— Мисс Оливия Уоррен! — торжественно произнёс мистер Винтер.
Сидни легонько пожала руку подружки и ободряюще ей улыбнулась. Ливия улыбнулась в ответ и встала со своего места, дабы, наконец, получить заслуженный диплом из рук директора школы. Её подбадривали громкие аплодисменты выпускников и родителей, собравшихся этим солнечным июльским днём перед зданием школы на сие торжественное и знаменательное событие. От сознания этого ей как никогда захотелось верить в лучшее. Тёплый ветерок ерошил волосы, а солнце высекало в них огненные искры. Забавная кисточка на шапочке выпускника мерно раскачивалась в такт её грациозным шагам, когда она неторопливо шла по проходу к трибуне, где собралась администрация школы. Ливии не верилось, что спустя несколько мгновений школа останется позади, а впереди её ожидает длинный путь к полному взрослению. А вот незабываемые моменты школьные жизни, иногда такие радостные и весёлые, а порой грустные и печальные, но, тем не менее, столь драгоценные, останутся лишь в воспоминаниях.
Всё это время девушка пребывала в лёгкой прострации, когда одевала бесформенную выпускную униформу синего цвета, когда они вместе с Сидни занимали себе места среди галдящих и возбуждённых одноклассников. Даже торжественно-напутственная речь мистера Винтера едва дошла до сознания взволнованной Оливии. И вот только теперь происходило полное прояснение и чёткое понимание того, что ещё одна глава её жизни полностью написана. Теперь остаётся найти в себе мужество перевернуть страницу Книги Судьбы и начать писать следующую с чистого листа.
Оливия поднялась по ступенькам и подошла к статному седовласому мужчине, облачённому в элегантный костюм. В его серых глазах, подёрнутых пеленой старости, она прочла неподдельное участие, добродушие и затаённую печаль оттого, что ещё одно молодое поколение готово ринуться во взрослую жизнь с беспечностью молодости, не думая о том, что их ожидает за порогом школы.
— Поздравляю! — произнёс директор, пожав девушке руку, и протянул диплом.
— Большое спасибо, — ответила она, и её пальцы сомкнулись на плотной материи бумаги.
Повернувшись к глядевшей на неё публике блестящими от возбуждения глазами, Ливия вдруг в порыве радостной эйфории накатившей на неё стремительной волной, способной сбить дыхание и участить сердцебиение, подняла руку и помахала полученным документом в доказательство тому, что она действительно сделала это, действительно сделала большой шаг вперёд в своей жизни. Выпускники, уже получившие диплом и только ожидавшие своей очереди, одобрительно загалдели, громко переговариваясь, и устроили целый шквал громких аплодисментов. Стоящие позади них родители улыбались, а особо чувствительные мамаши тайком смахивали слезинки. Оливии, впитывающей этот триумф, было забавно смотреть, как они торопливо возятся с видеокамерами и фотоаппаратами, чтобы запечатлеть момент, когда их чадо становится старше. И в этой толпе родительниц она взглядом смогла отыскать своих маму и бабку, желая разделить с ними сие волнующее мгновение. Милинда и Сандра стояли в первом ряду, сразу за сидящими выпускниками. Они были в красивых широкополых шляпах из золотистой соломки, защищающих их от лучей июльского солнца, одетые в летние сарафаны. Ливия улыбнулась им и послала воздушный поцелуй, прекрасно зная, что они всё поймут. Старшие Уоррен замахали ей в ответ, но девушка заметила в руке матери кружевной платочек, что могло значить, что она таки не удержалась от слёз. Милинда, глядя на свою дочь, такую взрослую и самостоятельную теперь, и вспоминая, как малышкой привела её в эту школу, не могла не растрогаться. Пролетевшие годы показались матери одним мгновением.
Оливия, вздохнув, сошла с трибуны и немного погодя вновь заняла место рядом с подругой, которая уже успела получить свой диплом и теперь терпеливо поджидала её.
Девушки обнялись.
— Поздравляю, Лив! Мы сделали это! — воскликнула подруга.
— Действительно, сделали! — согласилась Оливия.
Глаза Сид блестели, было заметно, что она невероятно счастлива, а эмоции буквально распирают её изнутри. Ливию удивляло то, как она может продолжать спокойно сидеть на месте, когда чувства буквально клокочут у подружки.
— Знаешь, Лив, мне в это просто не верится! Всё кажется сном!
— Я думала о том же, когда поднималась к мистеру Винтеру, — произнесла девушка. — А школьная жизнь пронеслась перед глазами.
— Это точно… я вообще чуть не разрыдалась, когда меня вызвали на вручение! — возбуждённо протараторила Сидни.
Оливия скептически выгнула бровь, взглянув на подружку, так как заплаканной она не выглядела.
— Я сказала «чуть»! — прокомментировала та, заметив недоверие.
— Да… это было бы ещё то зрелище: Сидни Лоуренс обливает слезами директора Винтера, рыдая у него на груди.
— Действительно, картинка страшная… — задумчиво проговорила подруга, покусывая ноготок.
Надолго её, правда, не хватило, и она весело расхохоталась. Ливия последовала примеру и рассмеялась.
— Ой, смотри, Сид, Грэг пошёл получать диплом! — слегка охрипнув от смеха, произнесла Оливия, заметив парня.
Он шёл по проходу, гордо вскинув голоду и расправив плечи, в походке чувствовалась уверенность. Глядя на него можно было лишь удивляться тому, насколько сильно может человека изменить любовь, так как от Тихони, каким Грэг был когда-то, теперь не осталось ни малейшего следа. Сидни, заметив возлюбленного, мгновенно стихла и буквально вытянулась по струнке на стуле, смотря страстным и в тоже время нежным взором своего бой-френда. Тот же, словно почувствовав это, обернулся и пробежал глазами по рядам с галдящими одноклассниками и спустя мгновение отыскал подруг. Кивком поприветствовав Оливию, он переключил внимание на любимое лицо. Грэг и Сид обменялись тёплыми взглядами, после чего парень продолжил путь к помосту, где его уже ожидал мистер Винтер.
— Ох… он такой милашка! — проворковала Сидни, прижимая руку к груди. — Даже этот кошмарный балахон, гордо именуемый «выпускной униформой», совершенно его не портит.
— Хм… ты это о Грэге, а я, было, подумала, что ты запала на нашего директора. Он, надо сказать, тоже очень презентабельный мужчина! — пошутила Ливия, пытаясь скрыть, как ей было неприятно наблюдать за влюблёнными.
Сидни усмехнулась, но в глазах подруги промелькнула толика настороженности. Она словно почувствовала, что настроение подруги несколько изменилось.
— С тобой всё хорошо, дорогая? — участливо осведомилась она, обеспокоенно заглядывая в глаза Ливии.
— Да, со мной всё просто отлично. Я счастлива за вас, ребята! — поспешила успокоить подругу девушка.
Сидни кивнула, и они на некоторое время обратили своё внимание на продолжавшееся торжественное вручение аттестатов. По крайней мере, Оливия постаралась сделать вид, что сосредоточена на этом, натянув на лицо бесстрастную маску, а сама погрузилась в свои запутанные мысли. Теперь, когда приступ восторга по случаю окончания школы несколько притупился, Ливия сделала попытку осмыслить свою дальнейшую жизнь, которая претерпела значительные изменения полгода назад.
Бабушка и мать уже давно объявили о том, что не намерены навязывать Ливии что-либо, и полностью позволили девушке сделать свой собственный самостоятельный выбор, готовые всегда оказать ей поддержку и дать мудрый совет, если ей это потребуется. Они верили в её разумность и видели в Оливии личность. Отец держался той же политики, но всё же не раз говорил о том, что мечтает увидеть свою дочь в престижном колледже. Надо сказать, что девушка превосходно сдала экзамены и набрала достаточное количество баллов, чтобы продолжить обучение и получить хорошее образование. А не так давно ей пришли письма с ответом из Итона, Йеля, Гарварда, Принстона и других элитных учебных заведений, куда она таки послала запрос, в которых говорилось, что все они жаждут заполучить столь смышлёную студентку. Вот только Ливия ещё не была полностью уверена в том, что действительно хочет отправиться в колледж. По правде говоря, ей было глубоко наплевать на то, что с нею будет дальше. Вот только такое отношение к собственной жизни приходилось тщательно скрывать ото всех, особенно от проницательных родительниц и Сид, которая успела выучить её, как саму себя за долгое время дружбы.
Смысл существования покинул Оливию в ту роковую зимнюю ночь, когда Габриель ушёл от неё. Только полное сознание того, что случилось, пришло к ней не сразу. В то время она не понимала ничего. Сознание отключилось от внешнего мира, будто она вновь погрузилась в колдовской транс, а резервы, которые оставались у Ливии, внезапно иссякли. Хватило её только на то, чтобы выйти на балкон, присесть в кресло и, откинувшись на спинку, замереть в таком положении, полностью сосредоточившись на созерцании бескрайнего простора небес. В таком отсутствующем состоянии Ливия провела ровно неделю, абсолютно не реагируя на внешние раздражители. Только благодаря заботам матери и бабки, а так же их магическим способностям, она не погибла от обезвоживания и не подхватила воспаление лёгких. Ведь сидение на балконе в одной тонкой ночной рубашке в конце декабря, даже не глядя на то, что их дом был защищён колдовством от холода, не могло пройти бесследно. Правда, сама девушка не замечала никаких неудобств по этому поводу. Тело перешло на автономный режим, а блаженное отупение сковало мозг. Милинде и Сандре буквально пришлось совершить подвиг, пытаясь накормить и напоить её, тем самым поддерживая существование в бренном теле девушки. Для Оливии же действительность слилась в череду бессмысленных дней и ночей, незначительных событий, которые её нисколько не волновали. Единственное, что стало важным, так это глубинное изучение небес. Она с тайным восторгом воспринимала любые изменения, происходящие в вышине. Улавливала алые и золотые всполохи света во время восхода, видела едва уловимую изумрудную вспышку, когда солнце ныряло за горизонт и любовалась мириадами искрящихся звёзд, когда тёмная и таинственная ночь вступала в свои законные права. Созерцание этих чудес настолько было величественно и прекрасно, что заставляло девушку плакать. Слёзы ручейками стекали по застывшему лицу Ливии. Однако спустя время, пролетевшее для неё как один миг, к большому облегчению родительниц она пришла в себя, а врождённая стойкость духа вкупе с безграничным упрямством заставили Оливию продолжить борьбу с жестоким миром за саму себя, а так же помогли пережить и смириться с теми изменениями, которые произошли за это время.
Дело было в том, что потеря Габриеля стала глубоким потрясанием и чрезвычайно серьёзной раной, которая, как оказалось позже, попросту несовместима с колдовской сущностью Ливии. Ведь любые душевные травмы для ведьмы чреваты последствиями, а их на долю девушки за прошедшее время выпало не мало. Магические силы покинули её. Теперь младшая из колдуний Уоррен стала самым обычным человеком, без каких-либо сверхъестественных способностей. В самый трагический и тяжёлый момент жизни сбылась её давняя детская мечта. Но хуже этих изменений было лишь то, что она полностью потеряла вкус к жизни, а внутри образовалась гнетущая пустота, которая заполнила её полностью, поглотила действительность, превратив в шелуху.
