Так оно и происходит. Антон кончает свое дело, с усилием встает с колен Аня протягивает ему свой пакетик с нарядной тесемкой. Не говоря ни слова, даже не взглянув на девочек, Антон берет пакетик рукой, черной от сажи, сует ею за пазуху и уходит.
Люда и Аня смотрят ему вслед и посылают воздушные поцелуи его удаляющейся спине.
- Дуся! - говорит Аня с чувством.
- Да! Ужасный Дуся! - вторит Люда.
Я смотрю на них во все глаза О ком они говорят? Кто "дуся"?
Туг обе девочки - Люда и Аня - начинают шептаться. Поскольку они при этом то и дело взглядывают на меня, я понимаю, что речь у них идет обо мне.
- Послушай... - подходит ко мне Люда. - Ты - Шура, да? Я знаю, мне о тебе Нинка Попова говорила
- У нас к тебе просьба! - перебивает ее Аня.- Понимаешь, мы пансионерки, мы живем здесь, в институте, всегда. И у нас очень мало окурков!
- Ужасно мало! - поясняет Люда. - Откуда здесь быть окуркам? Учителей таких, чтобы они были мужчины, курили папиросы, - ведь немного. В классах они не курят, в коридоре - тоже, только в учительской, - а в учительскую нам ходить запрещено! Вот ты живешь дома - собирай для нас окурки, а?
- Какие окурки? - спрашиваю я, совершенно обалдев.
- Ну, обыкновенные. Окурки. Окурки папирос. Понимаешь?
Я еще больше удивляюсь.
- Вы курите? - спрашиваю.
Обе девочки хохочут. Я, видно, сморозила глупость.
- Нет, мы с Людой не курим, - снисходительно улыбается Аня. - Мы для Антона окурки собираем.
- Потому что мы его обожаем! - торжественно заявляет Люда. - Он - дуся, дивный, правда?
Я молчу. Антон не кажется мне ни "дусей", ни "дивным".
Просто довольно нечистоплотного вида старик со смешной лысиной.
- И еще мы хотели просить тебя... - вспоминает Аня. - Кто живет дома, у того всегда много цветных тесемок от конфетных коробок. А у нас здесь, в институте, откуда возьмешь тесемки? Мы сегодня перевязали окурки для Антона,- видела, какой красивенький пакетик получился? И, представь, последняя ленточка! Больше у нас ни одной нет.
- Приноси нам, Шура, окурки и конфетные тесемочки!
- И, смотри, никому ни слова! То есть девочкам - ничего, можно. А синявкам ни-ни!
Я не успеваю ответить, потому что в класс вливается большая группа девочек. Среди них - Меля, Лида и другие мои подружки. Обе мои новые знакомки - Люда и Аня из первого отделения - говорят мне с многозначительным подчеркиванием:
- Так мы будем ждать. Да? Принесешь? И убегают.
- Это что же ты им принести должна? - строго допытывается у меня Меля.
- Да так... Глупости... - мямлю я.
- Ох, знаю! - И Меля всплескивает руками. - Они ведь Антона, истопника, обожают! Наверно, пристали к тебе, чтобы ты из дома окурки носила?.. А, кстати, - вдруг соображает Меля. - Надо и вам кого-нибудь обожать! Кого вы, пичюжьки, обожать будете?
- Я - никого! - спокойно отзывается Лида. - Моя мама училась в Петербурге, в Смольном институте, она мне про это обожание рассказывала... Глупости все!
Ну хорошо, Лида знает про это от своей мамы и знает, что это глупости. Но мы - Варя Забелина, Маня Фейгель, Катя Кандаурова и я - не знаем, что, это за обожание и почему это глупость. И мы смотрим на Мелю вопросительно: мы ждем, что она нам объяснит.
В эту минуту в класс вбегает Оля Владимирова. У нее такая коса, как ни у кого в I классе, - не только в нашем, втором отделении, но и в первом. Если бы у меня была такая коса, ох, я бы все время только и делала, что поводила головой то вправо, то влево... а коса бы, как змея, шевелилась по спине то туда, то сюда! Оля Владимирова нисколько не гордится своей косой, разговаривает со всеми приветливо, лицо у нее милое - вообще хорошая девочка. Сейчас она вбежала в класс, поспешно выложила все из сумки в ящик своей парты и почти бегом направляется обратно к двери в коридор.
- Владимирова! - окликает ее Меля. - Ты - обожать, да?
- Да! - отвечает Оля, стоя уже в дверях класса.
- А кого? - продолжает допытываться Меля.
- Хныкину, пятиклассницу. Ох, медамочки, какая она дуся! - восторженно объясняет Оля. - Ее Лялей звать - ну, и вправду такая лялечка, такая прелесть! А Катя Мышкина обожает ее подругу, Талю Фрей, - мы с Мышкиной за ними ходим... - И Оля убегает в коридор.
- Пойдем, пичюжьки! - зовет нас Меля. - Надо вам посмотреть, как это делается.
Мы выходим в коридор, идем до того места, где он поворачивает направо-около директорского стола, - и Меля, у которой, по обыкновению, рот набит едой, показывает нам, мыча нечленораздельно:
- О-о-и...
Мы понимаем - это означает: "Вот они!" Идут по коридору под руку две девочки: одна розовая, как земляничное мороженое, другая - матово-смуглая.
- Хныкина и Фрей! - объясняет нам Меля, прожевав кусок. - А за ними наши дурынды...
В самом деле, за Хныкиной и Фрей идут, тоже под ручку, Оля Владимирова и Катя Мышкина. Они идут шаг в шаг, неотступно, за своими обожаемыми, не сводя восторженных глаз с их затылков.
- Это они так каждый день ходят? - удивляется Варя-Забелина.
- Каждый день и на всех переменах: на маленьких и на больших... Ничего не поделаешь, обожают! И вы выбирайте себе каждая кого-нибудь из старшеклассниц - и обожайте!
- Нет, - говорю я, - мне не хочется.
Оказывается, ни Варе не хочется, ни Мане, ни, конечно (за Маней вслед), Кате Кандауровой тоже не хочется!
- Ну почему? - удивляется Меля. - Почему? Вам это не нравится?
- Скука! - говорю я. - Если бы еще лицом к лицу с ними быть, разговаривать - ну, тогда бы еще куда ни шло...
- Да, "лицом к лицу"! - передразнивает Меля. - Что же, им ходить по коридору всю перемену задом, как раки пятятся? Или ты будешь задом наперед ходить?
- А ты сама почему никого не обожаешь? - спрашивает у Мели Варя Забелина.
- Так я же ж обожяю! - говорит Меля. - Я кушять обожаю! Чтоб спокойненько, не спеша, присесть где-нибудь и кушять свой завтрак.
Мы Мелю понимаем: обожательницам не до еды; сразу, как прозвонят на перемену, они мчатся сломя голову к тем классам, где учатся их обожаемые. А потом ходят за ними. Ходить вовсе не так просто. Надо это делать внимательно: обожаемые остановились и обожательницы тоже останавливаются. Надо ходить скромно, не лезть на глаза, ничего не говорить, но смотреть зорко: если у обожаемой упала книга, или платочек, или еще что-нибудь, надо молниеносно поднять и, застенчиво потупив глаза, подать. Какое уж тут "кушянье", когда все внимание сосредоточено на обожаемых!