Исходя из своего богатого жизненного опыта, сразу мог сказать, что мои акции в его глазах сильно упадут. Сейчас у власти жесткие люди, прошедшие через войну. Может принять меня за капризного, избалованного молодого человека. Может он, конечно, позвонит кому надо в Верховный Совет и решит мою проблему. А может, решит и вовсе забыть обо мне, разочаровавшись. Да еще и скажет об этом кому-нибудь, кто в Верховном Совете растреплет, что Межуев за мной больше не стоит, и меня можно смело увольнять.
А мне в трудовой книжке вовсе не нужна запись, что я проработал в такой серьезной структуре, как Верховный Совет, неделю или две. Будет выглядеть так, словно мне сделали серьезный аванс, взяв туда на работу, а потом я не справился и меня вышибли. Или, того хуже, оказался политически неблагонадежным. Именно об этом будут думать в любых кадрах, куда я принесу потом свою трудовую. Может, даже и звонить будут в кадры Верховного Совета, чтобы точно выяснить, что со мной не так. А там как-то я не заметил при приеме на работу одобрительных взглядов в мой адрес… Тот же Жан Кисько попадется, и кто ему помешает охарактеризовать меня так, словно я и в дворники не гожусь?
Так что первичный вывод — не дергаться пока что. Марк Анатольевич согласовал мне, фактически, полдня в неделю работы — за полставки не сказать, что я буду перерабатывать. Работа откровенно тупая, но кто мне мешает думать о своем, когда я набью руку в обращении с этими письмами? Это же не бухучет или аудит, тут предельная концентрация не нужна. Если какое письмо не в ту стопку случайно суну, то, скорее всего, никто этого и не заметит. Прости, доярка Дарья, ты правильно мыслишь, но тебе вообще не стоило писать то письмо…
Галия и мама попытались меня расспросить за ужином, как первый рабочий день прошёл в Верховном Совете. Честно им признался, что тупо сортировал обращения трудящихся.
— Ну, сынок, не всё сразу, — решила поддержать меня мама.
— Да я понимаю, — улыбнулся я.
Глава 18
г. Москва.
Вскоре пришёл покупатель за трактором в подсолнухах. Невысокий, пухленький, лет под пятьдесят, с облысевшей макушкой. Представился Леонидом. Всё время улыбался и говорил, да используя своеобразную деревенскую манеру изъясняться, хотя, судя по дорогой одежде и обуви, дядечка очень непростой. И такое тепло от него шло, такая харизма, что он подсознательно вызывал доверие.
— Значицца, вы и есть тот молодой человек, что взял под крыло наших пенсионеров? — с любопытством разглядывал он меня. — Наслышан, наслышан. Михаил Андреевич много раз про вас балакал.
— Надеюсь, не ругал? — улыбнулся я.
— Что вы, только хорошее.
Спустились на первый этаж. В этот раз сам попросил жену со мной сходить, я же понятия не имею где там этот трактор.
Леонид воодушевлённо делился с нами, что Михаил Андреевич его палочка-выручалочка. Что он, Леонид, всегда желанный гость на любом торжестве, потому что все знают, что он дарит живопись. Да еще какую!
— И у меня голова не болит, — делился Леонид, — что сунуть в подарок людям, у которых всё есть?
— Интересный подход, — согласился я.
Галия принесла картину. Я поставил её на спинку дивана. На ней, реально, был изображён трактор, стоящий у поля с подсолнухами.
— Это шедевр, чессно слово! — восхищённо произнёс Леонид и сунул мне деньги. — Есть во что завернуть это счастье?
— Есть, есть. Сейчас, — подхватилась Галия и скрылась в соседней комнате.
— Какая милая у вас жена, — подмигнул он мне.
Вскоре она вернулась с большим серым листом и мотком шпагата. Мы завернули с Леонидом картину, перевязали. И он, абсолютно счастливый, ушёл, пожав мне руку и приложившись губами к ручке Галии, чем смутил её невероятно. Мы пересчитали с женой деньги. Тысяча рублей, однако. Спрятал их туда же в раму.
Потрясённые стоимостью не очень большой картины, мы молча поднялись к себе. Признаться, я и после первой продажи стал гораздо с большим уважением относиться к увлечению жены рисованием. А сейчас я понял, что очень его одобряю.
Через некоторое время позвонил Михаил Андреевич, узнал, как всё прошло. Доложил ему всё, как есть.
— Знаешь, кому ты сегодня руку жал? — лукаво спросил он.
— Вы про Леонида? — без задней мысли уточнил я.
— Про Леонида, — рассмеялся Михаил Андреевич. — Это народный артист СССР. Так-то, мальчик мой.
— Правда? — удивился я. — Совершенно незнакомое лицо.
— Почаще надо в Большой театр ходить, — посоветовал он.
— Были как-то с женой на балете.
— На балете… А надо было на оперу, — посмеялся Михаил Андреевич и мы попрощались.
Только оперы мне и не хватало. Но сам факт! Пошёл рассказывать Галие, кто ей сегодня ручки целовал.
Чуть позднее к нам зашёл Григорий узнать, когда мы едем в деревню? Чтобы ему Родьку собрать успеть. Буднично так говорил о том, что отец в деревню умотал, уже свыкся с этой мыслью.
— Отец мне на службу вчера звонил, — делился он, — просил передать с тобой кое-что из своих вещей. Ладно?
— Конечно. О чём разговор! — удивился я. Мама с Галиёй сразу чаю ему предложили, он благодарно кивнул головой.
— И там ещё Анна Никифоровна что-то мне передать собралась, — добавил он.
— Привезём, — улыбнулся я.
— Небось, пирожков, — предположила мама. — Пироги у неё замечательные.
— Когда вы вернётесь? — поинтересовался он.
— Мама там, пока, останется, а мы с Галиёй завтра к вечеру вернемся, — ответил я. — Мне свёкра сестры надо отвезти в аэропорт завтра ночью.
Он кивнул и задумчиво гонял чай в чашке чайной ложечкой, а сам сахар даже не насыпал. Что-то его беспокоит, причём, очень сильно. От Лины опять что-то прилетело? Надеюсь, нет. Как-то уже достаточно истрепала всем нервы эта Лина…
— Слушай, — начал он смущаясь. — Поступил в Академию на курсы. Учиться почти полгода.
— О, поздравляю.
— Всё лето в Москве безвылазно придётся проторчать. А Родька уже на море настроился…
— Так договорились же, что мы его с собой в Палангу берём, — с недоумением посмотрел я на него.
— Да, — подтвердила жена, с таким же недоумением глядя на него.
— Ну, это было, когда я в командировку на год планировал вскоре уехать. А сейчас-то я дома, — вопросительно взглянул он на меня.
— Ну, какая разница, — мы уже настроились, что малой с нами едет. Правда? — повернулся я к жене.
Она охотно кивнула.
— Может, мне отца попросить с вами поехать? — предложил он.