Далеко не сразу Оливия смогла бороться с этим вакуумом в себе, прятать его от глаз других людей. Стиснув зубы, она пошла дальше, вновь научилась смеяться, тем самым показав язык козням судьбы и Высшим Силам. Сроднилась с той оболочкой, что осталась у неё от жизнерадостной Ливии Уоррен и перестала обращать внимание на свою неполноценность, довольствуясь тем, что есть. Радуясь тому, что о реальном состоянии дел известно лишь ей одной.
О Габриеле она старалась не думать, гоня от себя любые мысли. Дело дошло до того, что девушка стала пить снотворное, прежде чем лечь спать, боясь, что образ архангела станет проникать в её сны, возрождая в ней несбыточные мечты, чтобы затем бесследно исчезнуть вместе с утренней дымкой и обострить чувство потери после их близости. Это могло привести лишь к одному концу: ей попросту не захочется просыпаться в стремлении продлить блаженство. Ливия решила предотвратить такой исход, позволив лекарствам уносить её за грань мира грез в чёрную бездну пустого сна. Однако девушка надеялась, что жертва, которую она принесла, оказалась ненапрасной, и архангел летает где-то среди облаков живой и невредимый. А его небесные черты Оливия надёжно упрятала в глубины растрескавшегося камешка, теперь трепетавшего у неё в груди вместо человеческого сердца. Надо сказать, эта окаменелость приносила пользу, сковав боль в своих стальных объятиях.
После зимних каникул, самых ужасных за всё своё существование, и проведённого в забытьи Рождества, девушка с несказанной радостью вернулась к обучению, где её с распростёртыми объятиями встретили друзья и знакомые. Это было приятно и давало надежду на то, что бьющая, словно гейзер, школьная жизнь и постоянная суета помогут ей отвлечься от свалившихся проблем и позволят вздохнуть, наконец, полной грудью. А близость других людей хотя бы временно заполнит образовавшуюся внутри пустоту и сделает чуточку светлее царившую там же гнетущую тьму. К тому же, было приятно избавиться от излишней опеки родительниц, которые из-за чрезвычайной обеспокоенности вели себя так, словно она была тяжелобольной, что несколько раздражало девушку. Хотя Оливия прекрасно понимала, что они действуют так из лучших побуждений, ей требовалось вновь почувствовать себя полноценной, почувствовать себя человеком и сменить обстановку. Школьная жизнь должна была поспособствовать этому. И надежды её оправдались…
Она мастерски смогла скрыть свои истинные чувства настолько, что не вызвала подозрений среди своего окружения. Приятели и подружки видели перед собой прежнюю Оливию Уоррен, одну из самых популярных девушек школы. Только единственный человек заметил, что с девушкой что-то не так: увидел затаённую грусть в улыбке и глазах, ранее сиявших, подобно изумрудам на солнце, и то, что она стала более замкнутой и несколько рассеянной. Естественно, этим проницательным и наблюдательным другом оказалась Сидни, знавшая Ливию вдоль и поперёк, изучившая подругу вплоть до мельчайших нюансов. К тому же, она была единственной, кто мог понять всю сложность ситуации, в которую угодила девушка и помочь ей вновь встать на ноги. Однако и Сид Оливия не смогла рассказать всей правды, для неё это было слишком трудно и тяжело, да и довольно запутанно. Даже если бы она всё же решилась и полностью раскрыла душу перед подругой, то ей пришлось бы признаться и в многочисленных недомолвках с её стороны, граничащих с ложью. С этим она решила повременить, отложив существенную часть повествования до лучших времён. Обошлась Ливия, можно сказать, малой кровью и списала все свои возникшие странности на потерю колдовской силы, произошедшую по неизвестной причине. Однако этого хватило. Сидни была просто потрясена, услышав такую страшную новость, и мгновенно прониклась глубоким сочувствием к подруге, которая понесла такую невосполнимую потерю, обещая помочь ей существовать в новой, обычной ипостаси.
Оливия была несказанно счастлива, что у неё есть и всегда будет такая замечательная компаньонка, которая сделала и делает всё от неё зависящие, чтобы адаптация к немагической жизни, прошла удачно, а душевное восстановление протекало легче. Девушка ценила её усилия, хотя сердце её по-прежнему оставалось каменным, а интерес к жизни был фальшивым и наигранным. Да ещё в придачу к этому, любые разговоры о любви, проявление пылких чувств и другие отношения полов вызывали в ней глухое раздражение, а парни, по-прежнему одаривающие её страстными взглядами, обратились все как один в серую безликую массу. Она старалась их попросту игнорировать и сократить до минимума общение с ними. Когда же такое всё же случалось, к её несказанной досаде, то, замечая восхищение в их глазах, Ливия недоумевала по поводу того, как они могут интересоваться бездушной куклой и совершенно не замечать, что противны ей. Это было для девушки загадкой. В остальном же жизнь наладилась и вошла в свою привычную колею. Благодаря Сидни и родительницам, Оливия смогла благополучно дожить до сегодняшнего знаменательного дня.
Рядом громыхнул школьный оркестр, начавший исполнять нечто воистину торжественное. Это заставило всех сидящих рядом с музыкантами буквально подскочить от неожиданности, а Ливию вынырнуть из своих размышлений и заметить, что пока она переосмысливала свою жизнь, церемония вручения дипломов подошла к концу. Теперь выпускники оживлённо болтали, делясь друг с другом расплывчатыми планами по поводу своей дальнейшей судьбы и более конкретными, касавшимися предстоящего выпускного бала.
— Они что, с ума сошли? — пробубнила Сидни, которою так же застали врасплох, залихватские аккорды, и бросила раздражённый взгляд на музыкантов.
— Да ладно тебе, Сид, они же не специально.
— Ага… а сердечный приступ у меня был бы тоже не специально, но от этого совершенно не легче, — выговаривала сердитая подружка. — Я ещё до бала дожить хочу. Кстати, Лив, а ты пойдёшь?
Оливия посмотрела на подругу и наткнулась на её проницательный и в то же время умоляющий взгляд, от которого любой бы размяк и согласился на что угодно.
Признаться, девушке совершенно не хотелось идти, так как делать ей там было нечего. В глубине души она боялась, что, увидев танцующие, обнимающиеся и веселящиеся парочки, в один миг разрушит свой относительный душевный покой, всколыхнёт воспоминания, которые приведут к возникновению боли. К тому же, Ливия потратила немало нервов и физических сил, уклоняясь от встреч с многочисленной ордой поклонников, просто жаждавших её пригласить. И если она явится на бал, то парни за весь вечер сведут ее с ума, и отдохнуть просто не получится, а принять приглашение кого-либо из ухажёров было равносильно предательству по отношению к самой себе и тому, кого она больше никогда не увидит. Так что выдвинутая Сидни идея не находила в ней должного отклика.
— Извини, подруга, но придётся тебе обойтись без меня. Что-то мне не хочется идти. — С сожалением, которого, однако, не чувствовала, ответила Ливия.
— Да хватит тосковать в одиночестве! Пошли, Лив, и ты не пожалеешь! Будет весело, я уверена. Станем вспоминать прошедшие годы, дурачиться и предаваться разврату, — уговаривала Сидни.
— Это точно без меня! И вообще, ты о чём таком думаешь? — спросила, подозрительно воззрившись на подружку, Оливия. — Ты, кажется, с Грэгом идёшь, если я не ошибаюсь?!
— Естественно. Это я так, для большей привлекательности, — с усмешкой ответила та. — Ливия, я прошу тебя, ради меня! Пойдём на бал, иначе я просто не смогу как следует повеселиться, зная, что ты чахнешь в одиночестве! В конце концов, это последний раз… пойдём, и я клятвенно обещаю: мы с Грэгом ни на шаг от тебя не отойдем и составим компанию. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы мы подыскали для тебя кавалера?!
