— Этого не может быть… — Арни недоверчиво покачал головой.
— Может, Арни, может, — вновь усмехнувшись, кивнул отец, — Только ты лучше помалкивай о том, кто у нас жил, и как ты себя вел с ней, если не хочешь, чтоб герцог велел казнить нас всех или в подвалы свои упечь…
Выслушав рассказ игумена о том, что произошло с Алиной, мать Калерия посоветовала ему ни о чем не расспрашивать ее, раз она не хочет ничего рассказывать, и добавила: — Девочка ни в чем не согрешила, каяться ей не в чем, так что не настаивайте, Отче. Захочет, сама расскажет, а пока ей видно не особо приятно вспоминать об этом.
— Кажется мне, матушка, — покачал головой игумен, — что думает она, что ругать ее буду, что недостойно себя вела она… хоть, на мой взгляд, вела она себя очень достойно…
— Достойно скорее монахини, чем будущей герцогини… Она понимает это, поэтому и молчит. Она не хочет слышать от Вас ни одобрения своим действиям, ни осуждения…
— Почему?
— Одобрив ее поведение, Вы покажите ей, что не воспринимаете ее как будущую герцогиню, а осудив, дадите понять, что для Вас в первую очередь важен ее будущий титул, а не ее душа. Она, видимо, сама не разобралась в своих чувствах, поэтому и Ваше мнение услышать боится. Не торопите ее, и не говорите, что все знаете. Время все расставит по своим местам. Кстати, Отче, теперь, когда Алина вернулась, благословите обет молчания принять. Вы знаете, необходим он мне, чтоб перестать стараться чужие грехи изжить, а сосредоточиться лишь на своих.
— Кто ж тогда сестричество возглавит, матушка?
— Сестра Серафима. Она справится. А Лидия келейницей Вашей станет.
— Что ж, тогда благословляю, — отец-настоятель осенил ее крестным знамением, и мать Калерия отказалась от всяких разговоров на долгие годы.
11
Герцогиня Алина Тодд остановила карету у стен монастыря, вышла, перешла по подъемному мосту к его воротам и постучала.
— Кто там? — в воротах распахнулось маленькое окошечко, и через него кто-то поглядел на герцогиню.
— Герцогиня Алина Тодд. Вот бумаги, подписанные Его Величеством королем, позволяющие мне навещать дочерей, — Алина подала в окошко свернутые в трубочку грамоты.
Бумаги исчезли в окошечке, и оно захлопнулось. Герцогиня осталась ждать у ворот. Ждала она достаточно долго, наконец, в воротах открылась небольшая, дверка и выглянувшая невысокая монахиня с очень суровым выражением лица тихо проговорила: — Входите, мать-настоятельница позволила.
Алина прошла в дверку, и другая монахиня, высокая и статная, видимо, стражница, тут же заперла дверь и повернулась к монахине, позвавшей Алину.
— Сестра Бернардина, открывать, чтоб выпустить лишь с Вами или без Вас позволите? — низким грудным голосом спросила она.
— Рот закрой, сама скажу, что нужным посчитаю, — резко ответила та.
Стражница тут же повалилась перед ней на колени.
Сестра Бернардина повернулась к Алине, — Пойдемте.
Она провела герцогиню через длинный коридор в небольшой зал, по периметру которого стояли скамейки, а в углу большое распятие.
Перекрестившись у распятья и поклонившись ему, сестра Бернардина проронила, — Тут ждите, — после чего быстро вышла.
Алина подошла к распятию и опустилась около него на колени:
— Господи, благодарю тебя, что не отверг просьб моих и позволил увидеться с дочерьми, не остави и дальше меня, грешную, вразуми как поступить и как помочь им… Дай сил принять и исполнить волю Твою… пусть на все будет воля Твоя… — проговорила она, после чего стала читать длинную благодарственную молитву.
Вошедшая сестра Бернардина, удивленно взглянув на коленопреклоненную герцогиню, замерла на пороге. Идущие следом за ней две девочки, одетые в темные монашеские одеяния, тоже несмело остановились рядом. Дождавшись, чтобы герцогиня поднялась, она негромко проговорила, — Ваши дочери, Ваша Светлость.
