- Не попустил господь! - крестится Андрей.
Мы переглядываемся с Лидой, Маней, Варей. Мы знаем: не бог спас мултанских вотяков, а писатель Короленко и все те, кто боролся вместе с ним за этих несчастных людей. Хорошо, что есть на свете такие люди, как Короленко!
Мы с наслаждением едим мороженое. Андрей скатал нам шарики наполовину из сливочного, наполовину из крем-брюле, или, как его называет Андрей: "крем-бруля".
- Вкусно! - причмокивает Меля. - С ума сойти!
В аллее сквера показывается человек. Юношеская фигура его кажется мне знакомой... Но почему он шагает, сгорбившись, как старик, словно согнувшись под непосильной тяжестью?
- Дедушка! Посмотри! Ведь это же...
- Ну да! Это наш Пиня... Пиня! - зовет дедушка.
Пиня подходит, все такой же удрученный, волоча усталые ноги. Видно, он давно ходит по улицам... Он очень исхудал, лицо его почернело. Похожая на черную слезу бородавка в углу Пининого глаза еще усиливает мрачность его лица.
- Что с тобой, Пиня? Ты же черный, как головешка... Случилось что-нибудь?
- Несчастье... - глухо отвечает Пиня. - Не могу сдавать экзамены при округе...
- Почему? В чем дело?
- Уже было назначено: в среду. Так вот - здрасте! - ввели новый экзамен: французский язык... Ну, я вас спрашиваю: разве нельзя было объявить это полгода тому назад? Нет, накануне экзаменов! Ведь это же насмешка! Сорок три человека трудились - и на тебе! Научитесь по-французски, тогда будем вас экзаменовать... Теперь уж не раньше, как осенью!
Дедушка сосредоточенно думает.
- Сашенька! Ты можешь заниматься с Пиней по-французски?
- Конечно, могу! - отвечаю я, обрадовавшись. - Только... а как же... ведь мы на днях переезжаем на дачу...
- Что значит "на дачу"? - спрашивает Пиня. - Я буду ходить к вам на дачу!
- Но ведь это три версты от города!
- Что значит "три версты"? А пусть бы хоть тридцать три! Я буду ходить каждый день, хоть два раза на дню... Только занимайтесь со мной, я за вас буду бога молить!
Лицо Пини, его глаза словно говорят:
"Я пройду через все. Я ничего не испугаюсь и ни перед чем не отступлю! Я хочу учиться - понимаете? - хочу учиться! И я добьюсь своего, чего бы это мне ни стоило!"
Мы все невольно замолчали перед этой страстной волей к знанию. Мы смутно понимаем, что в этом есть какая-то сила, внушающая уважение.
- Слушайте, Пиня... - робко, как всегда, говорит Маня, - Вы говорите, там много таких, как вы... Я могу заниматься с которым-нибудь из них... Даже с двумя, - я ведь никуда не уезжаю, буду все лето в городе.
- И я могу взять второго ученика! - спохватываюсь я.
- Я тоже возьму двоих! - говорит Лида. - Можно поговорить и с другими девочками, чтоб и они...
На лице Пини - такое сияние, что просто нестерпимо глядеть: как на самое яркое полуденное солнце!
- Спасибо вам... Я сейчас побегу. Скажу всем остальным... Ох, они обрадуются!
И Пиня стремглав убегает, от радости он даже забыл попрощаться.
- Девочки! - говорит Лида очень серьезно. - Надо сегодня же заняться этим делом. Поговорить со всеми. Чтоб все эти мальчики могли учиться по-французски и сдать осенью экзамен. Обязательно!
- А вот доешьте свое мороженое - и ступайте себе! - одобряет дедушка.
Как раз в эту минуту в одном из соседних дворов шарманка начинает играть модный вальс "Невозвратное время". Мы прислушиваемся - и, словно по команде, пускаемся парами плясать в аллее сквера!
- Девочки! - пытается дедушка остановить нас. - Здесь же сквер, неудобно!
- Пускай пляшут! - добродушно говорит Андрей. - Кому ж и плясать, как не им! Русскую пословицу знаете? "Концы сыты - и середка весела. Середка сыта - и концы играют".
Мы пляшем! Сейчас мы побежим искать "учительниц" для товарищей Пини... Мы пляшем, хотя вокруг нас все теснее и ближе смыкается холодная, злая жизнь, хотя нам еще целых шесть лет надо учиться в нерадостном, мрачном институте...
Ничего! Мы одолеем эту учебу! Мы осилим зло и несправедливость! Мы еще увидим новую жизнь!..
Москва, 1957-1958 годы
Конец второй книги