, потом будет легче.
Полежав некоторое время без сна, глядя на черные тени от печи, пляшущие на потолке и не желая больше мучиться, я выполз из-под одеяла, осторожно оделся, стараясь не разбудить кого-нибудь из товарищей, и прокрался к выходу. Чем раньше сделаю то, что меня страшит - тем легче будет потом. Так я и оказался здесь, на первой палубе. Из-за дверей в каюты слышался храп и сонное бормотание штурмовиков. Где-то что-то позвякивало. Чуть дребезжала лампа шаманского фонаря, чуть дальше по коридору. Неужели это место когда-то станет моим домом?
Удивительно, но в тот момент я совсем не думал о будущем. О компасе, о Барроухельме и инструментарии Лунаре, которых "завещал" мне умирающий шаман из оставшейся в прошлом жизни. Наверное, я сжился со Звездочкой. Этот нехитрый быт последних недель нес с собой некую стабильность. Теплое, безопасное место. Мне не хотелось ничего в нем менять. Одержимость Черными Капитанами как-то приутихла, затаившись в уголках души. Время для ее пробуждения еще не настало. Говорят, что плохо так думать. Но что поделать, после тяжелой зимы я радовался относительному покою.
Если не вспоминать о Зиане, Сиплом и Волке.
Я обернулся. Офицеры селились ближе к носу, коридоры к их каютам расходились на перекрестке шагах в пяти от меня. А тут, у трапа, жили простые абордажники. Одним из которых мне грозило стать. Невероятно...
Едва я оказался у каюты Неприкасаемых, схоронившейся в тени у входа в тренировочный зал, как у трапа послышались шаркающие шаги. Нырнув в темный угол, прочь от света шаманского фонаря, я прижался к стене, не желая, чтобы кто-нибудь увидел меня здесь, до побудки. Жалкого, испуганного и чуждого первой палубе.
Цепляясь изуродованной рукой за поручни, у трапа стоял Шестерня. Не знаю, какая травма так искалечила боцмана инструментариев. Но честное слово, для того чтобы повторить злую шутку природы - нужно было заставить бедолагу втянуть голову в плечи, а затем прошить его стальным стержнем, от плеча до плеча, и двумя-тремя ударами кувалды загнуть левый край чудовищной "шпильки" вверх. Затем стесать ему половину лица, при этом сохранив глаза и полностью уничтожив нос. Выбрить одну половину головы наголо, а на другой оставить грязные седые лохмы. Лицо боцман обычно скрывал под маской, но один раз я видел его без нее. Поверьте, это зрелище еще не раз приходило ко мне в кошмарах.
Шестерня даже ходил с трудом, приволакивая ногу.
Не знаю, что заставляло капитана держать на борту такое бесполезное чудовище. Я боялся боцмана-калеку, и старался оказаться как можно дальше от него, если изуродованный механик появлялся поблизости и приносил с собой мир боли и отчаянья. Но несмотря на вечные муки - Шестерня держался. Невзирая на страдания, он обладал невероятной волей к жизни и фанатичной надеждой, что когда-нибудь все изменится. Когда-нибудь он станет прежним. Что когда-нибудь его уродство пройдет.
Мое сердце сжималось от грусти и понимания тщетности таких надежд.
Шестерня постоял у трапа, сипло переводя дыхание, а затем поковылял куда-то в сторону офицерских кают. Я перевел дыхание, радуясь, что монстр не заметил во тьме испуганного юнгу. На лбу проступил пот.
- Ну и трус ты, Эд, - тихо-тихо проговорил я. Одними губами, честно. Но меня услышали.
Дверь в каюту Неприкасаемых лязгнула, открываясь, и равнодушный голос спросил:
- Что ты тут делаешь?
Сердце так скакнуло в груди, что стало больно. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности, и в тот же миг вахтенный матрос на камбузе заколотил в рельсу.
- Я... Это...
