Здесь словно не существовало времени: солнце неподвижно повисло в одной точке, ничто не двигалось, кроме него самого. Паук быстро сообразил, что имеет дело с творением чьих-то рук.
Сначала он по очереди увидел несколько совершенно не связанных между собой предметов, парящих в воздухе. Одним из них был, например, Собор Нотр-Дам де Пари, выполненный из хрусталя. Потом караван верблюдов на невероятно длинных многосуставчатых ногах, нагруженных семью смертными грехами. Затем ни на что не похожие субстанции на подпорках, которые придавали им форму уродливых человеческих тел. Он сорвал удушливый респиратор. Воздух был прохладный. Усталости он не чувствовал, хотя прошел довольно приличное расстояние и вряд ли вернется назад. Впрочем, это беспокоило его меньше всего. Пробовал кричать, но в мертвой тишине тонул всякий звук. Нет, тишина не была мертвой, ведь смерть — послесловие жизни, а жизнь здесь отсутствовала. Следовательно тишина обладала свойством вакуума, заполненного воздухом. Паук начал понимать страх Лоция; увидевший однажды такое не забудет никогда. Наверно Лоций увидел нечто, навсегда отбившее у него желание возвращаться сюда, а в том, что он ходил сюда, не стоит и сомневаться. Детей как магнитом тянет в таинственные места.
Какое-то время он напряженно прислушивался. Биение сердца, вдох и выдох. И все. Внезапно его как громом поразило открытие — он один, совершенно один, наедине со своими мыслями, сознанием и чувствами. Равнина — это пустышка, без человека она никчемна. Ведь те же зеркала нужны, чтобы в них смотреть!
Он сел на песок и принялся ждать. У кромки горизонта показалось черное пятно. Разрастаясь и приближаясь, оно превратилось в скопище насекомых. Оно текло как река. Муравьи. Колония с шуршанием пронеслась мимо него, неся на себе многочисленные трофеи, в том числе и картину с улыбающейся женщиной, которая многообещающе подмигнула Пауку, поймав его взгляд. Муравьи отличались крупными размерами, но опасений не внушали, видимо потому, что были заняты важным делом. Из земли с дикой скоростью полезла растительность, в мгновение ока равнина покрылась цветами самых экзотических расцветок. Бутоны распускались на глазах, листья раскрывались, с хрустом набухали и вяли. Пауку пришлось встать, иначе трава с головой накрыла бы его своим густым ковром. Он неторопливо побрел дальше.
Флора постепенно пожухла, зато ввысь с грохотом ринулись мраморные колонны, и обелиски, и древние алтари и статуи богов. Мир наполнился звуками, до слуха Паука донесся шум прибоя — где-то распростерся океан. Паук расслабился и как бы невзначай подумал о сочном спелом яблоке. В паре шагов от него на землю грохнулось громадное с метр в диаметре красное яблоко. Предположение подтвердилось. Поменьше, решил он и вытянул ладонь, куда шлепнулась точная копия, но уже реальных размеров. Забавно. Мир пульсировал и менялся, мир полыхал красками.
Паук решил провести ряд последовательных экспериментов, результаты которых оказались любопытными, а порой и непредсказуемыми. Он сознательно не создавал живые предметы, прекрасно понимая, к каким последствиям это может привести. Наигравшись вдоволь, он задумался над механизмом действия сего грандиозного по своей масштабности аттракциона, но к истинному его объяснению прийти не смог.
Он признался себе, что не может контролировать собственное сознание полностью. На все сто процентов. Его мозг можно было бы сравнить с радиостанцией, передающей информацию на частотах, которые воспринимала окружающая материя. Информация меняла материю, выстраивала атомы согласно внутренней иерархии, мировоззрению Паука и вокруг него образовывались все новые и новые структуры. Как отражение. Он понимал это. Едва в голову ему приходила мысль, тотчас перед собой он видел ее воплощенный эквивалент. Предметы зачастую не имели четких граней, лишь силуэт. Они словно были выполнены из плавленого сыра, постоянно мерцали и рябили как поверхность воды от всплеска.
За колоннами мельтешили призрачные фигуры, слышался отдаленный смех. Стоит вообразить геенну огненную и античное великолепие превратится в огненную пустошь. Паук поскорее отогнал шальной образ и вовремя, потому что оливки у корней лизнули первые языки пламени, а из травы потянуло дымком.
Не состояние, а процесс, твердил про себя он, изменчивый процесс. Волны, волны, возмущающие гладь здешней пустоты. Я не хочу знать, на что способен мой разум. Мне страшно. Как, как…..Лоцию.