Ливия улыбнулась. Она высоко оценила попытки подруги повлиять на её решение и таки уговорить пойти на бал, дабы, как предполагала Сид, она не скучала дома, что было отнюдь не так. Девушка готова была согласиться, тем более что взгляд маленькой негодяйки с каждым мгновением становился всё более жалостливым, да и портить веселье друзьям она не хотела, зная, что они будут за неё переживать. И если для этого нужно немного помучиться на балу, что ж, так тому и быть.
— Нет, никаких парней мне искать не надо. Я только отбилась от шквала приглашений. — Категорически заявила Оливия, прежде чем согласиться.
— Зря! В команде Грэга есть такой сногсшибательный в прямом и переносном смысле защитник…
— Никаких защитников, нападающих и прочего! Дома, надо сказать, мне совершенно не скучно!
— Бла, бла, бла… — передразнила её Сид. — Слышали! Значит, ты идёшь?
— Как же мне не пойти, особенно если ради тебя и после стольких усилий с твоей стороны. — Философски изрекла девушка.
— Урррааа!!! — перекрикивая грохотавшую музыку оркестра, воскликнула Сидни и повисла на шее у подруги.
Ливия рассмеялась столь бурной радости.
— Но дай мне слово, что будешь словно Цербер защищать от наметивших осаду моей скромной персоны особей мужского пола!
— Конечно, даю! Мы с Грэгом будем на чеку! Пусть только попробуют, — грозно произнесла Сидни, погрозив кулачком мысленным врагам. — Любой самец, отважившийся на такое, живо получит под зад!
Тут подруги заметили, что все стали подниматься со своих мест, дабы в последний раз исполнить гимн школы. Взвились знакомые и зычные аккорды, сливавшиеся вместе и затем превращавшиеся в красивую и торжественную мелодию. Её подхватил школьный хор, а вверх взвилась целая стая шапочек выпускников.
Оливия и Сидни весело переглянулись и, одновременно сорвав с головы торжественный убор, с задорным смехом подбросили его высоко в воздух.
А между тем солнце, наливаясь бронзой, готовилось погрузиться за горизонт, дабы дать человечеству время для сна и позволить пополнить жизненные силы, которые ему могли понадобиться в течение следующего долгого и насыщенного дня. Лучи заходящего светила словно краской окрасили всё вокруг: позолотили листву и рассыпали блики на гладь мерно катившей свои воды реки. Они же разукрасили багрянцем черепицу крыши одиноко стоящего особняка на окраине Хэмптона и придали ему удивительно сказочный вид. Домик же буквально утопал в великолепии цветущего сада и фоне потемневшего неба казался невероятно опрятным и уютным. Тишь и благодать воцарилась рядом с ним, и ничего не предвещало того, что случилось в следующую минуту…
Небеса словно раскололись надвое и буквально выплюнули нечто, на первый взгляд напоминающее сияющую комету, которая с невероятной скоростью устремилась вниз. Свет её был столь ослепительным, что затмил бледные лучи заходящего солнца и пронзил сизую тьму приближающихся сумерек. Это было странное и удивительное чудо, которое не каждый день можно было созерцать. Поэтому всё живое, словно понимая и принимая сие как данность, замерло и едва дыша, наблюдало за таинственным зрелищем. Даже ветер трепавший листву и травы в своём неугомонном озорстве затих. Сгусток же оставляя за собой мерцающий след, приблизился к земле. Но прежде чем достиг тверди, он замерцал голубым сиянием и стал, словно мыльный пузырь под напором воздуха шириться и расти, быстро меняя свои контуры, приобретая с каждым мгновение всё большую чёткость и плотность, пока в один миг не закончил своё превращение. На землю сошёл статный темноволосый юноша.
— Вот я и вернулся Оливия. — тихо произнёс он, взглянув в сторону дома.