Габриель прекрасно знал, как сильно рисковал, спустившись в мир людей днём, когда его могли с лёгкостью заметить, а это было чревато последствиями для всех. Бедняга, узревший перед собой человека, который буквально у него на глазах материализовался из сияющего шара, мог в худшем случае сойти с ума или в лучшем просто не поверить собственным глазам. Однако архангелу так или иначе пришлось бы прочистить несчастному мозги, удалив из памяти сей инцидент, а это не самое приятное действо для обоих.
Оглянувшись и пристально посмотрев по сторонам, парень с облегчением констатировал факт, что свидетелей его прибытия нет, а значит и последствий быть не могло. Он и так слишком долго отсутствовал и был в разлуке с той, ради которой решился на такой безрассудный поступок, чтобы промедлить хоть миг и уж тем более ждать ночи. Развернувшись, Габриель быстрым шагом направился к особняку, чувствуя, как сердце ускорило темп, а радость от близости встречи слегка затуманила голову и разогрела кровь. Правда предсказать, какой приём ему будет оказан, он не мог, так как их расставание с Оливией было чересчур болезненным, трагическим и тяжелым. Воспоминая об этом калёным железом жгли его изнутри, как бы парень не гнал их прочь.
Войдя в сад, Габриель лишь одним взглядом окинул раскинувшуюся вокруг него красоту, созданную с такой любовью и заботой ведьмами Уоррен, так как все его помыслы были сосредоточены на дубовой входной двери дома, а точнее на девушке, которая возможно находилась за ней. Именно к ней сквозь преграды рвалась душа парня. Но поднявшись на крыльцо, он внезапно ощутил, как на него нахлынули странная нерешительность, жуткое волнение, заставляющее дыхание сбиться, и даже страх, неведомый доселе, материализовался в душе. И Габриель, к своему невероятному удивлению, отчётливо осознал, что теперь, добравшись до последней, столь незначительной преграды, за которой его, возможно, ожидает безграничное счастье, он не может её преодолеть, по крайней мере, прямо сейчас. А мысль, что ему нужно немного времени, чтобы собраться и всё обдумать в мгновение плотно угнездилась в голове.
Парень рассеянно кинул взгляд на дверь и со вздохом, словно бы вырвавшимся из глубины его существа, повернулся к ней спиной и сошёл с крыльца. Ноги, как если бы они зажили собственной жизнью, понесли его в сад, и в следующую минуту он как Ромео оказался под балконом своей возлюбленной, взглядом пытаясь отыскать объект своей любви. Только в отличие от героя Шекспировской драмы, архангел оказался менее удачлив: девушки там не оказалось, и кресло, в котором он некогда обнаружил Оливию сладко спящей, пустовало. Но всё же это было к лучшему и давало ему возможность отстрочить их встречу, хотя именно этого он страстно желал. Не ради себя Габриель решил повременить, а ради ведьмы: слишком много горя и боли принёс он своим появлением в её жизнь, став вестником грядущего Апокалипсиса. И то, что теперь никаких дурных новостей у него не было, не имело значения. Парень понимал, что не может вот так сразу вновь возникнуть в жизни девушки.
Мысленно парень переместился в тот день, когда события все ещё были у него под контролем, и он самостоятельно руководил собственной жизнью, когда происходящее вокруг казалось ясным и предельно чётким. Воспоминания унесли его в день битвы с Ангелиусом.
Конечно, как Габриель и предполагал, бой оказался тяжёлым и изматывающим. К тому же, до встречи с главным противником, его знатно потрепали прихвостни демона, устроив ему и Носительнице засаду на кладбище, радом с местом, где находился вход в Залу Чёрных Врат. Это не было для архангела неожиданностью. Чего-то в таком роде он ожидал и был способен отбиться, не прилагая особых усилий. Но только когда рядом с тобой находится упрямая ведьма, полная безрассудства, то уже не до сражения. Страх за неё и желание уберечь девчонку от гибели не давали настроиться, что в итоге привело к довольно ощутимым ранам, когда снаряды монстров угодили в цель, лишив парня изрядного количества сил. Такое положение отнюдь не обрадовало его, особенно если впереди ожидалась главная битва с Ангелиусом, полным демонической энергии. Но как бы то ни было, Габриель буквально горел желанием встретиться со своим врагом в решающей схватке. Однако ему не хотелось идти до конца вместе с Оливией. Когда придёт время встретиться с правой рукой Князя Тьмы, превосходящего могуществом своих приспешников, архангел знал, что ему нужна будет полная концентрация и сосредоточенность на своих действиях, а девушка будет отвлекать его и к тому же станет превосходным заложником в лапах демона, или же её могли попросту убить в пылу завязавшегося сражения. Но когда они наконец достигли развалин склепа и спустились в его мрачное подземелье, Габриель почувствовал себя едва ли не счастливым. Это значило, что настала его очередь выступить в главной роли. Кровь, словно откликаясь на возбуждения парня, забурлила в венах, а ангельская сущность сладко заныла внутри, разогревая тело. Тревожные мысли стремительно покинули голову. Однако архангел старался сохранить спокойствие и хладнокровие, не поддаваясь своим инстинктам Охотника, наконец взявшего долгожданный след. Он мысленно настраивался на предстоящее действо, сражаясь с нетерпением, от которого каждая секунда промедления казалась мукой. И не зря, так как их впереди ожидал ещё не один сюрприз. Так перед ними предстала потайная дверь, которую ещё надо было распознать, и отыскать рычаг, способный отворить её в монолитной глыбе стены. Благо рядом была Ливия, обладающая знаниями, которыми её наградили переданные