Буран облокотился плечом о косяк и уставился на меня, подбрасывая кинжал. Сталь послушно крутилась в воздухе, мерцая в свете шаманского фонаря, и безошибочно возвращалась в ладонь Неприкасаемого.
- Мне Торос сказал. Точнее мне сказал Половой, что Торос сказал. Что... Когда. Вчера он. Ну когда Кунни, - замямлил я, растерявшись. Отпрянул от стены, выходя на свет.
Буран кивнул.
- Итак, это прекрасное утро принесло нам сразу два вопроса. Первый, что сказал Половой. Это я смог понять из твоей потрясающей речи. Осталось главное - что сказал Торос. Я внимаю тебе.
Тонкие губы воина искривила улыбка.
- Дыши глубже, соображай яснее. Это несложно. Давай подышим вместе, раз-два. Раз-два. Ну?
Он нахмурился:
- Почему ты не дышишь вместе со мною, юнга? Ты замыслил недоброе?!
Неприкасаемый пребывал в хорошем расположении духа, и наслаждался моей оторопью, а я просто не мог найти слов. Потом, много позже, я бы смог дать ему с десяток остроумных ответов на эти реплики, но к тому времени их стало бы значительно больше. Угнаться за языком Бурана невозможно.
- Хватит, Бур, - громыхнуло из каюты. Торос очень своевременно пришел мне на помощь. - Если это юнга, то тащи его сюда.
В каюте Неприкасаемых могли жить человек шесть, это точно. Если перед этим убрать странное нагромождение труб в центре помещения (позже я узнал, что это тренажеры собранные Неприкасаемыми по памяти оставшейся со времен обучения в Ордене), да поставить еще четыре лежака с личными тумбочками. Будет тесновато, но терпимо.
У дальней стены расположился арсенал (коллекция была поменьше, чем в каюте капитана, но не оставалось никаких сомнений - здесь клинки висят не для красоты). Совсем рядом с дверью приютились прикрепленный к полу столик с грязными после ужина мисками и два табурета. В каюте пахло благовониями. Редкой и дорогой штукой, которую можно купить только у тех торговцев, что связан с Берегом.
А еще здесь было тепло. Равномерно тепло, а не очагами, как у нас на палубе, где большой зал обогревался печками, и в некоторых углах на стенах проступал иней.
Торос сидел на кровати и выглядел совсем не выспавшимся.
- Топаешь громко, юнга, - сказал он. - Но ничего. Я когда молодым был - тоже не думал, как хожу. Все мы дураки в молодости.
- Эй-эй-эй! - протестующее возмутился Буран, он захлопнул дверь и развел руками. - Я никогда не был дураком!
Кинжал опять взлетел в воздух, а затем Неприкасаемый одним движением ловко перехватил клинок и вогнал его в специальные ножны на поясе.
- Я всегда был обаяшкой.
Торос никак не отреагировал на шутку приятеля. Он смотрел на меня со смешанным чувством грусти и раздражения. Сгорбившийся здоровяк перед крохотным мальчишкой. Чем-то он напоминал мне Эльма. Эльма до того, как гончие оторвали ему руку.
- Мастер Половой сказал... - я решил прервать молчание и объяснить, зачем пришел.
- Тихо, - прервал меня Торос. - Успеешь еще. Отожмись-ка.
- Простите? - не понял я.
- Ляг на пол и отжимайся, пока я не скажу, что хватит, - Торос повел плечами.
- Зачем?
- Строптивый какой. Тебе непросто с ним будет справиться, мой бородатый друг, - прокомментировал это Буран. Он отвернулся от меня и принялся разминаться.
- Хочу увидеть, на что ты способен, - терпеливо пояснил Торос. - И советую забыть о вопросах вроде "зачем". Прекрасно понимаю, откуда они берутся. Сам такой был. С первым учителем в Ордене отношения не сложились именно по этой причине.
- Он его, кстати, прикончил, - вклинился Буран. - Жестоко.
