Уставшие рабочие, оторванные от работы, послушно сидели в актовом зале и дремали. Старался менять интенсивность речи, громкость, чтобы привлечь их внимание, но такое ощущение, что они ещё не проснулись или это, вообще, ночная смена. Вопросы задавало только начальство, больше интересуясь темой хозрасчёта предприятия. Рабочим это было по барабану. Один только встал работяга в третьем ряду и сказал:
— Может, хоть, горячую воду на лето не будут отключать, а то помыться невозможно после смены?
— И ты это, скажи еще, что полы в казарме прогнили! — громко подсказал ему кто-то с самых задних рядов.
Понятно… Эти двое меня за какое-то московское начальство, похоже, приняли. Решили таким образом прогнуть свое руководство. А что — я в костюмчике, из Москвы, начальство их передо мной любезничает. Совсем, похоже, на этом предприятии директор и профорг мышей не ловят, раз люди отчаялись и пытаются столичной поддержкой заручиться.
Но это, естественно, не то, чем я могу заниматься. Полезу в эти вопросы, подставлю общество «Знание» и лично Константина Сергеевича. Тем более, что никакое я не московское начальство… Слышал, уходя, что народ не стал расходиться, а потребовал директора на сцену. Ну что сказать — довёл людей, пусть теперь отдувается…
Далее был хлебозавод, молочный завод, птицекомбинат, завод строительных конструкций, естественно, горком, и завод клееных конструкций. Промышленность этого относительно небольшого городка поражала масштабом и размахом.
Сковородка опять бубнил что-то недовольное всю обратную дорогу о разных недостатках на местах, что приметил. Эх, что ты в девяностых скажешь?
Предоставил ему полную свободу действий в неблагодарном деле делёжки подарков и подношений. Мужик он нормальный, лишнего не возьмет.
— Десятину, как положено, отложил, — улыбаясь, заявил он, вручая мне приличных размеров коробку, когда мы приехали.
— Ионову тоже отложил уже? — уточнил я. — Это всё мне?
— Тебе, тебе! — хитро подмигнул он. — А Сергеич в этот раз сказал ему ничего не откладывать. Мы с тобой только делимся.
Так… А что это значит? Не понял… Хотя… Одна мысль все же пришла в голову. Это Константин Сергеевич что, из-за моего возможного назначения в Верховный Совет передумал что-то из моих подарков забирать? Боится, что я вырасту по должности и припомню, что с ним делился? Как будто мне жалко, можно подумать…
Сковородка хохотнул, поставил мне на коробку белый гипсовый бюст Гагарина и похлопал меня по плечу, потому что руки у меня были заняты.
— Шуруй домой, Паша, — довольно проговорил он.– Славно поработал!
— А дверь в подъезд открой, а?
— Сей момент! — деланно недовольно ответил он, направляясь к двери.
Добравшись до квартиры, постучал ногой в дверь, повернувшись к ней спиной. Перепугал дома всех. Дверь распахнул Егорыч с решительным видом. С кухни напряжённо выглядывали Галия с Никифоровной и Родька.
— Напугал, чёрт! — выдохнула Никифоровна. — А мы уж думаем, что происходит?
— Извиняюсь. Не мог по-другому, — водрузил я коробку на стол на кухне, а бюст Гагарина вручил Родьке.
— Вот так справный добытчик и должен домой заявляться! — хохотнул Егорыч. — Чтобы руки были заняты всякой пользой для женушки и деток.
Галия тут же принялась разбирать подарки. Уж сколько раз такое происходило, но интерес и азарт у неё не пропадают.
Пока умывался, мне ужин на стол поставили. Попутно болтали с Егорычем, а женщины коробку разбирали.
Сегодня, оказывается, Егорыч опять возил Никифоровну к доктору. Они уже сами, без меня, это наладили, слава богу. Рассказали, что все заживает хорошо, больше к нему ездить не надо.
Егорыч с Родькой, как выяснилось, собрались в гости к нам в деревню.
— Аннушка говорит, — сказал старый, — ты большой ремонт запланировал у них этим летом?
— Планировал, — с досадой подтвердил я. — Уже и деньги отложил. Но весь июнь сессия. Потом командировки, вот как сегодня, а затем с женой едем на море. Хоть разорвись. Подумываю уже нанять какую-то бригаду. Хоть пару человек.
— Давай, пока я там, помогу чем-нибудь, — как о само собой разумеющемся предложил Егорыч,– я рукастый, пригожусь.
— Серьёзно? — аж жевать перестал я. — Это было бы здорово. Там у нас ещё Трофим есть, сосед. Он местный, знает, где и что купить можно. И, если что, денег должно хватить и на помощника какого нанять.
— Что за Трофим? — недоумённо взглянул Егорыч на Никифоровну.
— Это Эльвиры старый, — поспешила объяснить та.– Соседки моей.
Не сразу до меня дошло, что она сказала, но, когда я понял и поднял глаза на Никифоровну, она взъерошилась, руки на груди скрестила.
— Могли бы уже и сами догадаться, — недовольно заявила она, — а теперь получается, что я разболтала, что меня не касается.
— Ну надо же! — широко улыбнулся я.
— И нечего смеяться! Мы тоже люди! — нервно сказала Никифоровна.
— Блин! Да я от радости улыбаюсь! — воскликнул я, и взглянул на растерянно моргающую глазами жену. — Вообще-то, я к Трофиму уже и привык. Как не приедем, он всегда где-то рядом.
— Да, — тут же поддакнула мне жена.
Родька не очень понимал, что происходит, но ему было очень весело. Нормальные у нас старики, ему с ними будет хорошо, пусть, хоть всё лето там в деревне тусит.
— У нас там озеро в двух шагах, можно купаться, можно рыбу ловить, — потрепал я его по голове. — Бабушки цыпляток маленьких купили, — показал я размер цыплёнка на ладони. Глаза у Родьки загорелись, он готов был уже ехать.
Но нам ехать, пока, нельзя. У нас завтра пятница.
Утром все сидели за столом молча. Инкино кесарево сегодня по плану. Хуже всех было Никифоровне, которая за нее болела, как за родную, все же все детство рядом с ней провела, помогала Эльвире и Апполинарии ее подымать. Ей предстояло просто сидеть и ждать. Мы с Галией могли хоть на учёбе отвлечься.
— Ну, мы поехали, — сказал я, сочувственно глядя на неё. — У Нины из больницы только наш домашний телефон. Вы остаётесь на связи. Вот, я выписал Петин, бабушкин и мамин рабочие телефоны, положу под аппарат, как только что-то станет известно, сразу им звоните. А я буду из автоматов в университете вам позванивать.
— Я тоже, — добавила Галия.
— Давайте, дети, счастливо, — проговорила Никифоровна, нервно кусая губы.
Мы уехали. В университете специально не стал после первой пары звонить, дождался большого перерыва. Никифоровна сообщила, что, пока, никаких новостей. Уже и мама звонила, и бабушка.
— Ну, ждём, значит, — постарался сказать я как можно беззаботней, а сам тут же набрал ординаторскую оториноларингологии Бурденко.
Трубку взял мужчина, я представился братом Инны Жариковой, спросил, есть ли какие новости.
— Сами ждём, — ответил тот.
— А её уже оперируют? — решил сразу уточнить я. — Когда мне перезвонить?
— Оставьте, лучше, свой телефон, — предложил он.