сёстры-ведьмы. Благодаря ним девушка, несколько повозившись, смогла-таки найти хитро спрятанный механизм и отворить проход. Только когда они ступили за порог, то едва не угодили в ловушку. Дверь захлопнулась за их спинами, отрезав путь назад, и в тот же миг все его чувства завопили от ощущения приближающейся опасности. Хотя на первый взгляд могло показаться, что всё спокойно, и свет от вспыхнувших факелов благостно освещает путь, однако Габриель мгновенно почуял демона. Его зловоние буквально забило ноздри, вот только близость Чёрных Врат сбила его внутренний радар, и демона, шагавшего за ними буквально по пятам он смог обнаружить только в последнюю секунду. В нём всё холодело и переворачивалось только от одной мысли, насколько близко Оливия, идущая позади него, была к гибели, подтверждая то, что ему не следовало брать её с собой. И пусть предотвратить беду архангелу удалось, его не оставляло сожаление о своей невнимательности. Тварь пронеслась совсем рядом с ними, обдав их зловонием и ядом, вихрем устремившись к Вратам. В тот же миг Габриель понял: его час пробил, и настало время действовать без промедления. Небесный Охотник получил работу, которую следует выполнить, он должен был во что бы то ни стало отвести беду от мира людей, не допустив Ангелиуса ко входу в ад. Поэтому он, полностью переключившись на своего врага, устремился вслед за ним, оставив девушку лежать в пыли. Она была его слабостью, а Габриель не мог позволить, чтобы демон смог воспользоваться ахиллесовой пятой архангела. Однако парень нисколько не сомневался, что придя в себя, Оливия, не смотря на строгий приказ, явится на место схватки, убедив себя в том, что он нуждается в её помощи. Оставалось лишь надеяться, что когда это произойдет, всё будет кончено для Ангелиуса, так как эту битву Охотник намеревался выиграть во что бы то ни стало. А далее была боль, ослепляющая ярость, ненависть и жажда уничтожить демона. Монстр, как и предполагалось, оказался чрезвычайно сильным. Не единожды во время схватки Габриель чувствовал острые, как бритва, когти и покрытые ядом клыки в крайней близости от своего горла. С помощью их Ангелиус кромсал и рвал его плоть, а слизь, покрывающая тварь, разъедала кожу, не смотря на защитные барьеры, установленные архангелом. Но, не смотря на это, он чувствовал, что берёт верх, слыша утробный рык врага, временами переходящий в яростный и агонизирующий рёв, когда удары достигали цели, раня монстра. Габриель полностью растворился в этой смертоносной в итоге для одного из них схватке, полностью отключив все свои человеческие эмоции, подчинившись инстинктам Небесного Охотника, коим он был по своей сути. Поставив перед собой цель, архангел буквально напролом шёл к ней, едва замечая, как под их с Ангелиусом напором крушатся в щебень колонны, поддерживающие свод залы, а стены от ударов сотрясаются. Они превратились в смертельную комету, разрушающую всё на своём пути. Всё прекратилось в одно едва уловимое мгновение. Демон, благодаря обманчивому манёвру заставил Габриеля совершить единственный промах. За него архангел тут же поплатился, получив сокрушительный, от которого затрещали кости, удар, отправивший его в полет через всё помещение. Тот закончился сильнейшим ударом об стену, в которой парень пробил своим телом брешь, и ослепляющей болью, после чего Охотник против своей воли расстался с сознанием. И сколько он был в бесчувственном состоянии, парень не мог сказать. Очнувшись, к своему удивлению Габриель понял, что всё ещё относительно жив и мир не погрузился в хаос: уж подозрительно тихо было для сего действа. Когда же он, превозмогая боль в искалеченном и разбитом теле, поднялся, желая продолжить схватку, раз ему представился такой шанс, то, осмотрев зал в поисках своего врага, наткнулся на зрелище, заставившее его засомневаться в собственном здравомыслии, до того оно было невероятным. А дело состояло в том, что Оливия, словно не ведающая страха Амазонка-воительница, оседлала израненного, но всё же по-прежнему сильного Ангелиуса, грозу рода человеческого, и изо всех сил боролась с ним, нанося ему удары и ослепляя колдовскими заклинаниями. Её бесстрашие и отвага восхитили парня, заставляя ещё более увлечься этой невероятной девушкой, которая по сути дела выполняла его миссию, пока он находился в отключке. Когда же демон начал побеждать ведьму, схватив её за горло, архангел решил, что пора вмешаться и навеки похоронить радость монстра вместе с ним самим. Надо сказать, когда он приступил к своей задумке и подступился к чудовищу, ему было невероятно приятно видеть, с какой злобой, ненавистью и досадой исказилась и до того жуткая морда демона, делая её ещё более мерзкой, когда тот заметил своего врага живым. Ангелиус наверняка считал, что избавился от последней существенной преграды на своём пути, коей являлся Небесный Охотник. Архангел, даже находясь на пределе своих возможностей, был рад разочаровать исчадие ада. В мгновение ока вырвав Оливию из лап демона, он с наслаждением сграбастал его в свои объятья, собрав воедино все данные ему небесами Силы для последней завершающей стадии. Монстр ревел, корчился в муках и вращал чёрными глазами, пытался сопротивляться и брызгал ядом, только для него уже было всё кончено и смертельный приговор вынесен, когда архангел коснулся его. По телу твари пробежали всполохи и Габриель, зная, что за этим произойдет, закрыл их с демоном своими крыльями желая впитать тёмный дух и энергию своего врага в себя, дабы они не остались в мире людей. После этого только пепел у ног свидетельствовал о том, что Ангелиус существовал.