Торос бросил на друга тяжелый взгляд:
- Не лезь, ладно?
- Ладно-ладно!
- Спасибо. Так вот, юнга, если хочешь стать хорошим абордажником, то ты должен помнить одну вещь. Командир всегда прав. Если он дал тебе команду, значит она должна быть выполнена. Значит, у него есть план.
- Но я не хочу быть абордажником.
Буран остановил разминку, обернулся к нам.
- Я должен видеть это, будь я проклят! Я должен это видеть! - восторженно протараторил он.
Торос моргнул раз, другой. В нем колыхнулось недовольство.
- В следующий раз рядом никого может не оказаться, - наконец промолвил бородатый воин. - Думаю, что если ты получишь парочку уроков, то сможешь постоять за себя и сам.
- Я очень благодарен вам за помощь, мастер Торос. Но я не хочу быть абордажником, - признался я.
Неприкасаемый плотно сжал губы, осуждающе покачал головой:
- Какая разница чего ты хочешь, юнга? Контракт подписывал?
Он дождался моего неловкого кивка:
- Значит должен понимать, что если тебя назначат убирать помои за шаманом - ты должен будешь убрать. Если сказали, что пойдешь в абордажную команду - значит пойдешь! Старик лично беседовал с капитаном о твоем переходе в абордажную команду. Кто ты против слова Старика?
Злить того, кого боятся Волк и Сиплый - неблагоразумно. А Старик точно не поймет, если юнга решит что может ставить старшего офицера в неловкое положение перед капитаном.
- Вы не научите меня против воли. Я не хочу подчиняться Волку! - буркнул я.
Торос вдруг посветлел лицом:
- Вот оно что. Никогда не умел хорошо говорить. Всегда непонятно объясняю. Драться проще. Теперь понятно, почему сопротивляешься! Ну сияй Светлый Бог вечно. Ты не будешь подчиняться Волку.
Я непонимающе посмотрел на Неприкасаемого с немым вопросом в глазах: "Как?".
- Совсем оледневший щенок тебе достался, брат. А я говорил, что ты бы еще его на коленях встретил, и с мольбами слезным. Пожалуйста, мальчик из снегов, стань моим учеником, - криво улыбнулся Буран. - Помнишь ли ты, могучий юнга, песни бардеров о бродячих Неприкасаемых, которые пересекают Пустыню, восстанавливая справедливость? Одинокие фигуры проявляются в пурге, чтобы найти какого-нибудь мальчика, и через неделю тот уже может свергать губернаторов и крошить врагов десятками. Помнишь?
Я и вправду слышал такие истории.
- Это вранье, юнга. Поверь мне, - Буран вернулся к разминке.
- Ты перейдешь под командование офицеров абордажной команды только после того как воин-неудачник из Ордена Неприкасаемых закончит твое обучение. Когдаон решит, что оно закончено. Отжимайся, - сказал Торос и встал, наконец, с кровати. Сунул ноги в пушистые унты.
Я стал отжиматься. Честно говоря, до этого момента мне не доводилось заниматься бесполезным, на мой взгляд, делом. Я видел, как кое-кто из моряков начинает утро с зарядки, видел как на спор кружат "лестницы" абордажники, соревнуясь между собой и запуская серии отжиманий от одного до восьмидесяти и обратно. Но сам не пробовал, как бы дико не звучало такое признание. Но до того момента, как оказался на полу каюты Неприкасаемых - был уверен, что смогу проявить себя достойно. Ведь ничего сложного в этом нет. Сгибай да разгибай руки. Но после четвертого десятка, я стал понимать, что устал. Заныли мышцы, зажглись сокрытым пламенем. Дыхание стало сбиваться.
Торос стоял надо мною и молчал. Буран кружился в разминке, искоса наблюдая за моими отжиманиями, и снисходительное внимание Неприкасаемых подстегивало, врать не стану. Будило злость.
