- Шура! - мрачно говорит мне Лида. - Это твоя Тамара - сама Вревская! Самая настоящая Вревская! Все она врет!
Третий урок "танцевание". Тут Тамара - ничего не скажешь! - в своей сфере: изящно движется, грациозно выполняет всякие балетные фигуры и очень хорошо танцует все танцы. Учительница Ольга Дмитриевна не скрывает своего восторга. Даже Дрыгалка смотрит на Тамару с каким-то подобием улыбки, от которой должны бы подохнуть все мухи, если бы не зима.
После "танцевания" Тамара, упоенная успехом, говорит мне:
- Конечно, здесь у вас - деревня... Вот у нас была учительница танцев. Она походку нам разрабатывала, грацию рук... Замечательная!
В общем, урок "танцевания" и знакомство с "князьями и графьями" из первого отделения нашего класса несколько примиряют Тамару с институтом, тем более что, как она говорит, она будет просить Ивана Константиновича хлопотать о переводе ее, Тамары, из нашего второго отделения в первое.
Всю эту болтовню я слушаю с тем же чувством раздражения, какое вызывает во мне каждое слово Тамары. Но разговаривать мне с ней некогда: сейчас будет урок арифметики, на котором будут спрашивать нескольких неуспевающих девочек - наших "студенток". Арифметикой занимаются с неуспевающими Маня Фейгель и Варя Забелина, но волнуемся и мы с Лидой: ведь это наша общая затея. И некоторые из учениц у нас общие, например, с Любой Малининой занимаемся и я - по русскому языку, и Маня Фейгель - по арифметике.
Тут случаются одновременно и радость и беда! Радость оттого, что три девочки, еще недавно не вылезавшие из двоек, отвечают Федору Никитичу вполне прилично и решают задачи правильно. Федор Никитич этому радуется. Он ведь не злой человек, он только скучный и преподает скучно. Ну, он же в этом не виноват! Но Федор Никитич - справедливый. Если он сбавлял мне еще не так давно отметки за то, что у меня четверки похожи на "пожарников", так ведь это и в самом деле так было: почерк у меня отвратительный! Но как только я стала писать лучше, Федор Никитич сразу отметил это, поставил мне четверку, а вскоре и пятерку и при этом с удовлетворением сказал: "Молодец! Вот поработала, постаралась - и добилась! Терпение и труд все перетрут". И сегодня он тоже радуется тому, что три неуспевающие девочки так явно выправляются. Федор Никитич улыбается этим девочкам, улыбается, повернувшись к Дрыгалке: вот, мол, как! Дрыгалка тоже изображает нечто, напоминающее улыбку. И девочки, получившие сегодня по тройке, улыбаются. С радостной улыбкой переглядываемся мы четверо - Маня, Лида, Варя и я, - которые придумали эту штуку. Одним словом, урок идет на сплошных улыбках. И вдруг... Вдруг все летит кувырком! Одна из выправившихся неуспевающих - Люба Малинина - не может сдержать своей благодарности:
- Это нас Фейгель так хорошо научила! Она с нами каждый день занимается, она очень понятно все объясняет!..
Если бы она сказала, что Фейгель учит их кувыркаться или ходить на руках, это вряд ли вызвало бы больший эффект.
- Что, что вы сказали? Фейгель с вами занимается? - срывается со своего места Дрыгалка, и в глазах се зажигается счастливый огонек, как всегда, когда вдруг пахнет возможностыо "поймать! изобличить! наказать!"
- Да,- подтверждает Люба Малинина с довольной и благодарной улыбкой. Она приходит утром... без четверти девять и занимается... с нами...
Эти слова Люба Малинина произносит уже без тех ликующих ноток, с какими она сказала свою первую фразу. Голос ее стал тише, говорит она уже медленнее, - и совсем затихает.
В классе такое напряжение, что мы и не заметили, как прозвенел звонок, кончился урок и ушел учитель Федор Никитич. Мы сидим неподвижные - мы понимаем: сейчас разыграется что-то очень страшное.
- Фейгель! - вызывает Дрыгалка, и в ее голосе, обычно таком бесцветном, слышны металлические нотки. - Фейгель!
Маня встает в своей парте. Она очень бледная, но спокойная. Зато сильно волнуется за Маню Катя Кандаурова.
- Она же ничего, ничего плохого... - вдруг говорит Катя и закрывает лицо руками.
- Фейгель! Это правда? - спрашивает Дрыгалка.
- Правда,- отвечает Маня негромко, но все так же спокойно.
Дрыгалка едко прищуривается:
- Вы даете своим подругам уроки? Что же, вы и деньги с них за это берете или как?
- Нет! - кричит Люба Малииина. - Никаких денег она с нас не берет!
Тут начинают кричать то же самое и другие девочки, с которыми занимается Маня.
Дрыгалка жестом заставляет всех замолчать и снова обращается к продолжающей стоять в своей парте Мане:
- Так как же, Фейгель? Вы не ответили на мой вопрос...
Тут, не сговариваясь, одновременно встаем Лида, Варя и я.
- Вам еще что нужно? - обрушивается на нас Дрыгалка. - Вы желаете защищать Фейгель?
- Евгения Ивановна! - говорит Лида. - Я тоже...
- И я тоже... - заявляю я.
- И я... - басит Варя.
Дрыгалка смотрит на нас, - веки ее осовелых глаз хлопают, как ставни на осеннем ветру.
- Что такое "вы тоже"? - бормочет она. - Чго такое вы трое "тоже"?
Мы объясняем ей все: учебная треть кончается, у нас много двоечниц, мы хотели им помочь и потопу нанимаемся с ними. Они стали учиться лучше: вот сейчас на уроке арифметики она, Дрыгалка, сама слыхала, как отвечала Малинина, как ее похвалил Федор Никитич...
Дрыга слушает с лицом страдающим и несчастным.
- Но кто вам разрешил вести эти занятия?
Мы трое переглядываемся.
- А мы не знали, что нужно спрашивать разрешения... - говорит Лида с удивлением.
Дрыгалка долго молчит.
- Вот что... - произносит она наконец. - Я этого случая так оставить не могу. На следующем уроке я доложу об этом начальчице. И тут уж... - Дрыгалка беспомощно и покорно разводит руками, - тут уж все будет, как она скажет.
Мы все, в общем, не особенно волнуемся. Дело кажется нам таким естественным и простым. Девочки учатся плохо, им хочется учиться лучше, у родителей их нет денег на то, чтобы нанять учителей, - ну, мы хотели помочь... Господи, к чему тут можно придраться?
Оказывается, можно!
После уроков Дрыгалка приказывает всем идти домой, а нам, четырем "учительницам", - на квартиру начальницу. Нам становится немножко не по себе. Даже чуть-чуть страшно. Все мы - бледные, жмемся вдруг к другу, у меня страшно болит живот (всегда в таких случаях!); Лида успевает шепнуть мне, что у нее тоже... Спокойнее всех держится Маня Фейгель. Она стоит между Лидой и мной и тихонько, незаметно ни для кого, поглаживает пальцы наших рук.
В квартире Колоды все - маленькое, миниатюрненькое: низенькие пуфики, масса безделушек, какая-то совсем игрушечная кушеточка, две крохотные круглые как шарики, беленькие собачки-болоночки. Даже непонятно, как Колода умудряется не раздавить весь этот крохотулечный уютик! Что она видит в маленьком круглом зеркале на стене? Наверно, один толы о свой нос? Или одно ухо?
Мы продолжаем стоять неподвижно. Из соседней комнаты все время выбегают беленькие болоночки с темненькими носиками; они тявкают на нас, но не кусаются. Наоборот, они выражают нам всяческую симпатию - становятся перед нами на задние лапки и пританцовывают около нас Если бы у меня не болел живот и мне не было так страшно (мне все-таки страшно! Да и Лиде и Мане тоже страшно), я бы с удовольствием смотрела на этих смешных собачат.
Из соседней комнаты доносится шушуканье Колоды с Дрыгалкой, но слов разобрать нельзя. Только порой они называют которую-нибудь из наших фамилий.
Наконец шушуканье смолкает. В дверях появляется могучая фигура Колоды. Где-то за ней угадывается тощенькая Дрыгалка.
Мы делаем глубокий реверанс.
Колода молча и хмуро кивает нам головой. Затем она садится в креслице и долго смотрит на нас испытующим взглядом. Это очень неуютно.
Наконец она творит насмешливо, неодобрительно качая головой:
- Э бьен, господа преподаватели объясняют непонятно и потому вы переобъясняете их слова своим подругам? Ученицы не понимают господ преподавателей, а вас - понимают, да? Это просто... просто очаровательно!