Но вместе с чудовищем конец пришёл и тому резерву сил, что питал Охотника. В его теле появилась невероятная тяжесть, а в ушах зашумело так, что он едва расслышал оклик девушки, которая, как оказывается, наблюдала за смертью мерзкого существа. Ноги его подкосились, и он рухнул на пол, потеряв сознание, и лишь призрачное воспоминание, более походящее на образ в бреду, которое засело у него в голове, намекало на то, что он всё же на миг пришёл в себя и даже дал склонившейся к нему девушке указание закрыть Врата. В том, что это будет выполнено, Габриель не сомневался: его воительница могла справиться и с более сложной задачей, нежели эта. А затем вновь тьма, гостеприимно раскрывшая ему свои объятья, а все дальнейшие события слились в череду неясных обрывочных картин, приходивших к нему, когда разум его просветлялся, переплетающихся с воспоминаниями о той невероятной боли, которою ему приходилось терпеть весь путь домой. Он мог сказать с уверенностью, что дорога назад для него и для Ливии настоящей пыткой и сложнейшим испытанием. Каждый шаг и каждое едва уловимое движение давались ему с трудом и причиняли нестерпимые муки, заставляли раз за разом нырять в бессознательную пустоту, как бы парень ни старался бороться против этой слабости. Он знал, что девушке, тащившей его на своих хрупких плечах, ещё тяжелее. Именно она удерживала его сознание, всё то время, пока они брели по пустынному и мрачному кладбищу, а её близость и поддержка стали необходимым маяком в сгущавшемся вокруг архангела мраке и помогли в нужный миг собраться, чтобы перенести их домой к девушке. И лишь там, за надёжной защитой, установленной Милиндой и Сандрой Уоррен, где девушка была в безопасности, он наконец позволил себе полностью расстаться с ускользавшим сознанием. Силы полностью покинули его, но это было не так важно. Миссия выполнена, и ведьма осталась жива, а то, что стало бы с ним далее, Габриеля волновало мало.
Парень прикрыл глаза и спрятал лицо в ладонях, чувствуя, как в груди появляется тяжесть. Он словно наяву вновь переживал события, оставившие глубокие раны на его душе, и Габриель не был уверен, что они когда-нибудь полностью затянутся.
Потеряв тогда сознание, он впал в кому. Однако, не смотря на это, его чувства и сознание всё ещё жили и могли чётко понимать действительность. Поэтому Габриель ясно осознавал, что лимит Сил исчерпан и если он хочет выжить, то должен будет вернуться к истоку своей энергии — в Небесную Обитель. Ведь сущность архангела не позволит ему переродиться и остаться в мире людей — это парень понимал ясно, как и то, что ради любви, нежданно-негаданно родившейся в его сердце, он рискнёт собственным существованием. Пойдёт до конца для девушки, которая перевернула весь его внутренний мир. Ради неё одной, такой храброй, что бесстрашно ринулась в бой с превосходящим её по силе врагом и так отчаянно смело прошла весь тот путь, что вёл к этой битве, на каждом шагу рискуя своей жизнью. Ливия стоила того, чтобы во имя её бросить вызов всем заповедям и принципам архангела, которыми он жил всё то время. Теперь ему нигде не найти мира, как не рядом с нею, ибо его средоточием стала она! Поэтому беспомощность собственного тела, которое более не подчинялось ему, терзала Габриеля и будила ярость, так как он знал, что теряет драгоценное время, которое ещё оставалось у них. Единственным утешением в его бессилии было то, что девушка, словно чувствуя, что архангел нуждается в ней, находилась рядом почти постоянно. Она разговаривала с ним, радуя своим мелодичным голоском, который хотелось слушать не переставая; кормила, будто младенца с ложечки; лечила своими снадобьями его раны, помогая им заживать. Он чувствовал это, и на душе становилась светло, а ушедшие Силы, казалось, возвращались. Забота, ласка и нежность Оливии стали настоящим утешением для Габриеля, и его сердце наполнялось ещё большей любовью. Оно словно сумасшедшее рвалось через все барьеры, разделявшие их, чтобы поведать о том, что он так непозволительно долго скрывал. А затем пришли они, выбрав подходящий момент, когда ведьма, дежурившая подле него денно и нощно, покинула свой пост.
