80846.fb2
- У нашего домовладельца - один сын! Один! - говорит бабушка с презрением. - Так что вы думаете? Другая барышня так не гримасничает, как этот молодой человек! Холодной водой он не моется! От свежей земляники у него делается крапивница, - слыхали вы такое? А богачка, счастливая мамаша этого балбеса, спрашивает меня: "У вас есть брильянты чи не?" - "А как же! отвечаю я ей. - Вот на пасху вы увидите все мои брильянты - семь штук, один в один!"
Бабушка смеется, довольная своей остротой.
Накануне пасхи внезапно получается открытка от Лазаря из Харькова: он не приедет. Он здоров, - пусть мамаша не беспокоится, - но приехать он не может: надо заниматься.
Бабушка мужественно подавляет вздох.
- Ну-ну... Не надо грешить. Что ж? Будет на этот раз не семь брильянтов, а только шесть... Тоже не плохо! Конечно, досадно, но что поделаешь?
Бабушка украдкой смахивает слезу и рассказывает Басе, какой замечательный этот Лазарь, который не может приехать.
- Я тебе говорю, Бася, - Лазарь самый красивый из всех! И какой золотой мальчик! Праздник, другие гуляют, а он - нет, он учится!
Но Тима и Абраша почему-то понимающе перемигиваются.
- Он будет заниматься! - недоверчиво говорит Тима. - Не смешите меня, пожалуйста. Какой работяга...
- Тут что-нибудь да не так... - качает головой Абраша. - Такой затейник, такой выдумщик, как Лазарь, - он непременно выкинет какой-нибудь сюрприз!
Вообще Тима и Абраша всегда единомышленны и дружны. Только иногда они почему-то отчаянно ссорятся. Тогда, в гневе, они говорят друг о друге не иначе, как в третьем лице, и обращаются со своими обвинениями к кому-нибудь постороннему.
- Видите этого человека? - кричит Абраша, тыча разгневанно пальцем в сторону Тимы. - Я умру, но ему руки не подам! Никогда в жизни!
- Будь я проклят, если я когда-нибудь заговорю с этим человеком! вторит ему Тима.
А через полчаса эти "человеки" обычно уже не помнят, как страшно они поругались.
В самый пасхальный вечер - в сумерки, еще "до первой звезды" (началом праздника считается появление на небе первой звезды) - мы все уже собрались у бабушки и дедушки и ждем, когда нас позовут к столу. И тут в передней раздается сильный, продолжительный звонок.
- Лазарь! Это Лазарь приехал! - кричит Абраша.
- Я же говорил, что Лазарь готовит сюрприз! - радуется Тима.
В самом деле это приехал Лазарь!
Все бросаются к нему, все рады, а бабушка, обняв его за шею и осыпая поцелуями, не может удержаться от материнской критики:
- Ох, Лазарь, Лазарь! Ну почему ты всегда делаешь все не так, как люди?
- А почему я должен все делать так, как люди? Пусть люди делают все так, как я! В общем, пожалуйста, прекратите торжественные речи: у меня хватило денег только на билет от Харькова сюда. Срочно ищу капиталиста, который заплатит двугривенный моему извозчику!
И вот мы все уже разместились за столом. Во главе стола бабушка и дедушка. Между ними - я, как единственная внучка (Сенечка пока не в счет). Папа с мамой, Николай, Мирон, Ганя, Лазарь. На крайнем конце стола младшие, Тима и Абраша. С ними же сидит Пиня. Поездка на праздник в Кейданы к родителям стоила бы слишком дорого, - этого. Пиня не может себе позволить. Поэтому, хотя сегодня и не его день (он обедает у бабушки и дедушки по воскресеньям), бабушка позвала Пиню на пасхальной ужин. Тима и Абраша слегка - в меру своих скромных возможностей - "прифрантили" Пиню: Абраша отдал ему свой галстук "в крапочку", а Тима дал ему (не насовсем, только на сегодняшний вечер!) свою рабочую куртку с заплатками на локтях. Пиня выглядит именинником и наслаждается ощущением, что он в праздничный вечер "в семье".
- Хорошо вам... - меланхолически вздыхает Абраша, обращаясь к братьям. - Всякое блюдо начинают со старших! А мы с Тимкой - последние: что останется от старших, то нам... Например, пупок от индейки или курицы... Тимка, ты когда-нибудь эго ел? Я - никогда! Это всегда достается кому-нибудь из старших!
- Да-а... Очень плохо быть младшим! - поддерживает его Тима. - Шестым или седьмым...
- А ведь мальчишки-то правы! - вступается за них папа. - Сегодня первая порция каждого блюда дается младшим!
Бабушка не любит новшеств. Пусть все идет так, как заведено спокон веку отцами и дедами. Тимка с Абрашкой - еще сопляки. Ничего им не сделается от того, что они подождут своей очереди. "В жизни надо уметь ждать", добавляет бабушка философски.