Обернувшаяся Алина лучезарно улыбнулась:
— Как я рада вас видеть, девочки мои дорогие, — она шагнула к ним и, притянув к себе, обняла, — Здравствуйте, мои любимые.
Дочери несмело прижались к ней и еле слышно прошептали: — Здравствуйте, матушка.
Алина подняла голову и пристально посмотрела на монахиню, замершую у порога после чего тихо проговорила:
— Оставьте нас на час, сестра Бернардина. Через час я верну дочерей на Ваше попечение.
— Это невозможно. Общаться с Вами девочки будут лишь в моем присутствии, — не двигаясь с места, проронила та.
— Что ж, если у Вас больше нет никаких дел, можете удовлетворить Ваше любопытство и понаблюдать за нашим общением, — с усмешкой проговорила Алина, а потом склонилась к дочерям, — пойдемте сядем на скамейку, и вы расскажите мне, как вы тут живете.
Кивнув, девочки прошли вместе с ней к одной из скамеек. Алина села, Мария села рядом, а Луиза, осторожно взяв ее за руку, просительно заглянула в глаза и тихо прошептала, — Можно я рядом постою, матушка?
— А что такое? Почему ты не хочешь сесть? — удивилась Алина.
Луиза потупилась.
— Наказали ее утром сильно, — пояснила Мария.
— Вас часто наказывают? — спросила у нее Алина, после чего притянула к себе Луизу, у которой в глазах засверкали слезы, и стала нежно гладить по голове, — Не плачь, маленькая моя, все пройдет.
— Меня нет, совсем почти не наказывают, — покачала головой Мария, — А ее часто. Не слушается она, да и наказаниям перечит, сегодня вот убежать пыталась, а когда сестра Грета, что смотрит за ней, поймала ее, укусила ту и дралась с ней, вот ее и выпороли сильно, да еще в подвал посадили. Ее сестра Грета выпустила лишь потому, что Вы приехали… потом, наверное, обратно посадит.
— Алина, забери меня отсюда, пожалуйста, — Луиза прижалась к герцогине и зарыдала в голос, — Там, в подвале такие тараканы страшные и слизняки и мокрицы какие-то, а еще темно там… А сестра Грета сказала, что я там неделю сидеть буду, а если тебе пожалуюсь, то еще дольше… и что еще накажут меня… Забери, пожалуйста… Я слушаться и тебя, и леди Гиз буду… За что нас папа сюда отправил? Я же слушалась всегда…
— Тсс… тихо, моя хорошая… Не бойся. Тараканов бояться не стоит. Они же не кусаются, и слизняки не кусаются, и мокрицы… да и в темноте ничего страшного нет. Ты ведь знаешь молитву "Отче наш"? Так вот, когда ее читаешь, страх проходит и становится понятно, что бояться было нечего. Что в темноте никого нет, и никто тебя не тронет, ни тараканы, ни мокрицы…
— Они такие противные, особенно если в темноте их коснешься…
— Они все Божьи создания, и ничего противного в них нет… а если молитву читать будешь, то поймешь это. С молитвой не тронет тебя никто.
— Алиночка, я все равно их боюсь… ну, пожалуйста, забери меня отсюда…
— К сожалению, пока забрать не могу, моя хорошая… Пока я лишь навещать вас могу.
— Я не хочу, чтоб ты навещала, я хочу, чтоб ты забрала меня домой.
— Я понимаю, но пока это не в моей власти, моя ласточка, — Алина ласково гладила рыдающую Луизу, потом повернулась к тихо сидящей рядом Марии, — Тебе тоже тут плохо, солнышко?
— Не особо… — Мария пожала плечами, — дома, конечно лучше было… тут строго очень все, но все не так ужасно, если исполнять то, что велят… а на службах так вообще хорошо, я в хоре пою…
— Ты умница, моя хорошая… Господь видно близок к тебе, если на службах тебе хорошо… Это замечательно.
— Алина, Алина… — герцогиню за руку подергала Луиза, — Если ты забрать не можешь, тогда скажи им, чтоб в подвал меня не сажали… Ведь это ты можешь?