Габриель помнил, как тосковал он в те минуты, когда Ливия ушла, словно у него отняли что-то жизненно необходимое. Поэтому чувства были напряжены до предела, словно его тело хотело вновь ощутить её близость. Только вместо тепла девушки он внезапно почувствовал холодный поток света и чистой, живительной энергии, которая словно лавина обрушилась на него. И тогда Габриель сразу понял, что час его пробил и за ним пришли, чтобы вернуть в Небесную Обитель, так как только ангельская сущность могла содержать столько силы и первозданной мощи. Высшие Силы не могли позволить себе потерять одного из самых сильных своих военачальников, дать погибнуть ему в мире людей. Поэтому они отправили на землю Посланников, дабы те отнесли измождённого Охотника домой, пока не стало слишком поздно. Габриель знал, что так будет, как и осознавал свою немаловажную роль в извечной войне Сил Света против Тьмы, и внутренне подготовился к их приходу. Только не смотря на это, когда время пришло, ему показалось, что уж слишком рано всё произошло, хотя сам был уже на грани, полностью опустошенный. Однако изменить что-либо и поправить стало уже невозможно. Оставалось либо подчиниться власти своих братьев, что в любом случае произойдёт рано или поздно, либо попытаться исполнить своё последние желание. Оно состояло в том, чтобы в его последние мгновения в мире людей с ним рядом была его отважная ведьма и помогла ему покинуть землю, заставила уйти. Архангелу не понадобилось даже мгновения, чтобы сделать выбор. Ради единственной прихоти своей души и сердца, Габриель начал сражение с собственным бессилием, и с влиянием небесных существ на самого себя. Их энергия, будто холодный поток, стала проникать в его тело, обволакивая и пропитывая, что означало, что трансформация началась, и счёт пошёл на минуты, после чего всё будет кончено. Это знание помогало ему, и парень, собирая крупицы собственных возможностей, противился Посланникам, стараясь замедлить процесс и всячески игнорировать их призывы в своём сознании. Он надеялся, что девушка почувствует то, как он нуждается в ней и придёт к нему. Ведь, несмотря ни на что, их духовная связь по-прежнему оставалась крепкой. И чудо свершилось: зов Габриеля был услышан. В какой-то момент он отчётливо ощутил, как сущность ведьмы потянулась к нему сквозь разделявшие их барьеры. Архангел понял, что теперь Оливию ничто не остановит, и она, даже толком не понимая, что происходит, устремится к нему, чувствуя, что с ним что-то происходит. Глупо конечно, но в тот миг, когда сознание этого укрепилось в нём, небывалая радость наполнила его сердце, что благодаря ей ему удалось временно приостановить обращение. Однако парень предполагал, что когда девушка явится в комнату и увидит Посланников, то всё сразу поймёт и может даже обрадуется, так как их приход значит, что вскоре она будет освобождена от той обузы, которую представлял собой бесчувственный, ни на что не годный архангел. Габриеля бы это нисколько не обидело, ведь Ливия и так сделала для его блага чересчур много, и было бы неправильно и эгоистично ожидать, что она возжелает остаться с ним. На такую мысль наводило и то, что он отчётливо чувствовал ту скорбь, жалость и невероятную усталость, которую испытывала ведьма. Таких мук он не желал для возлюбленной и очень хотел избавить её от этого тяжкого бремени. Он даже готов был сделать все, что в его силах, лишь бы помочь девушке вновь вернуть ту душевную легкость, с которой она жила до встречи с ним. Не сомневался Габриель, что и сама Оливия желает вернуть себе беспечное, вольное существование, ему же хватило бы и сознания, что ведьма пришла на его зов. Однако всё оказалось совсем не так, как он предполагал. Так вместо того, чтобы возрадоваться благосклонности Высших Сил и поручить заботу об Охотнике ангелам, она начала с ними сражаться, призвав на помощь всю свою колдовскую мощь, дремавшую в ней. Габриель был озадачен и растерян, но это состояние продлилось лишь какое-то мгновение, а затем невероятное счастье наполнило его сердце, и пусть он знал, что даже общими усилиями им не выстоять против Посланников, но уже то, что она борется за него, заставило архангела присоединиться к любимой. Угроза смерти потеряла своё значение. Да и что это по сравнению с тем блаженством, которое парень испытал от сознания того, что необходим Ливии не меньше, чем она ему.
Губ Габриеля коснулась лёгкая улыбка. Переживать мгновения того боя было для него наслаждением, даже кровь словно в те жаркие минуты вскипела в жилах, а сердце с силой забилось в груди, по всему телу разгоняя жидкий огонь. Эти мгновения стали для него драгоценными, и он бережно извлекал их из закоулков своей памяти, смакуя каждый миг. Ведь именно тогда они с ведьмой словно стали единым целым, единым механизмом, действующим в одном режиме. Этот напор сбил с толку его братьев, так как такого яростного наступления и откровенного безумия они явно не ожидали. К тому же, крайне редко, а порой ни разу за всю долгую жизнь небесных существ можно узреть перед собой спятившего архангела, рвущегося к смерти, который ко всему прочему явно пребывает в эйфории от этого самоуничтожения. Именно сей прискорбный для Сил Света факт, пусть лишь на краткий миг, но заставил несокрушимых Посланников дрогнуть и отступить. Жаль, конечно, но вскоре они вновь собрались и без особого труда поняли, кто является той ниточкой, что держит Охотника на земле, и тем катализатором, что побуждает его на борьбу против них. Только, не смотря на это, остановить Ливию, применив свои силы, данные им, они не могли, так как являлись защитниками Света, к войскам которого относилась и ведьма. Это значило, что им оставалось лишь одно: пробиться к разуму девушки и путём