- Сопляки? - возмущенно кричат младшие. - Мы - сопляки?
Но все братья присоединяются к предложению папы: пусть сегодня последние будут первыми.
- И пупок пусть мамаша разделит между Тимкой и Абрашкой! - предлагает Лазарь.
Бабушке приходится уступить.
Какое веселое представление разыгрывают старшие! Николай, Мирон, Ганя, Лазарь, - папу к этому не подпускают: он все кувырнет и опрокинет! подносят первые порции праздничной трапезы младшим. С низким поклоном, с почтительными приговорами:
- Абрам Ефимович, пожалуйста!
- Тимофей Ефимович, просим, осчастливьте!
Младшие - они, в самом деле, еще желторотые птенцы, только недавно кончили гимназию - конфузятся, но страшно довольны. Дело, конечно, не в количестве: у бабушки наготовлено всего столько, что на всех хватило бы с избытком. Дело - в почете: никогда они такого почета и во сне не видали!
Я смотрю на маму, вижу, как она, нагнувшись к сидящему рядом с нею Николаю, шепчет ему что-то, показывая глазами на Пиню. На секунду удивившись, Николай понимающе кивает, - и Пиня оказывается включенным в число младших, которым сегодня первое место и первая порция.
Праздничный ужин длится долго. К концу я даже слегка задремываю, привалившись к дедушкиному плечу. Мне ведь дали в рюмочке немножко вина, разбавленного водой. "Я - пьяная! - думаю я с гордостью. - Ужасно пьяная!" Сквозь дрему я слышу взрывы дружного смеха, веселые рассказы: каждый из "брильянтов" рассказывает о себе. Братья добродушно посмеиваются друг над другом. Особенно достается младшим, Тимке и Абрашке, за обжорливость.
- Караул! - кричит Мирон, который сегодня ради праздника настроен почти добродушно. - Держите детей! Пусть они наконец отвалятся от еды - ведь лопнут! Ей-богу, лопнут!
- Лопнут? - обиженно переспрашивает Абраша. - Хорошо тому, кто уже кончил университет и работает! Он сразу забывает студенческую голодовку. У нас в Варшаве...
- А у нас в Дерпте лучше, да? Сытее? - кричит Тима.
- А у нас в Харькове, хлопцы, тоже не так, как у мамаши в пасхальный вечер! - вступает в это состязание Лазарь.
Но все затихают, слушая, как Ганя рассказывает о своей петербургской работе. Гане очень посчастливилось: его взял к себе в ассистенты известный окулист, профессор Донберг. Под руководством Донберга Ганя ведет исследования и наблюдения над новым методом лечения страшной глазной болезни - глаукомы. Профессор Донберг доверяет Гане самостоятельно оперировать. Недавно профессор похвалил его: "У вас отличная рука. Из вас будет толк". Так и сказал профессор Донберг!
С какими сияющими лицами слушают Ганю дедушка и бабушка, сколько тепла и внимания на лицах всех братьев! Шутка ли, профессор Донберг, сам профессор Донберг, сказал нашему Гане, что из него будет толк!
- Брильянт! - шепчет бабушка растроганно. - Все - брильянты... - И, словно испугавшись, что мама может обидеться, бабушка обнимает и целует ее. - И жену тебе, Яков, бог дал брильянтовую и дочку...
С тех пор прошло много десятков лет. Из тех, кто сидел за этим праздничным ужином, не осталось в живых никого, кроме одной меня. Нет бабушки, дедушки, Николая, Мирона, Лазаря. Умер Ганя, который в самом деле стал известным профессором. В Отечественную войну фашисты убили моих папу и маму. Тима и Абраша погибли от голода и холода во время ленинградской блокады... Но я помню этот пасхальный вечер, словно он происходил вчера! И свечи в двух высоких старых шандалах-подсвечниках, и отсветы их на скатерти, старенькой скатерти, старательно подштопанной бабушкиными руками, но празднично-белоснежной и прикрахмаленной. Счастливые лица бабушки и дедушки. Спокойные, мужественные лица семи братьев - дружных, понимающих друг друга с полуслова, сильных своей братской близостью. Они, эти братья, прошли суровую школу лишений, борьбы и потому смотрели вперед без страха, уверенные в себе.
Когда при мне говорят: "семья", "хорошая, дружная семья", - я вспоминаю этих родных мне людей за праздничным столом, за которым нашлось место и для бездомного Пини, тоже завоевывающего себе трудом и лишениями место в жестокой жизни. И я понимаю: хорошая, дружная семья-это огромная сила!
(Кстати, на следующий день Пини за столом уже нет: старшие дяди мои дали ему денег на поездку домой, в Кейданы, к его родителям.)
Когда в тот вечер я уже лежу в своей постели, ко мне присаживается мама.
- Мамочка, ты - грустная? - спрашиваю я. - Почему ты грустная?
Мама отвечает не сразу. И говорит, словно сама с собой, в раздумье: