- Безумные женщины! Думают: химия подобна выпечке хлеба. Что-то не так с тем, как горит порох. Я знаю, что не так. Мне нужно поэкспериментировать, проверить несколько способов изготовления этой дряни.
Он топнул ногой, снова топнул и еще раз.
- Идиотки! Может, стоит его перемолоть, если мне удастся придумать, как это сделать так, чтобы самому не взорваться. Может, вначале его следует смочить и в этом все дело. Черт побери, надо попробовать.
Он топнул ногой, снова топнул и еще раз.
- Хотя вообще-то опасно. Этот придурок Эйсебий может взорвать все. Даже взорвать кучу коровьего дерьма, если за ним не следить. Он неосторожен, как женщина.
Время в начале вечера, до и во время ужина, было в основном посвящено Прокопию. Это не представляло сложности. После нескольких месяцев практики Антонина развила навыки искушения Прокопия до высшего мастерства.
На самом деле она в основном зря тратила усилия. К этому времени. Прокопий уже был так хорошо выдрессирован, что фактически все, что бы ни говорила и ни делала Антонина, служило ее целям. Он напоминал запряженного тупого мула, который не видит перед собой ничего, кроме натоптанной дороги. Антонине стоило только сказать что-то о прекрасном жеребце, как Прокопий тут же списывал это на постыдное скотоложство. Поболтает с крестьянкой - тут же с уверенностью жди трактата о древнем грехе Сапфо*. [Сапфо (конец 7-6 вв. до н. э.) - др.-греч. поэтесса. Жила на острове Лесбос.] Взяла сына на колени а! Великолепно! - Прокопий всю ночь будет жечь лампу, создавая трактат о педофилии и инцесте.
Поэтому ее похотливые взгляды, обращенные на собравшихся за столом мужчин, ее завуалированные замечания, головокружительный смех, хитрые намеки, даже шутка о четырех солдатах и паре священнослужителей, которых ни одна женщина не может обработать за раз - смех, смех - стали полной потерей усилий. Она могла бы сидеть за столом одна, при холодном свете только поднимающегося из-за горизонта солнца, и молча есть. К середине утра Прокопий бы стал заверять всех, кто стал бы слушать, что шлюха мастурбировала за завтраком.
Вскоре Прокопий встал из-за стола и отправился в свои покои. Антонине не было необходимости отправлять его под каким-то предлогом. Человека фактически распирало от желания побыстрее добраться до пера.
- Боже, как меня от него тошнит! - рявкнул Ситтас.
Мгновение полководец выглядел так, словно собирался выплюнуть вино. Но только мгновение. Он передумал, проглотил, налил себе еще один кубок.
- А это необходимо? - проворчал. Михаил Македонский.
Антонина сморщилась. Но до того, как она смогла ответить, заговорил епископ Антоний. Резко.
- Да, Михаил, необходимо. Это мерзкое создание - хотя он слишком глуп, чтобы это понимать - является главным шпионом малва, приставленным к Антонине. Он - акведук, который доставляет им воду знания. Только этот акведук при помощи Антонины на самом деле является сливной трубой, по которому в их резервуары течет только дерьмо. - Он улыбнулся. Вообще-то это была слишком хитрая улыбка для епископа. Почти дьявольская. - У нас тут не совещание по вопросу, как справиться с малва. У нас тут оргия!
Затем он улыбнулся по-другому.
- А что тебя так беспокоит - твоя репутация?
Македонец гневно уставился на него.
- Вся репутация - чушь, - объявил он.
- И она подкармливается гордыней, что еще хуже, - завершил фразу епископ. Его улыбка стала еще шире. - На самом деле, Михаил, ты должен расширить свой репертуар поговорок.
Антонина откашлялась.
- Как я говорила...
Ты ничего не говорила, Антонина, - разумно заметил. Антоний Александрийский. - Поэтому я не видел причины, почему бы мне не занять время безвредным...
- Хватит приставать к Михаилу, - проворчал Маврикий. - Он сотворил чудеса с местными ребятами, их женами и родителями. Даже деревенские старейшины воют не громче, чем средний морской шторм.
- Ну конечно сотворил! - весело воскликнул. Антоний - Он - святой человек. Должна же быть от него какая-то польза.
Антонина разогнала собирающийся шторм.
- Скажи мне, Михаил, как ты оцениваешь ситуацию? - обратилась она к нему серьезно - Михаил?
Македонец прекратил попытки (бесполезные) испепелить епископа гневным взглядом.
- Прости, Антонина? Я не уловил, что ты сказала.
- Крестьяне, - повторила она - Как ты оцениваешь ситуацию?
Михаил махнул рукой. Это не был легкий жест. Скорее наоборот. Так камень может подчеркнуть твердость.
- Проблем не будет. Никаких.
- И это еще не все, - добавил Маврикий - Большое их число, как я думаю, ухватится за возможность присоединиться к новому полку. - Он посмотрел на Иоанна Родосского - При условии, что для них найдется какое-то достойное занятие, кроме как гнать овец на врага.
Иоанн не отреагировал на приманку.
- Прекрати волноваться, Маврикий. Ты соберешь свой новый полк, я подготовлю для них оружие. По крайней мере гранаты.
- А ракеты? - спросил Гермоген.
Иоанн сморщился.
- Не стоит на них рассчитывать. Проклятые штуковины гораздо сложнее сделать, чем я думал - Он осушил кубок и налил себе еще один. Затем добавил ворчливо. - На самом деле проблема не в том, как их делать. У меня в сарае кучей сложено штук двадцать. И каждая из них полетит и довольно зрелищно взорвется. Проблема в том, что нельзя сказать, где.
Он снова сморщился.
- Одна проклятая штуковина - и я говорю чистую правду - фактически сделала круг и почти снесла мне голову.
- А как их нацеливают малва? - спросил Ситтас - Должен быть способ.
Иоанн пожал плечами.
- Не знаю. Я испробовал все, что мог придумать. Стрелял сквозь трубки. Приделывал к ним флюгеры, даже перья! Ничего не срабатывает. Некоторые летят более или менее ровно, большинство - нет, и я черт побери, не могу никак объяснить причину, которая за этим кроется.
Маврикий шлепнул ладонью по столу.
- Так давайте не будем об этом волноваться, - предложил он. - Когда полководец вернется из Индии...
- Если, - поправил Иоанн.
- Когда он вернется, - продолжал Маврикий, - я уверен, он сможет открыть нам секрет нацеливания ракет. А пока давайте ограничимся гранатами. Их будет достаточно, чтобы занять новый полк из крестьян.
- Это мысль! - воскликнул Ситтас - Прекрасная мысль, я думаю Маврикий прав. А меня вы знаете - обычно я смотрю на новые идеи примерно так, как на коровье дерьмо.
- В чем дело? - спросила Антонина.
Маврикий провел рукой по голове. Он любил это делать. Хотя все волосы на его голове давно поседели, шевелюра нисколько не поредела и оставалась такой же, как и в юношеские годы.