внушения, уговоров заставить её одуматься и прекратить своё бессмысленное сражение. Вот только Габриель, зная невероятное упрямство Оливии, не был уверен в том, что она послушает их и сдаст собственные позиции. Однако ангелы не зря выступали Посланниками Высших Сил и гласом небес в мире людей. Они издревле славились своим умением договариваться со смертными и воздействовать на них, используя когда того требовали обстоятельства человеческие чувства, слабости, которые они распознавали мгновенно. Такое понятие, как «совесть» им было неведомо, так что без каких-либо препятствий читая мысли и предугадывая людские желания, они пользовались этими знаниями в своих целях. В итоге, каким бы сильным духом человек не обладал, крылатая братия находила к нему подход и, потянув за нужные ниточки, превращала в послушную марионетку в своих руках, играя им словно кукловод. Ливия же, несмотря на то, что являлась могущественной ведьмой, была и остается прежде всего человеком, подвластным эмоциям и страстям, со своими уязвимыми местами, которыми рано поздно ангелы должны были воспользоваться. К тому же, в сложившихся на тот момент обстоятельствах Посланники не могли медлить, а это значило, что они мобилизуют все свои возможности и будут действовать жёстко, идти напролом, не ограничивая себя, и тогда девушка сдастся на их милость. Габриель знал, что исход будет таковым, но решил для себя, пока есть время, он не сбавит обороты, пытаясь продлить последние мгновения перед неизбежным расставанием. Так что для него не было сюрпризом, когда спустя какое-то время воля девушки надломилась, и она поддалась уговорам, а между ними в тот же миг словно появилась невидимая трещина, готовая стать пропастью. «Начало конца» — вот как ознаменовал это мгновение парень. Произошедшее же следом событие стало для него неожиданностью. В измученном сознании зазвучал голос любимой, с такой нежностью и тревогой взывавший к нему, что внутри у Габриеля всё сжалось и потянулось к ней навстречу, но между тем он отчётливо почувствовал смятение и душевную муку Оливии. Боль же, с которой тщетно боролась девушка, была настолько сильна, что ломала и рвала её на части, словно кислота разъедала сердце и душу несчастной, только она, будто не чувствуя этого, молила его об одном: уйти, дабы остаться в живых. В тот момент с его глаз словно спала пелена, и он смог взглянуть на самоотверженность Ливии, на её заботу и преданность, к нему, бесчувственному компаньону, по-новому. Открывшееся же просто ошеломило его, заставило задохнуться от наплыва эмоций, почувствовать себя на грани. Габриель понял, что было причиной, столь измучившей ведьму и причиняющей ей нечеловеческие страдания; она же заставляла её забыть о себе и всеми силами стремиться помочь ему. За всем этим стоял он сам — Габриель, и душа девушки стремилась к нему, жаждала его! Она нуждалась в нём. И это не смотря ни на что, вопреки всему, пусть она и прекрасно понимала ту бездонную пропасть, что лежит между архангелами и ведьмами, которую так просто не преодолеть. Только Ливия была готова рискнуть, если бы был только единый шанс. Но именно его-то у них и не было, и невозможность единения убивала её, заставляя сердце обливаться кровью. Габриель, ошеломлённый, сбитый столку от открывшегося знания, и сам не понял, как согласился на ультиматум девушки, только помнил, что выпросил один вопрос, продав за него их недолгое счастье. Лишь теперь Охотник понимал, что это стоило того: он получил ответ, который жаждал всем сердцем услышать, и ушел, подчинившись Оливии, чтобы теперь вернуться. Словно со стороны он вновь услышал свой вопрос: «Почему? Зачем ты это делаешь?» и спустя мгновение признание самой девушки, которое оказалось ещё более сокрушительным для него, чем собственные догадки. Слова девушки в единый миг разбили его мир и сердце вдребезги, и, казалось, до сих пор звучали в ушах, отдаваясь эхом в сознании: «Я люблю тебя…" — сказала Ливия тогда голосом, дрожащим от боли и переполнявших её душу чувств. — Люблю так, что задыхаюсь от этого!». Это откровение было подобно взрыву Солнца и потрясло Охотника до основания, столько первозданной мощи заключалось в нём. Даже хладнокровные ангелы прониклись состраданием и потянулись навстречу тому яркому свету, что пылал в груди простой смертной, на которую снизошла благодать, которой имя — Любовь! Но Оливии открыть душу перед неминуемым было невероятно трудно, равносильно тому, как если бы она обнажила кровоточившие раны своего сердца, полностью погрузилась в омут горечи и боли, без сопротивления сняв оборону. Заветные слова опустошили её, сделали как никогда уязвимой и беспомощной. Девушка сдалась и отдала ему всю себя без остатка. Габриель же ясно понял, что отныне и вовеки принадлежит лишь только ей, а это значит, что он вернётся назад, чего бы это ему ни стоило.
Погружённый в свои мысли, архангел не заметил, как сумерки плавно преобразились в тёмную ночь и на небе появились первые мириады звезд. Они словно безмолвные наблюдатели глядели на него с вышины небес, время от времени подмигивая в своём озорстве и, как предполагал парень, не понимали, как грозный Охотник мог в одно мгновение превратиться в нерешительного юнца. Только, как бы это ни было смешно и обидно, дела его обстояли именно так: Габриель по-прежнему не знал, что делать. Поэтому он всё так же стоял под балконом в саду в полном бездействии, раздражавшем ничуть не меньше, чем смятение в его душе. Он вглядывался в тёмные окна комнаты в надежде увидеть силуэт Оливии, уловить её движение, а жаждал лишь одного: вломиться в дом и заключить девушку в объятия. Вот только когда любишь, собственные желания уходят на второй план, уступая место чувствам любимого человека.