С каждым разом налившиеся металлом мышцы работали все медленнее, с меня лил пот, но я не останавливался. Медленно, очень медленно, скрипя зубами, чувствуя, как дрожат руки, я боролся с желанием растянуться на грязном ковре и просипеть:
"Все".
Интересно, как бы все повернулось, если бы так оно и случилось? Бессмысленно гадать, но нет-нет да пробудится в голове такая мысль. Что было бы если...
Если...
Наконец я упал, не удержавшись. Компас больно впился мне в грудь ребром, и я одеревеневшими руками уперся в пол, рванулся раз другой. Перевел дыхание, попытался еще раз, но мышцы отказывались мне подчиняться. Из горла сам собой вырвался глухой рык, я зажмурился, стараясь представить, как сила переливается в измученные руки. Как тело поднимается вверх. Назло снисхождению Неприкасаемых.
И мышцы послушались. Грудь оторвалась от перепачканной шерсти, острый угол компаса перестал терзать ребро. Руки дрожали как в лихорадке, глаза заливал пот, но я старался. Изо всех сил старался. Локти ломило от боли, пресс как окаменел и грозил растрескаться от напряжения. Еще чуть-чуть! Совсем чуть-чуть!
Нет.
Я плюхнулся обратно на пол, и выругался от боли в ребрах. Торос хмыкнул, Буран повис на странном сооружении посреди каюты и, не сводя с меня взгляда, принялся подтягиваться. У него это получалось с такой легкостью, будто крепкий воин состоял из воздуха.
Я лег поудобнее, чтобы снизить боль от компаса и вновь попытался отжаться.
- Хватит, - сжалился надо мною бородач. Под разгоряченной щекой приятно кололся холодный ковер, перед глазами плыли черно-красные круги, сердце колотилось так, будто я пробежал пару миль.
В такие моменты время исчезает. Прекращает быть тем, к чему мы привыкли. Здесь и всегда. Мне кажется, я мог бы пролежать так вечность. Мне казалось, будто я так и сделал. Что прошли годы и века, и мир растаял, а я все лежал на этом ковре, приходя в себя после "испытания".
- Будем работать, юнга, - спустя тысячи лет донесся до меня голос Тороса. - Может хотя бы из тебя выйдет толк. Может я хоть что-то смогу сделать в этой жизни.
- Как же ты доморозил меня, Торос, - простонал на окраине вселенной Буран. - Во всей Пустыне не найти большего нытика чем ты, честно.
- И еще. Не приноси сюда то, что ты там прячешь под одеждой, - отвернулся Торос. - Здесь ты должен быть занят только одним. Обучением.
И что ты теперь будешь делать, Эд?
Требование Тороса показалось мне странным. Что такого плохого случится, если компас будет лежать в груде моей одежды, невидимый для случайных глаз? Оставить артефакт на второй палубе, где его могли украсть (конечно, за это на борту существовали жестокие наказания, но поди найди виновника) - я не мог. История с Эльмом тоже не давала мне покоя. Поэтому я просто спрятал компас в верхней одежде, которую свалил грудой в углу комнаты.
Торос проследил за моими приготовлениями, хмыкнул и сказал:
- Сначала завтрак.
И не позволил мне забрать вещи. Темный Бог, как я переживал все то время, что невыносимо долго текло, пока мы сидели на камбузе. Мне думалось, что Волк уже проник в каюту Неприкасаемых и выкрал компас. Конечно, с чего бы ему так поступать, но мысли панически крутились только вокруг артефакта. Я представлял как поднимаюсь наверх, бросаюсь к одежде, перетряхиваю ее и понимаю, что дар Одноглазого исчез.
Торос чувствовал мое волнение и ел степенно, медленно, будто издеваясь. Буран не умолкал ни на миг, нисколько не смущаясь что приятель ему не отвечал. Вокруг стучали по мискам ложки, команда с интересом поглядывала на стол, за которым завтракали Неприкасаемые и я. Для них такое зрелище было в диковинку.
