- Не дай бог! Просто на кусочки раскалывается. Пропади оно, это ресторанное белье! Пока считаешь, глаза на лоб вылезут.. А это кто? - вдруг замечает нас Мелина тетя. - К кому пришли? Зачем?
- Это, тетечку, мои подруги пришли... В гости...
- Ох, тесно у нас тут!.. Какие уж гости! - неприветливо говорит Мелина тетя. - Тебе обедать надо...
- Мы уходим, - спокойно говорит Лида.
- Нет, зачем же? - слабо протестует госпожа Норейко. - Меля пойдет к нам в столовую комнату, пообедает, а вы ее тут подождите, если хотите... Ступай, Мелюня, там сегодня твое любимое...
Но мы, простившись, выходим на улицу.
- Не понравилась мне эта "тетечка"! - мрачно говорит Варя.
- А папулька этот тоже... Рубля давать не хотел, полтинник предлагал... Вот выжига! А ведь богатый! Ну ладно, идем теперь к Варе, - напоминает Лида.
К Варе идти далеко. Мы успеваем переговорить обо всем. О Дрыгалке, о Колоде, об учителях. Вспоминаем то, что рассказала сегодня Меля (она знает все на свете!): наш теперешний директор, Николай Александрович Тупицын, вступил в эту должность всего год назад, вместо прежнего директора, которого звали Яков Иванович Болванович. Этот прежний директор подписывал бумаги размашисто: Я. Болван... - и росчерк. А под этим шла подпись начальницы Колоды: А. Я. Колод...- и тоже росчерк. Получалось: "Я - Болван, а я Колода".
Так, болтая, смеясь, мы подходим к домику на окраине города.
- Вот. Наш домик, - говорит Варя и смотрит на этот домик так ласково, как на человека.
Это и вправду славненький домик! Не знаю, как выглядит он зимой, но сейчас он густо увит диким виноградом, и конец лета раскрасил листья во все цвета. Тут и зеленые листья, их уже меньше, и розовеющие, и вовсе красные,красота! Мы входим в калитку и заворачиваем за дом. Там, в садике, на маленькой жаровне стоит таз, в котором варится-поспевает варенье. Около жаровни сидит на стуле старушка и ложкой снимает с варенья пенки.
- Бонжур, мадам Бабакина! - весело приветствует старушку Варя.
- Бонжур, мадемуазель Внучкина! - спокойно отзывается "мадам Бабакина". - О, подружек привела! В самый раз пришли - варенье готово! Из слив... Вон с того дерева собрала я сегодня.
Мы не успеваем оглянуться, как Барина бабушка уже усадила нас за круглый садовый стол, врытый в землю, поставила перед каждой из нас полное блюдце золотисто-янтарною варенья и по куску хлеба.
- Как вкусно! - восхищается Лида.
- До невозможности! - говорю и я с полным ртом.
Варя обнимает твою бабушку:
- Еще бы не вкусно! Кто варил? Варвара Дмитриевна Забелина! Сама Варвара Дмитриевна! Понимаете, пичюжьки?
Варя очень похоже передразнила Мелино "пичюжьки". Это, конечно, опять вызывает смех. Впрочем, в этом чудесном садике, позади дома, увитого разноцветным диким виноградом, да еще за вареньем Вариной бабушки, нам так радостно и весело, что мы смеемся по всякому пустяку и жизнь кажется нам восхитительной. Я смотрю то на Варю, то на ее бабушку - они удивительно похожи друг на друга! Бабушка говорит басом, как Варя, и у обеих - у бабушки и внучки - одинаковые карие глаза, подернутые поволокой, и веки открываются, как створки занавесок, раздвигающиеся не до конца в обе стороны.
- Спасибо, Варвара Дмитриевна! - благодарим мы с Лидой.
- Какая я вам "Варвара Дмитриевна"! - удивляется старушка.- Бабушкой зовите меня - ведь вы подружки Варины! Сына моего, Вариного отца, товарищи по морскому корпусу и по плаванию - всегда меня "мамой" звали. А вы зовите "бабушкой", а не то не будет вам больше варенья!
- А ведь мы к тебе по делу пришли, бабушка! - вспоминает Варя.
Выслушав наш рассказ о Кате Кандауровой, которая живет в семье Мани Фейгель, Варвара Дмитриевна говорит растроганно:
- Смотри ты, Илья Абрамович сироту пригрел! Ничья беда мимо него не пройдет... И Маня, видно, в отца растет, добрая... Ну-ка, Варвара, где наш банк?
Варя достает в дом и тотчас возвращается, неся в руке "банк" - это металлическая коробка из-под печенья "Жорж Борман".
Варвара Дмитриевна открывает коробку, смотрит, сколько в ней денег.
- Гм... Не густо...- вздыхает она. - Ну все-таки, я думаю, рубль мы можем дать, - а, Варвара? Надо бы побольше, да еще долго до пенсии, - вдруг на мель сядем?
- Не будем жадничать, бабушка! Наскребем все два...
Вот у нас уже собрано три рубля. Отлично! Мы прощаемся с бабушкой Варварой Дмитриевной, в которую мы с Лидой успели влюбиться по уши. Мы ей, видно, тоже понравились: она с нами прощается ласково, обнимает и целует нас.
Теперь мы идем к Лидиной маме, Варя тоже идет с нами.
В квартире Лидиных родителей все очень по-барски. Красивая мебель, ковры, много изящных безделушек. Мы стоим в гостиной, в ожидании, пока выйдет к нам Лидина мама. На одной стене большая фотография в красивой рамке - молодая темноволосая женщина в черном платье.
- Это твоя мама? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает Лида. - Это моя тетя. Мамина двоюродная сестра. Поэтесса Мирра Лохвицкая, - слыхали про такую?
- Нет, мы с Варей не слыхали.
- Странно... - удивляется Лида. - Она недавно получила Пушкинскую премию Академии наук. Во всех газетах было напечатано.
Мы смотрим с уважением на портрет поэтессы Мирры Лохвицкой, получившей недавно Пушкинскую премию Академии наук.
- А знаешь, - внезапно говорит Варя, - у нее глаза немножко странные...
- Верно. Сумасшедшие глаза, - спокойно соглашается Лида.
На другой стене висит большой портрет в тяжелой раме - красивая женщина в бальном платье.
- А это твоя мама? - спрашивает Варя.
Лида смеется:
- Нет, это другая моя тетя. Жена моего дяди. И тоже писательница Мария Крестовская. Ее отец был очень известный писатель - Всеволод Крестовский, он написал роман "Петербургские трущобы". А тетя Маруся - ну, она хуже его пишет, но все-таки известная, ее печатают в толстых журналах. Очень многие читают и любят...
- У тебя есть ее книги?
- Есть, конечно... Могу тебе дать. Хочешь?
Ну конечно, я хочу! Я просто в себя прийти не могу: подумать только, Лида, Лида Карцева, .наша ученица, моя подруга, а тетки ее - знаменитые писательницы!
- Так я и знала! Так я и знала! - раздается позади нас капризно-веселый голос. - Они тетками любуются! А на меня, бедную, никто и не смотрит!
Мы оборачиваемся - в дверях стоит женщина, Лидина мама, Мария Николаевна, и до того она красива, что мы смотрим на нее, только что не разинув рты, и от восхищения даже зарываем поздороваться.
Лида бросается со всех ног, поддерживает Марию Николаевну и усаживает ее на затейливой формы кушетку, поправляет складки ее красивого домашнего платья. Потом представляет матери нас, своих подруг.