Парень сдержал обещание, данное самому себе, вернулся в мир людей, только теперь Габриель спрашивал себя вновь и вновь: «Имею ли я право так поступать? Достаточно ли веские основания у меня, чтобы вновь вмешиваться в жизнь Ливии?», ведь, по сути, ему мало что было известно о том, насколько сильно претерпела изменения жизнь девушки после их вынужденной разлуки. Для него же всё обернулось лишь призрачным мгновением, едва заметным, так как время в Небесной Обители имеет мало значения и движется совсем иначе, чем в мире смертных. Однако этого хватило, чтобы архангел смог с лихвой восполнить свой энергетический запас жизненных Сил, как и успеть измучиться от тоски по своей возлюбленной ведьме. Поэтому не было ничего удивительного в том, что лишь только ему было позволено покинуть Небесный Чертог и проникнуть в мир людей, он тот час же сиганул в низ, чем необыкновенно позабавил и удивил братьев, пребывая в невероятном волнении, весь полный надежды. Однако Охотник всегда отличался от остального Воинства Света, поэтому выходящие за рамки понимания других ангелов поступки, были ему свойственны. Так что за столь незначительное мгновение его чувства к Оливии не утратили свой пыл, а как раз наоборот, сделали их лишь ещё более жаркими, словно ревущее пламя. Вот только он в своём любовном нетерпении и спешке совсем забыл о том, что на земле-то всё как раз таки изменилось, и с той злополучной ночи прошло целых полгода, что по меркам смертных довольно ощутимый срок. За это время любовь девушки к нему могла попросту остыть или она растворилась в той невыносимой боли, что Ливии довелось испытать. Габриель не отрицал даже того, что у ведьмы мог появиться другой парень, более достойный, чем он, и, к тому же, несомненно человек, без крыльев за спиной и ответственности за весь мир. А если архангел вновь ворвётся в её жизнь, то может нарушить ту гармонию, которая возможно воцарилась у девушки в душе. Этого он не хотел, желая Оливии лишь счастья и добра, хотя лишь одна мысль о том, что к его ведьме может прикоснуться кто-то другой, приводила парня в неистовство от ревности, а сердце откликалось мучительной болью. Но если бы он точно знал, что она действительно довольна своей жизнью, то немедля ушёл прочь и больше никогда бы не появился близ девушки. Только подтверждения сему не было, и в душе парня, удерживая его от бегства, тлела искренняя надежда на то, что всё обстоит совсем иначе. Он пытался уверить себя в том, что Ливия, не смотря на долгий срок, вовсе не забыла и не разлюбила своего Небесного Охотника. Быть может, она так же тоскует и скучает по нему, вспоминая и надеясь на то, что с ним всё хорошо, тая в сердце надежду, что они вновь встретятся. Поэтому искренне обрадуется его возвращению и может даже простит те муки, что испытала, подарив архангелу своё хрупкое сердечко. Однако Габриель знал, что ему придётся принять какое-то решение, так как чувствовал, что медлить более нельзя, иначе он вконец падёт в собственных глазах и уже тогда точно не будет достоин отважной Ливии.
Через миг архангел уже распахивал окно, стоя на балкончике девушки. Чуть помедлив, Габриель проник в комнату, чрезвычайно хорошо запомнившуюся ему за последнее посещение мира людей, где он оставил своё сердце вместе с надломленной от горя ведьмой, ставшей ему дороже жизни. На какой-то миг в нём вдруг вспыхнула надежда, что вдруг сейчас двери ванной комнаты распахнутся, и появится Оливия, уже приготовившаяся ко сну в своей ночной сорочке и с каскадом струящихся по плечам и спине медных волос. Но спустя какое-то мгновение парень отчётливо понял, что этого не будет и их долгожданная встреча не состоится, по крайней мере, не здесь и не сейчас. Беглый осмотр помещения подтвердил смутное ощущение того, что что-то явно не так, которое появилось у него, едва он вошёл в комнату Ливии. Быть может, обычному человеку всё показалось бы обычным и неизменным, что в какой-то степени было именно так. Только цепкий взгляд Небесного Охотника даже без света мгновенно заприметил мелочи, на которые простой смертный не обратил бы никакого внимания, а точнее на их полное отсутствие, словно бы в комнате более никто не жил. В спальне был просто безукоризненный, идеальный порядок, который даже при невероятной аккуратности и чистоплотности девушки выглядел несколько неестественно, а это не могло не насторожить. К примеру, архангел не заметил ни позабытой книги на столе, ни небрежно брошенной расчёски на туалетном столике, ни рассыпанных на полу шпилек, ни оставленной в спешке какой-нибудь другой вещи. Покрывало же на постели Оливии было натянуто словно струна. На нём не было ни единой морщинки, хотя Габриель знал, что девушка обожает лёжа на постели читать, и было крайне сомнительно, что каждый раз покидая своё ложе, она столь педантично расправляет складочки, появившиеся на плотной ткани после неё. К тому же Охотник не ощущал присутствия ведьмы. Её энергетический след в комнате был едва уловимым, едва заметным, что ясно говорило, что помещение давно пустует и девушка здесь более не живёт. Однако это вовсе не значило, что она покинула дом, так как оставить родительниц ей не под силу, а так как их присутствие парень ощущал прекрасно, как если бы они находились совсем рядом с ним, значило, что и ведьма недалеко. Поэтому Ливия наверняка просто съехала из своего «уютного гнёздышка», или, что скорее всего, не вернулась назад, даже после того, как архангел вместе с Посланниками покинул её жилище, вылетев через окно, с помощью которого он теперь и возвратился сюда. Только в тот раз стёкол не было, так как девушка в стремлении удержать его устроила полный кавардак, но когда обладаешь магией, вернуть всё на свои места не займёт много времени. Однако Габриеля волновало, почему Оливия не въехала назад в освободившуюся комнату, к тому же приведённую в первозданный вид стараниями родительниц. У каждого поступка есть своя причина, и хотя в душе он уже знал ответ на свой мысленный вопрос, проверить и подтвердить собственные догадки не помешает.
Для этого архангел решил воспользоваться памятью дома, как делал это ранее, когда хотел узнать о произошедших в жизни девушки событиях за то время, пока сам отсутствовал. Теперь ему вновь понадобились воспоминания, содержащиеся в стенах этой комнаты и буквально пропитавшие вещи, находившиеся здесь. Они были безмолвными свидетелями всех событий, что развернулись в этом уютном помещении и представляли собой кладезь бесценной информации, которая была просто необходима парню, чтобы составить целостную картину произошедшего после его ухода.