Фарри на завтраке появился лишь на пару минут, чтобы забрать блюдо для капитана, перекинуться со мною взглядами и исчезнуть в провале трапа. Новоиспеченного стюарда распирал энтузиазм, и я ему позавидовал.
Потому что все мои мысли занимал проклятый компас. Чудовищная одержимость. Я не знал что с ним делать, не знал на что он указывает, не знал чем он поможет инструментарию Лунару. Да вообще ничего не знал, и, если честно, ловил себя на мысли что и не хочу выяснять истинное предназначение артефакта. Но при этом боялся потерять. Боялся повторения истории Снежной Шапки.
Потому первым делом, как только мы поднялись наверх - я бросился к одежде, нашарил в ней коробочку и успокоился.
- Ты должен думать об обучении, - прокомментировал это Торос. Буран с интересом смотрел на меня.
- У него там сокровища Айронкастла, не иначе. Что там, Торос?
- Не интересно.
- Дай-ка посмотреть, - Буран шагнул ко мне, и я сжался, готовый драться за ненужную и бесполезную игрушку. Неприкасаемый нахмурился:
- Ребенок, ты глуп как волокун и безумен, словно оголодавший волчонок. Если в твоей маленькой головке вдруг зародилась куцая мыслишка, что ты сможешь меня остановить - то должен тебя разуверить. Не сможешь.
Я посмотрел на Тороса, ожидая поддержки, но тот полуприкрыв глаза лишь наблюдал за нами и поглаживал бороду. Вмешиваться воин не собирался. Буран же шагнул ко мне, ловко, легко, стремительно. Я взмыл в воздух, почувствовав, как сжал шею ворот вязаной телогрейки. Неприкасаемый поднял меня за грудки на одной руке, заставив вцепиться в его локоть. Затрещала ткань, и воин толкнул меня на стену. Подмигнул, встретив мой взбешенный и испуганный взгляд, и достал из-под парки компас.
- Коробочка, - с глупым видом прокомментировал он спустя пару секунд. Повертел компас в руках, щелкнул крышкой, и его лицо озарилось голубым сиянием. - Коробочка с компасом Цитадели. И что это, ребенок? Неужели твоя жалкая жизнь и покой стоят меньше вот этой игрушки? У нашего хозяина их была истинная прорва, хотя это ему и не помогло.
Торос вздрогнул при этих словах, бросил возмущенный взгляд на товарища. Тот с пренебрежением еще раз покрутил артефакт в руках, захлопнул крышку и бросил на одежду. Сердце екнуло. Вдруг разобьет? Вдруг сломает?
И что тогда, а?
- В следующий раз выброшу ее за борт, - прогудел Торос. - Потом скажешь спасибо. Нельзя ходить по льду с опущенным якорем.
Он не шутил, я понял это так же четко, что снег холодный, а Темный Бог существует.
- Да, ребенок весь завтрак словно на черном льде сидел. Маленький, глупый, сумасшедший, - скривился Буран. - Что ты в нем нашел, Торос? Среди палубников есть ребята на которых можно потратить время, раз уж у тебя так неожиданно появилось светлое, несомненно, желание подготовить Дувалу бойца.
Торос не ответил.
Думаю, ничего интересного в том, что было дальше - нет. Скажу лишь, что ближе к вечеру я, едва способный двигаться и думать, тихо спросил Тороса, почему за весь день мы ни разу не взяли в руки оружия, или не учили удары.
- Ты слишком торопишься, - сказал бородач. - Научись терпению.
Это же он повторял многие дни после, когда уже учил меня обращаться с оружием. Но с каждым разом в его голосе все больше и больше проскальзывало сожаление - воин из меня не получался.
А потом "Звездочка", преодолев многие мили суровых льдов, добралась, наконец, до Приюта. Торгового форпоста купеческой гильдии "Киты и броненосцы".