Великая княгиня стерпела бы и существование «гражданской жены», и отнюдь не королевские манеры, и обветренную красную физиономию. Но стать «просто герцогиней Кларенской», одной из многочисленных английских герцогинь, да еще при дворе, больше напоминавшем дом какого-нибудь сельского помещика…
— Я польщена вашим предложением, милорд герцог, — ответила она, — но, боюсь, разница наших религий не позволит мне его принять. Впрочем, я в любом случае должна испросить согласия у своего брата, императора России.
— Если по вашим правилам, миледи герцогиня, я должен был обратиться сперва к вашему августейшему брату… — начал было герцог.
Но Екатерина Павловна прервала его властным движением руки:
— Окончательное решение принимаю я. Но если мой брат сочтет, что союз с вами станет благом для России, то я… я подумаю.
Герцог удалился, одновременно обнадеженный и обескураженный. А Екатерина Павловна удалилась в свои личные покои и почти без сил бросилась на кушетку.
— Что с вами, ваше высочество? — обеспокоено осведомилась Мария. — Неужели вас так взволновало это предложение?
— Взволновало? Оно меня оскорбило!
— Помилуйте, ваше высочество, чем оно могло вас оскорбить?
Екатерина Павловна приложила обе руки к вискам и страдальчески закатила глаза:
— Своей нелепостью! Этот… моряк вообразил, что может жениться на сестре русского императора!
— У вас опять головные боли, ваше высочество? — сочувственно спросила Мария.
— Это все нервы. Малейшее волнение — и в виски словно острые иглы всаживают. Дайте мне мое лекарство.
Мария беззвучно выскользнула из комнаты и вскоре вернулась с хрустальным стаканом на подносе. Но Екатерина Павловна все никак не могла успокоиться.
— Стать герцогиней Кларенской! Какая честь! Раз в месяц навещать дражайшую свекровь, эту кошмарную королеву Шарлотту, возле которой даже мухи дохнут от тоски! Молчать с принцессами — старыми девами, кислыми, как уксус. Терпеть этого ужасного принца-регента, с его бесконечными смехотворными романами!
— Но впоследствии вы можете стать английской королевой, — негромко заметила Мария. — У второго сына короля, герцога Йоркского, детей уже не будет.
— Но у принца-регента есть дочь. Шарлотта — молода и здорова, она — законная наследница престола, а когда выйдет замуж, наверняка родит не менее полудюжины принцев и принцесс.
— Выпейте лекарство, ваше высочество, — спокойно сказала Мария. — Вас ведь никто ни к чему не принуждает. Но, выйдя замуж за английского принца, вы совершили бы благое дело для России. Уверена, что государь император будет того же мнения.
— Я напишу ему, — вздохнула Екатерина Павловна. — Надеюсь, что скоро император прибудет в Лондон, но его следует подготовить к тому, что он тут увидит.
Мария только вздохнула. Она отлично знала о том, что великая княгиня постоянно вела оживленную переписку с братом императором. В письмах она делилась впечатлениями обо всем, что видела, писала, что в Англии многое оказалось совсем не таким, каким она себе представляла прежде, понаслышке. Страна не понравилась даже больше, чем она ожидала. Лондон поразил ее своей красотой, но что касается людей (естественно, ее круга), в них великая княгиня разочаровалась.
Она не скрывала от брата и того, какое дурное впечатление произвела на нее королевская семья и двор, не соответствовавший ее представлениям о дворе столь могущественной страны. Регент, которого ей изображали прекрасным принцем, произвел на нее отталкивающее впечатление.
«Он хотя и красив, но, видимо, изнуренный всякими излишествами, скорее неприятный; его манеры как у человека, привыкшего к дурной компании, и представляют смесь претенциозности и распущенности… Вы знаете, что я не отличаюсь особой придирчивостью, но клянусь Вам, что с ним и с его братьями я не знаю, что мне делать с моими глазами и ушами».
И все в таком же тоне… Так что Мария могла себе представить, какого рода письмо будет отправлено императору, и в каких красках великая княгиня опишет брату искателя своей руки. Было досадно, что еще не приехав в Лондон, Александр под влиянием сестры и ее карикатурных описаний уже был предубежден против многих. У него уже заранее сложились негативные представления о регенте и его кабинете, выработались антипатии и симпатии.
Между тем ни тех, ни других император еще не знал лично. А ведь ему предстояло установить дружеские отношения. И в данном случае несомненное влияние сестры могло сыграть с Александром злую шутку. Но не только с ним— оно могло помешать установлению так необходимых нормальных отношений между двумя странами, выбору правильного политического курса. Это было еще более тревожно и огорчительно, чем личные симпатии и антипатии.
Марию беспокоило и то, что Екатерина Павловна была намеренно невнимательна и даже неучтива с маркизой Хертфорд, фавориткой короля, муж которой занимал при дворе первое место. Это было совершенно неуместно в сложившейся ситуации. И уж великой-то княгине, выросшей при самом свободном в плане нравов дворов Европы, можно было бы проявить больше такта и толерантности. Куда там…
……………………………………………………………………………………….