Оглядев комнату, Габриель решил прочесть память постели, которая приютила его, когда он в этом нуждался, и, можно сказать, была в эпицентре развернувшегося сражения. Подойдя к кровати, архангел прикоснулся к резным столбикам, поддерживающим балдахин, и в то же мгновение его сознание заполонила целая череда образов, из которых он поспешно выбирал те, что происходили в нужный отрезок времени.
Вот парень увидел самого себя, только неестественно бледного, в бесчувственном состоянии возлежащего на перине, и Ливию, которая бережно держала его руку, с тревогой взирая на Охотника, что-то шепча. К сожалению, что именно, он понять не мог, но уже видеть её было для него истинным наслаждением, а сознание того, что она не жалея сил и времени заботилась о нём, наполняла его сердце благодарностью и нежностью. Но вот видение закончилось, и перед мысленным взором Габриеля предстало иное воспоминание. Комната была наполнена невероятно ярким светом, таким, что даже тьма наступившей ночи отступила прочь. Исходило это сияние от шарообразных существ, буквально пульсирующих от невероятной энергии, заключенной в них. Они, сбившись в плотную группу, окружили его бесчувственное тело, вызывая в нём процессы преобразования и подпитывая его силами для этого. Посланники, погружённые своим занятием, не заметили, как дверь в комнату распахнулась и появилась ведьма. Парень почувствовал, как внутри у него всё буквально сжалось в тугой комок, едва он увидел, каким ужасом исказилось лицо девушки, когда она, не смотря на ослепивший её ангельский свет, смотрела на происходящее. Взъерошенная, босиком и в одной тонкой ночной сорочке, она, прикрывая лицо руками, жалась к стенке, но всё же не смотря на дискомфорт от яркого свечения, не отрывала взор от постели, где разворачивалось таинственное и пугающее действо. И читая на личике возлюбленной целую гамму противоречивых чувств, Габриель почувствовал раскаяние за то, что из-за своего эгоизма и желания чувствовать её рядом заставил Оливию пережить такое потрясение. Однако храбрая девушка справилась со своим страхом, видимо решив, что Посланники пришли для того, чтобы причинить ему зло, и, осознав неминуемую разлуку, бросилась в атаку. А перед ним поплыли быстро сменяющие друг друга образы того, с каким упорством и целеустремленностью Ливия затем боролась с ангелами, а её уютная комнатка превращалась в средоточие хаоса и безумства, в место проведения активных боевых действий. Всё кончилось на видении того, как среди руин, в которые обратилось жилище девушки, на полу сидят три могущественные ведьмы Уоррен и старшие из них всячески пытаются успокоить и ободрить младшенькую. Архангел видел тревогу на лицах Милинды и Сандры, а глаза их таили в себе страх, и не надо быть великим Небесным Охотником, чтобы понять по какому поводу такие волнения. Ливия, свернувшись в жалкий комок, жалась к родительницам, словно желая найти забвение от своих мук в лучах их любви и заботы. Плечи девушки вздрагивали, а сама она казалось вконец сломленной, как кукла в руках жестокосердечной хозяйки. Только для Габриеля вдруг стало жизненно важным увидеть личико юной ведьмы, которое закрывали её густые локоны, укрыв от всех эмоции Оливии. И тут она, словно угадав его желание, подняла голову, и от этого плотная завеса волос разошлась. Одного же взгляда на черты любимой парню хватило, чтобы внутри у него всё замерло и заледенело. Лицо девушки было мёртвым, пустым и утратившим своё сияние жизни. Глаза, некогда лучившиеся радостью, теперь напоминали два холодных, безликих камня, а взор их не выражал никаких чувств, лишь полное равнодушие. Ливия была подобием иссушенного засухой деревца с тонкими хрупкими веточками, которому более не нужна, да и не вернётся жизнь. Боль и муки, невероятное горе от потери любви стали той разрушительной силой, что сотворила с ведьмой такое и привела к жутким последствиям. От одного вида безликого существа, в которое обратилась храбрая, отважная, упрямая, некогда полная внутреннего сияния девушка, смерть начинала казаться подарком судьбы. Может быть, когда из тела вырывают душу, а сердце раздавили прямо в груди, превратив его в кровавое месиво и тем самым навсегда лишив каких-либо глубоких чувств, это действительно было так? Ведь мёртвым ничего такого более не надо. Только Оливия всё же продолжала быть невероятно сильным духом человеком, так как после всего выпавшего на её долю она продолжала существовать, и это восхитило Габриеля, потрясённого до основания открывшимся ему образом.
Архангел оторвал руку от резного столбика, и в тот же миг видение прекратилось, только вот теперь собственная память воспроизводила жуткий образ из последнего видения, заставляя его сердце обливаться слезами и с каждой секундой ненавидеть себя ещё сильнее, чем прежде. Он ощущал вкус горечи во рту, которая словно яд разъедала парня изнутри, как и сознание того, что в те тяжелые мгновения его не было рядом с Оливией, что именно из-за него её душа превратилась в руины. А пройдя по комнате и поочерёдно прикоснувшись к предметам, составляющим интерьер спальни, получив от них лишь воспоминая, пронизанные траурными нитями горя, боли, душевных мук и страха, ему стало ещё хуже. Архангел ощутил себя раздавленным и уничтоженным, а перед глазами всё стоял образ Ливии, превратившейся лишь в неясную тень той прежней Оливии Уоррен, которую он некогда знал и полюбил, покорённый внутренней силой этой девушки.