— "Сон разума порождает чудовищ", — сказали за его спиной мягким баритоном.
Паук вздрогнул, и, оглянувшись, увидел перед собой ожившую статую Аполлона. В одной руке бог держал скипетр, другой придерживал накидку. Он напоминал одного из тех уличных актеров, прикидывающихся изваяниями, которых можно встретить на улицах европейских городков. Кудрявый и рельефный, покрытый мраморной пыльцой с головы до пят.
Паук поклялся чем угодно, что в этот момент не думал вообще ни о каких там аполлонах.
— Бессознательное, друг мой, — звонко засмеялся бог, — сильная штука!
— Я тебя создал? — подозрительно спросил Паук, — Нет? Или ты здешний deux ex mashina?
— Ближе к истине. Скажем так. Без тебя меня бы здесь не было, вернее, не было бы этой оболочки. Любишь греческую мифологию?
Аполлон сел на каменный выступ, достал из складок накидки пачку "Мальборо" и с наслаждением прикурил. Скипетр он временно отложил рядом.
Пауку потребовалось не меньше минуты, чтобы переварить происходящее.
Бог делал одну затяжку за другой с такой гримасой удовольствия, словно употреблял коноплю. Шут его знает, может и коноплю.
— Эх, дружище, что же ты так напрягся, расслабься. Хотя тебя вполне можно понять. В твоем-то положении. С другой стороны, это даже к лучшему. Кстати, ты заметил, что твой мир начинает приобретать насыщенность и содержание. Этот мир начинает жить, ха-ха! Посмотри-ка на этих нимф… да, у тебя есть вкус к женщинам.
— Послушай, — начал Паук, — мне трудно следить за темой разговора, я не знаю, куда ты клонишь. Я устал. Это какой-то кошмар, бред. Как прекратить это безобразие?
— Перестать думать, — сказал бог и часто захлопал глазами с наивным выражением лица.
— Я имею ввиду не Элладу, а свое состояние. Оно мне чуждо. Я не тот, кем кажусь на самом деле, я не шестилетний ребенок, и зовут меня совсем не Сеня.
И Паук рассказал богу о своем злоключении. Тот усердно внимал, положив ногу на ногу и подперев кулаком подбородок.
— Ну, посоветовать здесь можно только одно средство, — решительно высказался он после некоторых раздумий, — Называется оно смертью. "Умрешь — начнешь игру сначала". Это сравнительно легко.
— Утешил, спасибо, — вздохнул Паук. — А вдруг произойдет так, что если я умру….я на самом деле умру, и не вернусь обратно?
— Никакой гарантии. Но твоя судьба в твоих руках. Твоя жизнь, — Аполлон выставил одну раскрытую ладонь, — и твоя смерть, — затем другую. Многое здесь зависит от возможностей человеческого разума. Рацио, сэнсуо, эго, Альтер эго, бессознательное, как видишь набор инструментов для препарирования реальности более чем широкий. Я не буду спрашивать умеешь ли ты ими пользоваться. Может статься, что и навредишь, но я тебе не нянька. Уясни кое-что. Таким, каким ты видишь мир, не увидит его никто, потому что тебя Второго не будет. Ты единственный в своем числе, неповторимый и оригинальный. И ни один человек не поймет тебя настолько, насколько ты сам себя понимаешь. Это делает людей одинокими, заставляет преследовать примитивнейшие цели. Личность как атрибут разума теряет свою ценность. Симфония хромосом, браво! — бог шаловливо захлопал в ладоши, — Пока ты есть, есть одна из правдивых вариаций на тему изначального мира. Вы, люди, сами себя загоняете в онтологические клетки. При вашем могуществе. Ну как вы не поймете одну простую вещь: достаточно подумать, представить, вообразить себе желаемое и оно возникнет. Те, кто верят в рай, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО попадут в рай. Потому что рай для них БУДЕТ существовать. И потом, разве у тебя имеется выбор?
Паук кисло усмехнулся: во дает. Хотя его атлетический знакомый был прав, тысячу раз прав.
— Ты думаешь, почему ты оказался здесь, просто так? Ха-ха! Скажи мне, что шутишь! Это тебе не музыкальная шкатулка, — погрозил он пальцем, — это дорогостоящий прибор по усилению креативных электромагнитных импульсов, испускаемых человеческим мозгом. Последняя разработка, между прочим. И тебе выпала честь его протестировать.
На какой-то миг Пауку показалось, что аполлонова накидка трансформируется в лабораторный халат, а на носу проступают очки.
— Сам ты синхрофазотрон, — почти обидчиво угадал он его мысли.
— Ладно, проехали, — замахал руками Паук, сдаваясь, — Мне надо подумать. Ты не исчезай.