Обещав посетить Англию, Александр смог выехать туда только после подписания в Париже мирного договора. Все признавали тогда первенство русского императора. Поездка Александра и союзных монархов в Англию не имела конкретной политической цели — это был своего рода отдых союзников после тяжких ратных трудов, так что переговоров в Лондоне не велось. Но все понимали, что именно сейчас должно было произойти личное знакомство русского императора и принца-регента, их сближение, которое было необходимо для упрочения общеевропейской коалиции.
Александр приехал в Лондон в июне 1814 г. Он был тогда в апогее своей славы. Англичане ждали его прибытия с нетерпением. Купечество, благодарное за снятие континентальной блокады и восстановление свободы мореплавания и торговли, выразило желание полностью обставить для него особняк, выделив на это 100 тысяч фунтов стерлингов. Екатерина Павловна, на которую тоже падали лучи славы брата и немалая часть восторгов и признательности, писала Александру о приготовлениях:
«Нет такой вещи, которую сочли бы достаточно хорошей для освободителя Европы».
Александра и приехавшего с ним прусского короля сопровождала целая свита немецких принцев, главнокомандующих союзных войск, глав кабинетов. Среди приехавших был и князь Меттерних, «злой гений» России и Германии. Никогда еще в столице Англии не собиралось такого блестящего съезда высокопоставленных лиц.
Русский император, ненавидевший чрезмерную пышность, отказался от предоставленной ему официальной резиденции в одном из лондонских дворцов и поселился у сестры в особняке на Пиккадилли. Принцу-регенту, который по протоколу был обязан первым нанести визит своему высокому гостю, пришлось изменить маршрут поездки.
Екатерина Павловна в этот день уделила своему туалету больше внимания, чем обычно: ей хотелось быть блестящей и скромной одновременно — задача практически невыполнимая. Но ей удалось ее решить, и, когда она вышла в парадные комнаты, Александр даже захлопал в ладоши от восторга:
— Като, я никогда не видел тебя такой обворожительной!
Великая княгиня скромно улыбнулась. Она отлично знала, как выгодно подчеркивает цвет ее глаз темно-синее бархатное платье, отделанное чуть боле светлым гипюром, как идет ей новомодная прелестная шляпка, венчающая пышные локоны. Она действительно была неотразима — и наслаждалась этим ощущением.
— У тебя тут, наверное, отбоя нет от поклонников, — полушутя сказал Александр.
— И от женихов тоже, — подтвердила Екатерина Павловна. — Кстати, Саша, я хотела с тобой поговорить насчет одного из них.
— Обязательно поговорим, — отозвался император, который машинально следил за стрелкой огромных, щедро вызолоченных напольных часов. — Сразу после визита принца побеседуем обо всем, о чем только захочешь. Сейчас вряд ли стоит начинать: через две минуты может явиться наш высокий гость.
Но «высокий гость» не явился ни через две, ни через двадцать две минуты. Прошло полтора часа сверх намеченного срока — принца-регента все еще не было. Между тем, перед особняком собралась толпа англичан, стали раздаваться восторженные крики приветствия. Александр время от времени выходил на балкон, чем вызывал еще больший энтузиазм лондонцев, и толпа которых на улице постоянно увеличивалось.
Время шло, а регента все не было. Александр уже начинал терять терпение, думая, что это заранее продуманный жест невнимания. А Екатерина Павловна с улыбкой успокаивала брата:
— Вот такой он человек!
Прошло почти четыре часа, прежде чем русскому послу передали записку от одного из английских министров:
«Его высочеству угрожают оскорблениями, если он появится на улице, поэтому он лишен возможности прибыть к императору».
Какое признание в нелюбви к себе твоего же народа! Екатерина Павловна не скрывала удовольствия от осложнений у своего недоброжелателя. Она понимала, почему он не рисковал показываться среди народа. Понимала и то, что регент посчитал оскорбительным, что лондонцы оказывали такой восторженный прием другому монарху, в то время как он не пользовался в народе ни симпатией, ни уважением. Это ранило самолюбие принца Георга и приятно тешило тщеславие русской великой княгини.
Посол граф Ливен с поклоном передал записку императору. За эти четыре часа граф состарился на несколько лет, поскольку лучше всех остальных понимал: затянувшаяся до неприличия пауза становится лишним подтверждением той характеристики регента, которую ему давала великая княгиня в письмах к брату.
Александр, прочитав записку, разрешил непростую ситуацию с величественной простотой: он вместе с послом сел в карету и направился в резиденцию регента. После получасовой беседы он вышел и сказал своему окружению:
— Жалкий монарх.
Если впечатление о каком-то человеке у Александра сложилось, потом оно уже не менялось. А отношение к правителю страны автоматически переносилось императором и на всю страну в целом. Так что как только Екатерина Павловна попыталась заговорить с ним о сватовстве одного из братьев регента, Александр взглянул на сестру с таким выражением ироничного изумления, что тема была тут же закрыта.
На следующий день после прибытия Александра в Лондон в его честь в резиденции принца-регента был дан торжественный обед. У графини Ливен сохранилось его описание:
«Государь имел скучающий и принужденный вид; король прусский, по обыкновению строгий и сдержанный, хранил молчание; регент напрасно прилагал всяческие усилия поддержать разговор, а великая княгиня никому не хотела прийти на помощь…»