Прикрыв глаза, парень обессилено привалился к стене, пытаясь справиться с тем чёрным знанием, которое заполонило его голову, вызванное им же самим, чувствуя обречённость, которая словно кислота выжигала ему душу. Что же произошло в следующую секунду, Габриель так и не смог понять. Архангела будто подхватил некий таинственный поток, а в сознании вспыхнул целый сноп сияющих искр. На него нахлынуло невероятно мощное чувство. Оно закружило и, потянув за собой, увлекло его в полный света и первозданной чистоты вихрь. Голова закружилась, и стало трудно дышать, а сердце заколотилось, как безумное. Эти неслыханно сильные эмоции заполонили его и вмиг вытеснили всю тьму, что проникла в душу Габриеля. Подобно очищающей волне они смывали всю грязь страданий, что он испытал, принося чувство невероятной лёгкости. Парень испытывал прилив сил и несказанное блаженство, как если бы на него снизошла чудотворная благодать. Всем своим существом желая продлить сказочные мгновения, он потянулся навстречу этому чуду. А дивное чувство с каждым мгновением становилось лишь ярче, красочнее пронизывая всю сущность архангела и наполняя его собой до краёв, даря жаждущей, смятенной душе мир. Оно было тёплым и одаривало щемящей нежностью, от которого слёзы счастья выступили на глазах властного и грозного Небесного Охотника. Ничего столь прекрасного он не испытывал за многие века своего существования. По крайней мере, так было до встречи с Оливией Уоррен. Поэтому, отдавшись полностью захватившему его вихрю страстей и наслаждаясь тем калейдоскопом эмоций, он уже разгадал, с чем столкнулся нежданно-негаданно. Это счастье, посылавшее жаркие импульсы во все части его тела; эта невероятная сладость, от которой сердце начинало петь и трепетать в эйфории и эта страсть были изведаны им, так как все вкупе они составляли единое целое под названием ЛЮБОВЬ! Именно любовь захватила его в свои шёлковые сети, наполненная таким первозданным могуществом, что перед ней меркнут самые яркие звёзды и ангелы падают ниц. Только какая-то маленькая толика его существа, которая всё ещё сохраняла трезвомыслие под наплывом чувств, обрушившихся на него, заставляла Габриеля растеряться. Он не мог понять, откуда здесь, в этом царстве горя и печали, в которую превратилась обитель ведьмы, могло сохраниться такое чудо, вместившее в себя красоту света и человеческих чувств.
Возлагая титанические усилия и борясь с собой, архангел вырвался из блаженства, отстранившись от стены и повернувшись, наконец, взглянул, к чему же так бездумно прикоснулся. Едва он это сделал, как буквально остолбенел, так как его взор наткнулся на творение Ливии, на «Безликого ангела».
Когда-то эта картина была не завершена, и образ небесного существа не был полон, так как у него не хватало лица. Теперь же этот недостаток устранили, и лик у него был! Только вот черты эфемерного ангела на полотне принадлежали Габриелю, воссозданные до мелочей и незначительных нюансов. Даже глаза поражали знакомым лазурным цветом. Это удивляло, ведь он никогда не позировал ей, но, несмотря на это, времени ведьме хватило, чтобы она смогла настолько изучить его, что без наглядного образца воспроизвела образ парня. Теперь ему оставалось лишь восхищаться проделанной работой, так как оно было совершенно. Каждую деталь девушка продумала и сделала с таким мастерством и чувством, что прикоснувшись к этому творению лишь раз, он до сих пор не мог прийти в себя и вернуть чёткость мысли. Она вложила в картину душу. Однако, несмотря на это, парень осознал, что хотя полотно стало вместилищем любви Оливии к нему, откровенным признанием, она без сожаления оставила его здесь, в пустующей комнате. Значит, ведьма вычеркнула архангела из своей жизни, как и все чувства с ним связанные, запечатав их в покинутой ею обители, оставив надежду на встречу и решив строить новую жизнь, где Габриелю нет места.
Едва эта мысль угнездилась в его сознании, как обожгла, словно раскалённая лава. Только вместе с тем это ясно говорило о том, что теперь более нет причин оставаться в мире людей и надо, отвергнув собственные чувства, подчиниться желанию девушки. Он ведь узнал, что хотел, но его надежды не оправдались, ему придётся уйти, чтобы позволить Оливии стать, наконец, счастливой и не заставлять её оглядываться назад в прошлое. Только вот Габриель не знал, как сделать этот последний шаг, который в один миг отрежет ему путь назад. Тогда архангел в порыве своей слабости дал себе ещё один маленький шанс. Проведя рукой над полотном, он оставил Ливии скрытое послание, вложил в него образ. Девушка могущественная ведьма с даром предвиденья и легко расшифрует его, если конечно захочет этого. Правда, чтобы сделать это, ей надо будет войти в покинутую ею комнату, хотя наличие такого желания вызывало у Габриеля отнюдь не беспочвенные сомнения, так как, судя по всему, за последние полгода она так сюда и не возвращалась. Помимо этого, Оливия должна коснуться полотна, чтобы получить послание, что казалось уж абсолютно невероятным, и парень это прекрасно знал. Он сам не верил в то, что его призрачная надежда оправдается и презирал себя за свой отчаянный поступок. Только, к сожалению, ничего не мог с собой поделать, поэтому и дал своей любви сделать последний вздох, чтобы затем оборвать её дыхание.
Ещё раз окинув последним, прощальным взглядом комнату, Габриель покинул её тем же самым путём, что и пришёл, не забыв закрыть за собой окно.