Просьба Чарльза. — Рассказ адмирала.
Чарльз вышел из дома и увидел дядю, который шагал взад и вперед по одной из парковых аллей. Его руки были скрещены за спиной. Судя по нервной походке, адмирал находился в беспокойном состоянии ума. Заметив племянника, он ускорил шаг, и на его лице появилось такое смущение, что Чарльзу стало неловко наблюдать за ним.
— Дядя, я полагаю, вы что-то придумали?
— Даже не знаю, что сказать.
— Почему? У вас было достаточно времени, чтобы рассмотреть этот вопрос. Я специально затягивал нашу встречу, чтобы дать вам подумать.
— Да, ты не спешил — уж это точно. Но мои мозги работают медленно. И ты должен учесть, что я имею плохую привычку через некоторое время возвращаться туда, откуда начинал свою нить рассуждений.
— То есть, вы хотите сказать, что не пришли к определенному решению?
— Только к одному.
— К какому именно?
— Кое в чем ты прав, мой мальчик. Отправив вызов вампиру, ты должен сразиться с ним.
— Я надеялся, что вы поймете это с самого начала.
— С какой такой стати?
— Потому что все предельно ясно. Ваши сомнения и тревоги продиктованы тем, что вы хотели уклониться от дуэли и найти причину для отказа. Теперь же, не отыскав ее, вы пришли к единственно верному решению и, полагаю, больше не будете мешать мне в моих устремлениях.
— Я не мешал твоим планам, Чарльз. Хотя, на мой взгляд, тебе не стоит сражаться с вампиром.
— Даже не думайте об этом! То, что сэр Варни — вампир, не служит нам достойным извинением. Тем более, что сам он отрицает данный факт. И потом, если он действительно несправедливо заподозрен нами, то вы должны признать, что мы оскорбили его чувства.
— Оскорбили чувства? Ерунда! Если он и не вампир, то уж точно какая-то странная рыба. Поверь мне, Чарльз, это тип выглядит жутко даже для меня, а ведь я не первый год скитаюсь по морям и континентам.
— Значит, он вам не понравился?
— Ужасно не понравился. Я тут повертел в уме нашу ситуацию и вспомнил несколько забавных случаев. А ты ведь знаешь, что в море много тайн и чудес. Мы, моряки, видим там за сутки больше, чем вы, сухопутные парни, за год своего никчемного существования.
— Неужели вы встречали вампиров и раньше?
— Это спорный вопрос. До приезда в дом Баннервортов я ничего не знал о вампирах. Возможно, они попадались мне сотнями, а я не догадывался об этом.
— Дядя, давайте не будем вспоминать о дуэли до завтрашнего утра. Пообещайте мне, что не предпримете каких-либо действий в отношении сэра Варни.
— До завтрашнего утра?
— Да, дядя, если вы не против.
— Еще совсем недавно ты просто сгорал от нетерпения.
— Верно. Однако теперь у меня появилась причина подождать до утра.
— Появилась причина? Тогда как скажешь, мальчик. Пусть будет по-твоему.
— Вы очень добры, дядя. Позвольте мне попросить вас еще об одном одолжении.
— Проси.
— Вы знаете, что Генри Баннерворт получает лишь малую часть со всех доходов от владений. Из-за расточительства отца он попал в долговое бремя.
— Я слышал об этом.
— В данный момент он нуждается в деньгах, а у меня их немного. Вы не могли бы одолжить мне пятьдесят фунтов стерлингов? Я верну их вам сразу же, как вступлю во владение наследством.
— Конечно, я ссужу тебя. Конечно.
— Я хочу предложить ему эти деньги в качестве платы за наше жилье и стол. Надеюсь, он примет их и поймет, что они даются от чистого сердца. Кроме того, после обручения с Флорой на меня здесь смотрят как на члена семьи.
— Все верно, мальчик. Вот вексель на пятьдесят фунтов стерлингов. Возьми его и делай с ним, что хочешь. А если тебе понадобится большая сумма, то подходи — не стесняйся.
— Я знал, что могу злоупотребить вашей добротой.
— Злоупотребить! Какое же это злоупотребление?
— Наверное, я выбрал плохое слово. Я просто не знаю, как выразить вам свою благодарность за щедрую помощь. А дуэль мы отложим до завтра, если вы не против.
— Как скажешь, Чарльз. Хотя мне не очень хочется встречаться с этим мерзавцем.
— Мы можем послать ему письмо.
— Прекрасно. Так и сделаем. Между прочим, он напомнил мне об одной истории, которая случилась в ту пору, когда я был молодым офицером.
— И что это за история, дядя?
— Твой Варни немного похож на парня, который фигурировал в том деле. Хотя, конечно, мой человек был более таинственным, чем ваш вампир.
— Не может быть!
— Поверь мне, может. Когда в море происходит что-то странное, то это затмевает по чудесам любое событие, которое случается на суше — уж я-то знаю.
— Вам это только кажется, потому что вы всю жизнь провели в морях и океанах.
— Нет, мне не кажется, маленький пират! Да и какое чудо на суше может равняться с тем, что мы порою видим в море? От этих зрелищ у вас, сухопутных мозгляков, волосы встали бы дыбом и никогда бы больше? не улеглись на место.
— Да что такого странного можно увидеть в океане?
— А вот, представь себе, можно! Однажды в южных морях мы шли на небольшом фрегате, и дозорный на фок-мачте прокричал, что видит впереди корабль. Мы направились к нему, но не проплыли и мили, как знаешь, что произошло?
— Откуда же мне знать?
— Это оказался не корабль, а голова огромной рыбы.
— Рыбы?
— Да. Ее голова была больше, чем наше судно. Возможно, эта рыбина решила подышать свежим воздухом и высунула морду из воды.
— А как же паруса?
— Какие паруса?
— Наверное, ваш дозорный на фок-мачте был неопытным моряком, если не заметил, что у так называемого корабля отсутствовали паруса.
— Такая мысль могла прийти в голову только сухопутному человеку. Ты в этом ничего не смыслишь, Чарльз. А я скажу тебе, где были паруса.
— Да, мне хотелось бы знать.
— Фонтаны брызг, которые рыба поднимала своими плавниками, были настолько обильными и белыми, что выглядели, как паруса.
— Ах, вот как!?
— Ты можешь ахать сколько угодно, но мы ее видели! Понял? Вся команда видела! И мы плыли рядом с этой рыбой, пока не надоели ей своими криками и вытаращенными глазами. Она внезапно нырнула в воду и создала такой водоворот, что наше судно дрогнуло и дало крен на нос, будто хотело последовать за ней на дно.
— И что это была за тварь?
— А я откуда знаю?
— То есть, вы ее больше не видели?
— Никогда. Хотя другие моряки время от времени встречали ее в том же океане. Но никто не подплывал к ней так близко, как мы — то ли они боялись, то ли рыба не подпускала.
— Да, это необычный случай.
— Обычный или необычный, но он сущая мелочь в сравнении с тем, что я мог бы рассказать тебе о своих приключениях. Мне доводилось видеть такие чудеса, что если бы я стал их описывать, ты принял бы меня за фантазера или сумасшедшего.
— Ну что вы, дядя. Я бы никогда так не подумал.
— Ты хочешь сказать, что поверил бы мне?
— Конечно.
— Хм! Тогда я расскажу тебе о случае, о котором никому не говорил.
— Не говорили? По какой причине?
— Потому что меня посчитали бы лжецом, и мне пришлось бы сражаться с моими слушателями на дуэли. Но тебе я расскажу обо всем.
Нам предстояло долгое плавание. Судно было хорошим, капитан и офицеры подобрались прекрасные — одним словом, все, что надо для приятного и веселого круиза, на который мы имели большие перспективы.
О команде я вообще не говорю. Это были опытные моряки, с младенчества воспитанные на флоте — не то, что на французских судах, где матросы служат какой-то срок, а потом снова становятся сухопутными увальнями. Нет, наши парни любили море, как лежебока свою постель или как хороший слуга свою хозяйку.
И коли речь зашла об этом, их любовь была более постоянной и чистой, потому что возрастала с годами и заставляла людей уважать свою команду. Они стояли друг за друга до последнего мгновения жизни — пока были способны ругаться и жевать табак.
Мы перевозили на Цейлон обычный груз, а на обратном пути должны были доставить индийские специи. Судно только что сошло со стапелей — отличное новое судно. Оно сидело в воде, как утка, и бриз нес его по волнам без качки и рывков в отличие от старых лоханок, на которых мне время от времени доводилось плавать.
Короче, у нас был хороший груз, увесистый цепкий якорь и прекрасное настроение. Мы спустились по реке, обогнули Северный Мыс и вышли в Канал. Ветер дул ровно и сильно. Он как будто специально был создан для нас, о чем я и сказал своему приятелю.
— Ну, как тебе, Джек? — спросил я у него.
Мой коллега-офицер взглянул на небеса, потом на парус и, наконец, на воду, после чего с тяжелым вздохом ответил:
— Неважно, друг.
— Но что тебя беспокоит? Ты выглядишь таким печальным, словно мы находимся на пиру дикарей, которые решают, кого из нас съесть первым. Ты, что, нездоров?
— Да я-то здоров, хвала небесам, — ответил он. — Но мне не нравится этот бриз.
— Тебе не нравится бриз? — с удивлением воскликнул я. — Почему же, приятель? Это лучший ветер, который когда-либо дул в паруса. Ты, что, по шторму соскучился?
— Нет, шторма мне не надо. Я его боюсь.
— С такими кораблем и командой мы справимся с любой непогодой, а не то, что с этим ветерком.
— Возможно, справимся. Надеюсь на это. Вернее, так и думаю, — ответил он.
— Тогда почему ты такой унылый, черт тебя возьми?
— Я ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, что над нами навис какой-то рок. Какое-то дурное знамение.
— Знамение действительно есть, но не дурное. Над нами знамя Англии, которое реет на крыльях веселого бриза.
— Ну да, конечно, — ответил Джек и ушел на ют, поскольку он находился на дежурстве и должен был выполнять свои служебные обязанности.
Я подумал, что его опечалили мысли о семье, и постарался забыть об этом. И действительно — через день-другой он снова стал разговорчивым парнем и ничем не отличался от других офицеров судна. Как бы там ни было, я больше не замечал у него меланхолии.
В Бискайском заливе мы попали в шторм, но вышли из него, не потеряв ни одной детали рангоута. Короче, проскочили его с легкостью и без неприятностей. И тогда я снова спросил приятеля:
— Ну, а теперь, Джек, что ты скажешь о нашем судне?
— Оно как утка на воде — скользит вверх и вниз по волнам, а не падает и не подскакивает, будто обод на камнях.
— Да, это самое быстрое и изящное судно, на котором мне доводилось служить. Я готов поклясться, что его первое плавание пройдет без осложнений.
— Надеюсь, что так оно и получится, — ответил мой приятель.
Мы были в море уже больше трех недель. Океан Сказался гладким, как лужайка перед домом. Бриз по-прежнему оставался легким до умеренного, и мы величественно неслись по синим водам от одного побережья к другому, хотя вокруг нас были только морские просторы.
— У меня никогда еще не было такого спокойного плавания, — сказал однажды капитан. — На таком корабле и умереть не жалко.
И тут начались неприятности. Как я уже говорил, мы были в море больше трех недель, и вот одним солнечным утром, когда рассветные лучи омыли паруса, на палубе вдруг появился странный человек. Он забрался на бочки с водой, которые мы закрепили у мачты, поскольку трюм был доверху заполнен грузом. Конечно, весь экипаж сбежался посмотреть на невесть откуда взявшегося пассажира.
Эх, черт меня дери! Я никогда не видел, чтобы парни так таращили глаза. Да я и сам от них не отличался. Мы смотрели на него минут пять и не могли сказать ни слова. А незнакомец спокойно взглянул на нас и затем уставился на небо, словно ожидал получить оттуда двухпенсовую открытку от Святого Михаила или любовное послание от Девы Марии.
— Как он сюда попал? — тихо спросил один из офицеров у своего товарища.
— Откуда я знаю? — ответил тот. — Может, упал с облака. Видишь, как он смотрит на небо. Наверное, ищет дорогу назад.
А чужак все это время сидел с вызывающим спокойствием. Он как бы видел нас, но не желал замечать. Это был высокий худощавый мужчина — таких обычно называют долговязыми — но в нем чувствовалась сила. В глаза бросались широкая грудь, длинные мускулистые руки, крючковатый нос и черные орлиные глаза. Его вьющиеся волосы поседели от возраста и, казалось, были окрашены белым на кончиках, хотя он выглядел крепким и активным человеком.
Тем не менее в нем было что-то отталкивающее — какая-то черта, которую я не могу определить или описать. В диких и странных глазах пылал огонь решимости, и весь его вид казался мне зловещим и неприятным до крайности.
— Итак, — сказал я, когда мы насмотрелись на него, — откуда вы взялись, приятель?
Он перевел взгляд на меня, потом опять на небо — все в той же выжидательной манере.
— Давайте, объясняйтесь. Я что-то не вижу у вас крыльев Питера Уилкина или летающего ковра из арабских сказок. А коли так, то как вы к нам попали?
Он мрачно уставился на меня и сделал какое-то резкое движение, которое подбросило его вверх на несколько дюймов. Когда его зад ударился о бочку с водой, раздался громкий чмокающий звук. Возможно, он хотел сказать, что отныне не сдвинется с места.
— Мне придется доложить о вас капитану, — сказал я. — Хотя он вряд ли поверит моим словам, пока не увидит вашу фигуру своими глазами.
С этими словами я направился в кормовую каюту, где завтракал капитан. Выслушав мой рассказ о странном незнакомце, он с недоверием посмотрел на меня и сказал:
— Вы говорите, что на борту появился человек, которого мы здесь раньше не видели?
— Так точно, капитан. Никто его не видел, но сейчас он сидит на бочке с водой и колотит по ней пятками, как по барабану.
— Черт!
— Вот именно, сэр. Он здорово похож на черта. И главное, этот тип не отвечает на наши вопросы.
— Сейчас мы узнаем, кто он такой! Если я не заставлю его говорить, то, значит, парню за какие-то грехи отрезали язык. Но откуда он взялся? Не мог же он упасть с луны.
— Не знаю, капитан, — ответил я. — По мне, он выглядит, как дьявол, хотя нехорошо отзываться так плохо о незнакомых людях.
— Ладно, возвращайтесь на палубу, — велел мне капитан. — Я сейчас приду.
Он встал из-за стола и начал застегивать китель.
Когда я поднялся на палубу, то увидел, что незнакомец по-прежнему сидит на бочке. А поскольку слух о нем разошелся по кораблю, вокруг него собралась вся команда — разве что за исключением рулевого, который остался на своем посту. Тут появился капитан, и толпа немного расступилась, пропуская его вперед. Какое-то время он молчал, осматривая чужака, а тот безразлично поглядывал на него в ответ, словно капитан был часами на его цепочке.
— Итак, уважаемый, как вы сюда попали? — спросил капитан.
— Я часть вашего груза, — ответил незнакомец, одарив нас злобным взглядом.
— Часть груза, черт бы вас побрал? — вскричал капитан с внезапной яростью, поскольку, видимо, подумал, что чужак смеется над ним. — Вы не значитесь в моих фрахтовых накладных.
— Я контрабандный груз, — ответил незнакомец. — Но вы не бойтесь. Мой дядя — великий хан Татарии.
Пару минут капитан сверлил его своим взглядом. Так мог смотреть только он, и клянусь, любой из смертных усох бы от этого до размеров блохи. Однако странный незнакомец все так же колотил по бочке пятками и поглядывал на небо. Нас это начинало раздражать.
— Я не могу считать вас частью груза, — в конце концов произнес капитан.
— О, нет, — ответил незнакомец. — Я контрабанда. Обычная контрабанда.
— Как вы оказались на борту?
При этом вопросе незнакомец вновь посмотрел на небо и будто забыл о нашем присутствии.
— Довольно! — взревел капитан. — Не надо играть со мной в молчанку и вести себя, будто вы — мамаша Шиптон на березовой метле. Как вы оказались на борту моего корабля?
— Я поднялся на него, — ответил незнакомец.
— Поднялись на борт? Где вы прятались?
— Внизу.
— А почему вы не остались там?
— Мне захотелось на свежий воздух. Понимаете, у меня деликатные проблемы со здоровьем. Я не могу оставаться долго в ограниченном пространстве.
— Нактоуз[1] мне в глотку! — сказал капитан, а это было его любимое ругательство, когда он чувствовал тревогу. — Нактоуз мне в глотку! Что же это вы за тип такой деликатный, я вас спрашиваю? Короче, слушайте меня! Отныне оставайтесь на этом самом месте, иначе ваша деликатность нарвется на мою. У него деликатные проблемы! Вы только подумайте!
— Хорошо, — спокойно ответил незнакомец. — Я останусь здесь
Его признание о деликатных проблемах со здоровьем получилось довольно комичным, и не будь мы так удивлены и напуганы, то, наверное, катались бы по палубе от хохота.
— Как же вы жили, пока сидели в трюме? — спросил капитан.
— Очень посредственно.
— Но как? Что вы ели и пили?
— Уверяю вас, ничего. Чтобы избавиться от голода, мне приходилось…
— Ну, ну?
— Сосать свои пальцы, как это делает полярный медведь во время зимней спячки.
С этими словами он сунул в рот два больших пальца - а это были необычные пальцы, поскольку каждый из них едва бы вместился в рот нормального человека.
— Вот, — с глубоким вздохом произнес чужак, вынимая их и показывая нам. — Когда-то это были пальцы! А теперь от них почти ничего не осталось.
— Нактоуз мне в глотку! — прошептал капитан, а затем добавил громким голосом: — Тоскливо вам жилось. Но зачем вы взошли на борт моего корабля? И куда вы направляетесь?
— Я хотел совершить бесплатный круиз — решил немного поплавать туда и обратно.
— А мы-то тут при чем? — спросил капитан.
— Вы мне теперь как братья, — объяснил незнакомец и, спрыгнув с бочки, словно кенгуру, протянул капитану свою лапу для рукопожатия.
— Нет, — ответил тот. — Я этого не буду делать.
— Не будете? — сердито вскричал незнакомец.
— Мне контрабандный груз не нужен. Я честный капитан торгового судна и ничего не скрываю от своей команды. У меня на борту нет капеллана, который мог бы помолиться о спасении вашей души и восстановлении здоровья, имеющего столь деликатные проблемы.
— И что вы намерены…?
Этот странный тип так и не закончил фразу. Он жутко сморщил рот и с силой выдохнул воздух, произведя свистящее шипение. Нас удивил не трюк с дыханием, а явно различимый дым, который вдруг вырвался из его рта. Причем, это видел не только я, но и остальные члены команды.
— Послушайте, капитан, — произнес незнакомец, запрыгнув на бочку с водой.
— Говорите.
— Я думаю, будет лучше, если вы дадите мне немного мяса и галет, а затем напоите королевским кофе. Только королевским, слышите! Хотя я не откажусь и от бренди, потому что это лучший напиток в мире.
Я никогда не забуду возмущенный взгляд капитана. Однако он пожал плечами и сказал:
— Даже не знаю, что делать с вами. Не выбрасывать же вас за борт.
Пассажиру дали мясо, галеты и кофе. Он проглотил все это в один миг, с большим удовольствием выпил кофе, а затем сказал:
— Вы, капитан, великолепный кок. Примите мои комплименты.
Наш капитан посчитал его слова оскорблением. Он страшно разозлился, но ничего не ответил. Просто странно, какое ужасное впечатление произвел на команду этот жуткий незнакомец — он не походил на обычных и смертных людей. Никто не смел ему перечить. Наш капитан слыл дерзким и смелым человеком, но интуиция подсказала ему не связываться с этим неприятным пассажиром, и с той поры он старался не замечать его и не упоминать о нем в разговорах.
Время от времени они иногда перекидывались парой фраз, однако это нельзя было назвать общением. Чужак жил на палубе и спал на бочках. Он больше не желал спускаться вниз, так как, по его словам, провел в трюме слишком много времени. В принципе, он не создавал особых проблем, но ночная вахта охотно обошлась бы без его присутствия — особенно на пике ночи, когда весь океан становится местом печали и одиночества, а до ближайшего берега тысячи миль.
В этот тихий и полуночный час, когда ни один звук не нарушает безмолвия водных просторов — если не считать свиста ветра в снастях и случайных всплесков волн у борта корабля — мысли моряков уносятся в далекие дали: к родным местам, друзьям и любимым женщинам, которые остались за чертой горизонта.
Что окружает моряка? Впереди долгий путь, вокруг безбрежный океан, а под ним — бездонные глубины. Такая неопределенность навевает особый тип мыслей, и неудивительно, что многие из нас становятся суеверными людьми. В такие мгновения пространство и время теряют свой смысл, а чувства обостряются до страшной интенсивности.
Но именно в эти минуты незнакомец вставал на бочку и, поглядывая то на небо, то на океан, начинал насвистывать ужасные и дикие мелодии. Плоть матросов свивалась в узлы и стонала от тоски при этих кошмарных звуках. Ветер аккомпанировал ему жутким воем. Мачты скрипели, звенел такелаж.
А надо сказать, что с тех пор, как появился этот странный пассажир, ветер начал свежеть. Мы были мокрыми от брызг, поднимаемых носом корабля, который с невиданной скоростью резал воду, словно плавник акулы. Нас пугала быстрота движения. Ни офицеры, ни команда не понимали ее причин. И мы подозрительно смотрели на незнакомца, все чаще желая утопить его, потому что свежий ветер постепенно превращался в настоящий шторм, и судно летело на гребне огромной волны, будто сам дьявол нес нас к конечной точке маршрута. А возможно, так оно и было.
Шторм перерос в ураган. Мы свернули паруса, но судно, оседлав цунами, по-прежнему неслось вперед, как будто его выстрелили из пушки. Чужак все так же сидел на бочке и по ночам насвистывал свои степные мотивы. Матросы скрипели зубами и уже не могли выносить его свист, поскольку над их головами ревел ураган, а этот странный человек стремился вызвать нечто большее. И чем сильнее становился ветер, тем громче он свистел.
Шторм ярился дождем и молниями. Нас несло на волне размером с гору. Морская пена взлетала выше корабля и падала на нас. Матросы привязывались к мачтам, чтобы их не смыло с палубы. А незнакомец продолжал лежать на бочках с водой. Он колотил по ним пятками, свистел и вел себя как безумный. Но ни одна струя воды не задевала его, хотя мы все надеялись, что чужака смоет в море, и каждый из нас ожидал увидеть парня в какой-нибудь сотне ярдов от кормы корабля.
Наш капитан даже сказал:
— Нактоуз мне в глотку! Этот кусок дерьма как будто привязан к мачте, и его ничем не смоешь с палубы.
У всех было сильное желание избавиться от чужака, и матросы, пошептавшись между собой, подошли к капитану с такими словами:
— Мы пришли, чтобы спросить ваше мнение об этом странном человеке, который так таинственно появился на нашем корабле.
— Мне нечего ответить вам, парни. Этот жуткий тип не поддается моему пониманию.
— Мы тоже так считаем, капитан. А раз он не наш, то ему тут не место.
— Что вы имеете в виду?
— Он не из нашего племени.
— Этот тощий жук определенно не моряк, — ответил капитан. — Но и на сухопутного увальня он тоже не похож. Во всяком случае, я таких людей еще не видел.
— И мы таких тоже не встречали.
— С другой стороны, он как рыба в соленой воде, и я должен сказать, что не смог бы так долго лежать на этих бочках.
— Да и никто не смог бы, капитан.
— Значит, никто не считает его своей ровней? Никто из вас не хочет отдать ему свою постель и поменяться с ним местами?
Члены команды с удивлением переглянулись. Они не понимали, к чему клонит капитан. Идея о том, что кто-то захочет занять место незнакомца на бочках с водой, была действительно нелепой, и в любое другое время матросы бы сочли ее хорошей шуткой и хохотали до упаду.
После минутной паузы один из них сказал:
— Нам не жаль своих постелей, сэр. Но в такую погоду никто не выживет на палубе. Любого из нас смыло бы за борт уже тысячу раз.
— Это точно, — согласился капитан.
— Значит, сэр, он нам не по зубам?
— Похоже на то, ребята. Но что я могу поделать?
— Мы считаем, что он главная причина этой кутерьмы на небесах. Своим свистом он вызвал ураган. И если чужак останется на корабле, то мы все утонем.
— Простите, парни, но я так не думаю. Если этот тип на самом деле обладает сверхъестественной силой, то он не даст затонуть кораблю, потому что и сам тогда погибнет.
— А нам кажется, что лучше бросить его за борт.
— Вы шутите?
— Нет, капитан. Вы должны согласиться, что он — причина всех наших бед. Мы решили избавиться от него на всякий случай.
— Я не стал бы бросать его за борт. Во-первых, мне вряд ли это удастся. А во-вторых, я не уверен, что потом нам станет лучше.
— Успокойтесь, сэр. Мы не просим вас бросать его в море.
— А что же вы хотите?
— Мы сами швырнем его за борт и спасем наши жизни.
— Я не даю вам своего согласия. К тому же, он не сделал ничего предосудительного.
— Но он все время свистит. Вот послушайте! В такой ураган свистеть ужасная примета! А что нам еще делать, сэр? Ведь он — не человек.
И тогда все прислушались к свисту незнакомца. Это, как и прежде, были дикие и неземные звуки, но теперь их каденции стали сильнее, а в тонах появилась сверхъестественная чистота.
— Вот! — произнес другой матрос. — Он снова колотит пятками по бочке.
— Нактоуз мне в глотку! — вскричал капитан. — Его удары похожи на раскаты грома. Идемте, парни. Я поговорю с этим типом.
— А если он не успокоится, то, возможно, мы…
— Не задавайте мне вопросов. Лично я не верю, что даже дюжина крепких парней сможет сдвинуть его с места.
— Я бы тоже не пытался, — согласился один из офицеров.
Тем не менее, вся команда направилась к бочкам с водой, на которых лежал странный незнакомец. Он в тот миг насвистывал дикий мотив и, не обращая на нас никакого внимания, продолжал выстукивать пятками какой-то адский ритм.
— Эй! — окликнул его один матрос.
— Эй, ты, нечистая сила! — крикнул другой.
Однако чужак не желал смотреть на нас, и тогда наш силач — большой и похожий на Геракла ирландец — схватил этого странного человека за ногу, чтобы заставить его встать, или, как мы надеялись, швырнуть в кипящее море. Однако едва он коснулся лодыжки незнакомца, как тот прижал ногу к бочке. Эту ногу невозможно было сдвинуть с места, словно кто-то прибил ее гвоздями. Закончив дьявольский пассаж, чужак приподнялся и посмотрел на несчастного парня.