— Куда я исчезну, коли прочно поселился в твоем воображении? Сотвори мне кандалы, раз не уверен во мне, то есть в себе.
Паук посмотрел на бирюзовое небо. Оно было почти как настоящее. В лицо дул соленый морской воздух, деревья шелестели, на жирную землю падали сочные плоды, из источников била кристально чистая водица, рабы на дальнем взгорье шли собирать урожай, острогрудые нимфы водили хоровод, Аполлон раскуривал второй "косяк", полностью поглощенный делом. Через секунду о траву хлопнулся широкий замшевый диван, точь-в-точь как у Паука в гостиной, потом стол, копия его личного рабочего стола, тарелка с дымящейся курицей, бутыль вишневого вина….стоп, стоп, но на диване уже возлежала девушка, поедающая виноград в неглиже.
Бог присвистнул.
Паук облизнул пересохшие губы и спросил дрожащим голосом:
— Ты, помнится, говорил про какой-то там прибор?
— Именно, лично я называю его Конвертором, а сам исполняю роль программы-справочника, — невозмутимо сказал бог, — Его принцип действия основывается на многократном усилении мозговых импульсов и проецировании их вовне, то есть на равнину, которая в свою очередь воспринимает информацию, декодирует и воплощает ее с помощью атомного материала. В обычном мире силы человеческой мысли не хватает, чтобы преобразовывать материю непосредственно. Импульсы крайне слабы и непродолжительны.
— Но почему я?
— Метод случайного отбора, — пожал плечами Аполлон, — Не надо на меня так смотреть.
— Ты не похож на машину, — протянул он, — слишком….
— А тебе не приходило в голову, что комплекс движений, интонаций, логический аппарат можно внести в программу? Знаешь, когда никого нет, я парю над равниной и часто задумываюсь над природой своего происхождения. Почему я мыслю. Каково мое существование — условное или безусловное, продолжительное или конечное. Я есть или меня нет, или я всего лишь вихрь электрических разрядов, упорядоченных определенным образом. Но разряды состоят из атомов, как и человеческие тела. Так можно до бесконечности предаваться поискам. Я понял, что сам себя узнать никогда не смогу, зато за людьми наблюдаю и могу кое-что из сих наблюдений вывести. Я и сейчас вижу тебя и могу о тебе судить. Я вполне могу не существовать на уровне твоей реальности, но пока ты здесь, реально все что происходит. Спящий человек может не знать что ему снится другая реальность, впрочем как и человек, находящийся в бреду, или в горячке, или пьяный, или под наркотой. И это не мешает ему действовать и говорить. Каждое состояние хоть сколько-нибудь отличающееся от предыдущего открывает новую реальность, новый мир со своими законами. Все что снится не реально только лишь потому, что оно снится? Тебе это снится, ну так ущипни себя, но учти что твое тело не иначе как сосуд, а разум ты не ущипнешь, не почувствуешь боль. Человек априори живет будущим. Попробуй пожить настоящим, заостри внимание на своем "сейчас", сосредоточься и ощути внутренний ток времени. Плети паутину бытия, паук, плети паутину, и возможно в нее что-нибудь попадется….
Паук ощутил покалывание в области подушечек пальцев и легкий озноб. Где-то через сто или двести лет в будущем операторы будут ломать голову, каким образом в Конвертор без подсоединения тела попал разум, пробыл там, да еще и изменил код и файловую операционную систему программы, но это не имеет смысла. Паук сломя голову побежал к утесу, навстречу фантастичному масляному океану, рождающему мимоиды, и бросился вниз, в толщу вещества, с шумом ворочающегося у скалистых берегов, а Аполлон громко смеялся, постепенно испаряясь вместе с Элладой.
Вроде бы падал он вниз, а вылетел наверх, точно пробка от шампанского и приземлился на пушистую сочную траву. Поднялся, отряхнулся.
В следующий миг осознал факт: он оказался на зеленой лужайке посреди прекрасной островной страны, которая называется Новой Зеландией. Так подсказывала злыдня интуиция. На лугу паслись коровы. А, ну да, они еще дают молоко.
Возле дороги неподалеку стоял деревянный дом. Столбы электропередачи, неуклюже натыканные вдоль трассы, убегали за холмы. И ни каких признаков цивилизации. Паук побрел к дому, земля приятно пружинила под ногами. Навстречу ему вышел мужик довольно преклонного возраста, с сединой, упитанный и энергичный.
— Здорово! — говорит.
Паук, естественно, выпал.
— Вы меня знаете?
Мужик пригладил рукой волосы и исчез в дверном проеме.