МНОГАВЖМАЯ ШАСЬКА УЖАЕМ УЖАСНО ХАПЛАП
СПАСИБА ТИБЕ Я ТИБЬЯ ЛУБЛУ НАПЫШИ АДВЕТ.
Юля
Это означает:
МНОГОУВАЖАЕМАЯ САШЕНЬКА! УЕЗЖАЕМ УЖАСНО ВПОПЫХАХ.
СПАСИБО ТЕБЕ. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. НАПИШИ ОТВЕТ
Юля
...Прощай, Юленька, подружка моя милая!
Глава одиннадцатая. ВНУКИ ИВАНА КОНСТАНТИНОВИЧА
Юзефа заглядывает в столовую и говорит самым недоброжелательным голосом:
- Пришел...
- Кто пришел? - спрашивает мама.
- А ну тот... як яво?..
- Кто пришел, Юзефа? - терпеливо переспрашивает мама.
- Ну, румунец тот...
Это очень неопределенно: румунцами Юзефа называет всех иностранцев.
- Вот наказание! - вздыхает мама. - Никогда у вас ничего не поймешь! Я вас спрашиваю: кто пришел?
- Вы спрашуете, а я кажу: прийшел! Солдат! Того доктора денщик!
Мама, взволнованная, встает из-за вечернего чайного стола.
- Шарафутдинов? - переспрашивает она. - Ну, пусть войдет.
- Еще дело! - ворчит Юзефа. - Солдата у комнаты пускать! Ен напачкаець, а Юзефа - подтирай?
- Как вам не стыдно, Юзефа! Иван Константинович уже два дня у нас не был - может быть, он болен?.. Шарафутдинов! - зовет мама.
Как всегда, страшно топая, в столовую входит Шарафутдинов. Он чем-то очень расстроен, глаза его смотрят растерянно и обиженно.
- Хадила она...- говорит он печально. - Хадила и хадила. Хадила и хадила...
- Кто ходил, Шарафутдинов? - спрашивает мама мягко.
- Ана хадила. Ихням благородиям. Котора тольста... Так Шарафутдинов всегда говорит об Иване Константиновиче.
- А куда он ходил? - продолжает допытываться мама. Она очень обеспокоена.
- Туды хадила, сюды хадила, всем улицам хадила. И я хадила, зонтикам носила. А ана - зонтикам не надо, мине прогоняла, ногами так... - Тут Шарафутдинов показывает, как Иван Константинович топал на него ногами.
- А где же он теперь?
- Домой прихадила. Сидит, плАкаит... как рибенка си равно... - И глаза Шарафутдинова наполняются слезами. - Идем, барина! - говорит он маме. - Ихня благородия плАкаит... Идем!..
Тут в передней раздается звонок. Юзефа идет отпирать - и мы слышим голос здоровающегося с ней Ивана Константиновича. Испуганный Шарафутдинов бросается опрометью удирать по черному ходу.
Это в самом деле пришел Иван Константинович. Заглянув в папин кабинет, - папы нет дома, - старый доктор идет в столовую. Мама радушно предлагает Ивану Константиновичу сесть с нами за чайный стол и уже наливает ему его любимую большую чашку, которую он шутя называет "аппекитная". Но он от чая отказывается.
- Я с вами, Елена Семеновна, голубонька моя, потолковать пришел...
Тактичная Поль незаметно уходит, увозя с собой колясочку со спящим Сенечкой. Мама спрашивает меня:
- У тебя уроки не все приготовлены?
Но я уверяю, что приготовлены - все!
Как же я могу уйти, когда так интересно! Иван Константинович "ходила по всем улицам", а потом "плакала" у себя дома... Значит, что-нибудь случилось! Интересное... И я вдруг уйду!
Иван Константинович смотрит на маму своими добрыми медвежьими глазками и вдруг говорит:
- Не угоняйте Сашурку, голубенька моя Елена Семеновна... Она мне тоже нужна...
И я остаюсь сидеть - законно сидеть! - на своем стуле.
Наступает долгая пауза. Мама преувеличенно хлопотливо перемывает чайные чашки. Иван Константинович подпер голову рукой и сидит, такой грустный, такой несчастный, что просто невозможно смотреть!
Наконец он нарушает молчание:
- Помните, Елена Семеновна, фотографию я вам показывал? Сидит дама, молодая, красивая, руки на колени уронила, - помните, да? И Сашурка эту фотографию как-то у меня увидела, сказала: "Милая какая!.." Помнишь, Сашурка?
Я усиленно киваю. Конечно, помню!
- Я всем говорил про эту даму: нет ее на свете, померла. Она и в самом деле была для меня все равно что покойница. Потому что была она чужая жена, а я ее, скажу вам прямо, любил. Всю жизнь любил...
Иван Константинович умолкает надолго. Мы с мамой не сводим с него глаз. Я даже забываю о своей любимой привычке плести косички из скатертной бахромы, - я смотрю на Ивана Константиновича.
- Ну, так вот... - говорит он наконец со вздохом. - Я вам тогда соврал. Соврал, да. Ну, а сегодня... - Иван Константинович натужно глотает, словно хочет проглотить сильную боль. - Сегодня уж это правда: умерла она. Инна Ивановна Хованская... Генеральша Хованская... Инночка Благова - так я ее в юности моей звал... Умерла. Вот прочитайте.
И он протягивает маме письмо.
Мама читает письмо. Читаю и я, просунув голову под маминым локтем.