— Ну? Что ты хочешь? — спросил он.
— Отпустите мою руку, — взмолился матрос.
— Так и быть, — ответил странный пассажир, приподнимая ногу.
Ирландец поднес к лицу раздавленную кисть, и мы увидели, что вся его рука в крови. А незнакомец схватил матроса за ремень и без усилий швырнул его на бочки рядом с собой. Мы ничего не могли поделать. Всем стало ясно, что нам не удастся избавиться от чужака, а вот он без труда мог отправить нас в морскую пучину.
— Что вам тут надо? — рявкнул этот тип, посмотрев в нашу сторону.
Мы переглянулись, и я, набравшись храбрости, сказал:
— Нам бы хотелось, чтобы вы перестали свистеть.
— Перестал свистеть? — ответил он. — А чем вам не нравится мой свист?
— Он вызывает ветер.
— Ха-ха-ха, — засмеялся незнакомец. — Но ведь я и свищу для того, чтобы вызывать ветер.
— Нам не нужна такая буря.
— Фу ты, ну ты! Вы сами не знаете, что хорошо для вас, а что плохо. Это прекрасный бриз. Он и свежий, и не слишком сильный.
— Это не бриз, а ураган!
— Какая чепуха!
— Но так оно и есть.
— Тогда смотрите, — произнес чужак. — Сейчас я докажу, что все вы ошибаетесь.
Он снял свою странную шапку и спросил:
— Вы видите мои волосы? Смотрите внимательно.
Этот малый встал на бочку, выпрямился во весь рост и быстрым движением рук заставил копну волос подняться дыбом.
— Нактоуз мне в глотку! — сказал капитан. — Я никогда не видел ничего подобного.
— Вот, — триумфально заявил незнакомец. — Не говорите мне больше, что здесь дует ветер. Ни один седой волос не шевельнулся на моей голове. А ведь будь тут ураган, о котором вы говорите, мои волосы растрепались бы по ветру.
— Нактоуз мне в глотку, — повторил капитан и повернулся, чтобы уйти в свою каюту. — Судя по виду, он не старше меня, но этот тип нам уж точно не ровня.
— Ну как? Довольны? — спросил чужак.
А что мы могли ответить? Все тихо разошлись по местам и каютам. Нам приходилось терпеть его присутствие — кусать свои губы, но терпеть.
Едва мы отошли от него, как незнакомец надел треугольную шапку, отпустил ирландца на свободу и снова лег на бочки с водой. Он вновь стал высвистывать лютые мотивы и отбивать ногами сумасшедший ритм. Так продолжалось целых три недели — и днем, и ночью, с одним лишь перерывом на обед, когда он требовал себе галеты, солонину и кофе, причем, в количестве, которого хватило бы трем крепким едокам.
И вот однажды ночью он перестал свистеть и начал петь. Черт бы побрал его дьявольский голос и песни! Гог и Магог, которых я видел в лондонской ратуше, были невинными детьми в сравнении с ним, настолько этот тип казался нам ужасным.
А ветер вдруг утих до свежего бриза. Чужак горланил песни трое суток. На четвертое утро он замолк, и когда ему принесли обычную порцию кофе, то оказалось, что наш странный пассажир исчез. Матросы осмотрели весь корабль, но незнакомец словно испарился. Вскоре после этого мы бросили якорь в порту назначения, закончив плавание на месяц раньше срока. Наше судно превратилось в дырявую лохань — оно протекало и было деформировано. Что же касается нас, то мы были рады счастливому концу, и когда другие люди задавали вопросы, почему вдруг новейший корабль превратился в заезженную рухлядь, наши парни молчали, как могли, памятуя слова капитана. А он нам тогда сказал:
— Нактоуз мне в глотку! Молчите, парни! И пусть никто не узнает о нашем контрабандном грузе.
Нактоуз (мор.) — ящик для судового компаса (прим. переводчика)