- Нельзя.
Тамара издает последнее жалостное всхлипывание - и замолкает. Она поняла, что у Ивана Константиновича есть и "нельзя", да еще такое, которое не сдвинешь с места. Она сразу меняет тему разговора; спрыгивает с колен Ивана Константиновича и капризно тянет:
- А я хочу ку-у-у-шать! Можно это здесь?
На это ей отвечает из столовой Леня. С набитым ртом он кричит:
- Скорее! Я тут все съел!
Конечно, это шутка. Съесть все, что наготовил Шарафутдинов, не мог бы и целый полк солдат. Проголодавшиеся Леня и Тамара воздают должное всем блюдам. Сияющий Шарафутдинов носится между кухней и столовой, вертится вокруг стола, потчуя дорогих гостей. Не забывает и меня, - я хотя и не приезжий гость, но зато я ведь своя! - и он хорошо знает, что я люблю. Подставляет блюдо и подмигивает:
- Пирожкам!
Или предлагает мне рябчика:
- Пытичкам!
Тамаре Шарафутдинов, я чувствую, не очень нравится. Посреди разговора она вдруг заявляет:
- Иван Константинович! Вы мне обещали, что у меня будет горничная... Я ведь привыкла... У дедушки было всегда несколько денщиков, но нам с бабушкой горничная прислуживала.
За Ивана Константиновича отвечает мама:
- Горичная уже нанята. Она придет завтра с утра.
Я с удовольствием замечаю, что маме Тамара так же не нравится, как мне... Что такое? Разве она мне не нравится? Ведь я ее так ждала, так радовалась ее приезду! Столько наговорила о ней всем подругам! И такая она хорошенькая, такая нарядная, с такой шляпкой и лайковыми перчаточными пальчиками... Разве она мне не нравится?
Не нравится. Совсем не нравится. Вот ни на столечко!
А Леня? Нет, Леня совсем другой. Словно и не брат ей! Он - простой, веселый, видимо, добрый мальчик. С Шарафутдиновым уже подружился; тот смотрит на Леню со всей добротой своего простого, чистого сердца. Ивана Константиновича Леня ласково и сердечно зовет дедушкой (а Тамара все хлещет его "имяотчеством!"). Нет, похоже, что Леня - мальчик ничего, славный.
За столом Тамарочка жалуется, что у нее резь в глазах. "Вот когда открываю или закрываю, - больно".
- Завтра попрошу доктора Шапиро зайти посмотреть, - говорит Иван Константинович.
Тамара на минуту перестает есть. Вилка останавливается в ее руке, как вопросительный знак.
- Ша-пи-ро? - переспрашивает она. - Жид?
Иван Константинович перекрывает изящную ручку Тамары своей стариковской рукой, с такими вздутыми венами, как на изнанке капустного листа.
- Тамарочка... - говорит он очень серьезно. - Давай - уговор на берегу: этого мерзкого слова в моем доме не говорят.
- Почему? - не сдается Тамара. - Разве вы - жид? Ведь вы - русский?
- А как же! Конечно, русский! Я - русский интеллигент. А русская интеллигенция этого подлого слова не признает.
Иван Константинович произносит это так же твердо, как прежде, когда он говорил, что выбросить животных вон "нельзя". Нет, положительно наш Иван Константинович - золото!
Но Тамара не хочет сдаваться.
- А вот наш дедушка... - начинает она.
- Что "наш дедушка"? - неожиданно врывается в разговор Леня. - Разве мы все должны, как "наш дедушка"? А бабушка этого слова никогда не говорила! И мне не позволяла...
Мы идем домой. Нас провожают Иван Константинович и Леня. Мама с Иваном Константиновичем поотстали, мы с Леней идем впереди.
- Слушай... - говорит мне Леня. - Что я тебе хочу сказать... Я ведь знаю, о чем ты сейчас думаешь. Тебе Тамарка не понравилась?
- Н-не очень...
- И ты к нам больше ходить не хочешь?
- Н-не очень...
- Ну, так ты эго брось! Тамарка - она не такая уж плохая. Ее дедушка избаловал. А дедушка у нас знаешь какой был? Он денщикам - очень просто! за что попало, по морде! И Тамарке вбил в голову, что мы - князья Хованские, только грамоты эти на княжество где-то, мол, затерялись. Вот она и воображает! А теперь, без дедушки, она живенько поумнеет!
- А ты? - спрашиваю я. - Ты был - бабушкин?
- Бабушкин... - тихо признается Леня. - Она со мной дружила. Как с большим все равно! Когда уже она совсем умирать стала, она мне все повторяла: "Помни, Леня, теперь Иван Константинович - твой дедушка, и ты его слушайся, и дедушкой его зови! И еще второе - музыку не бросай!"
- Музыку?
- Да. Вот завтра придут вещи наши и бабушкин рояль.
Я тебе поиграю... Дедушка не хотел, чтобы я был музыкантом. Он меня в кадетский корпус отдал... Бабушка мне говорила: "Возьмешь ноту - ля бемоль, лиловую, сиреневую - и слушай: это мой голос, это я с тобой разговариваю..."
Мы молчим до самого нашего дома. Стоим, ждем, пока подойдут отставшие мама и Иван Константинович.
Если бы Леня был девочкой, я бы ему сказала: "Давай дружить, а?" Вот так, как сказала мне Лида Карцева!
Но как-то не говорятся у меня эти слова... Никогда я с мальчишками не дружила.
Уже попрощавшись и уходя с Иваном Константиновичем, Леня кричит мне:
- Так ты смотри приходи к нам!
Я кричу ему вслед:
- И ты к нам приходи!
Только тут я вспоминаю: с Тамарой мы с самого начала и до нашего ухода были и остались на "вы".
Глава двенадцатая. "ДЕЙСТВИЯ СКОПОМ"
Тамара появляется у нас в институте не сразу. Иван Константинович должен еще хлопотать перед попечителем Учебного округа о том, чтоб Тамару приняли в институт, а Леню - в гимназию.