Оливия, собираясь на бал, мысленно ругала себя, что таки дала себя уговорить и поддалась на провокацию и мольбы подружки, прекрасно знавшей, на какие рычажки следует нажимать, чтобы добиться от неё того, что хочет. Только теперь было уже ничего не поделать, ведь слово она дала, и его придётся сдержать, несмотря на своё крайнее нежелание. Значит, идти на торжественное мероприятие по поводу окончания школы всё же надо. К тому же она знала, что если поддастся своему искушению проигнорировать празднество и трусливо запрётся у себя в комнате с книгой, то непременно огорчит и подведёт подружку, а так же испортит ей всё веселье. Такого исхода дела Оливия не хотела, поэтому ради Сидни и Грэга она готова была, стиснув зубы и натянув маску бурного восторга, изображать ярый энтузиазм и пытаться хоть как-то поучаствовать в происходящем, сколько потребуется. Однако от одной мысли о таком времяпрепровождении у неё начиналась мигрень, и скулы уже сейчас сводило судорогой. Зато совесть, не смотря на грядущие испытания, будет чиста и спокойна. Ещё одним фактом того, что следует выполнить собственное обещанное, было отнюдь не беспочвенное опасение по поводу того, что Сидни, заметив её отсутствие, могла запросто вломиться к ней домой и, заручившись поддержкой своего бой-френда, попросту вытащить её при помощи силы. В этом случае даже любящие родительницы ничем не смогут помочь, так как сами считали, что ей пойдёт только на пользу сходить на вечеринку и развеяться с одноклассниками. Оливия никогда не забудет их удивление, сменившееся за одно мгновение несказанной радостью, когда она сообщила им, что всё же пойдёт на бал. Такая реакция, впрочем, была неудивительной, если учесть, что ранее девушка сводила на «нет» все их попытки уговорить её отправиться на торжество. Поэтому теперь огорчать родительниц особенно не хотелось, они ведь были просто счастливы от мысли, что их девочка возвращается к прежней жизни, позабыв печаль и тревоги. Милинда и Сандра так же как и Сид более слышать не желали о том, чтобы она провела этот вечер в четырёх стенах своей комнаты, погрузившись с головой в чтиво, и пропустила всё веселье. Так что в любом случае выбора у Оливии как такового попросту не оставалось, и поэтому надо, смирившись, подчиниться данному ею же слову и сыграть свою роль, как требуется, и тем самым несказанно порадовать дорогих ей людей.
Ливия обречённо вздохнула, а затем широко улыбнулась своему отражению, надеясь, что в этот раз за всё потраченное на тренировку этого не лёгкого, как оказалось, действа время, у неё всё же получилась искренняя и полная воодушевления улыбка. Только вглядевшись внимательно в то, что в итоге вышло, в ту же секунду девушка испытала разочарование. Предательское зеркало разбило её крохотную надежду вдребезги. Оно продемонстрировало расстроенной девушке фальшивую, напряжённую и явно вымученную гримасу, словно впереди Оливию ожидало не весёлое торжество в окружении друзей и знакомых, а как минимум эшафот с палачом. Хорошему настроению это отнюдь не способствовало. Девушка чувствовала, что публика, которой предстоит лицезреть эти жалкие потуги вместо настоящей улыбки, будет несколько шокирована. Только, по-видимому, тут уж ничего не поделаешь, придется как-то выкручиваться и справляться с ситуацией.
В остальном же Оливия была бесподобна и выглядела просто роскошно, хотя сама страстно жаждала выглядеть скромно и неброско. В этом году торжество по случаю очередного школьного выпуска было решено провести как бал-маскарад, что, надо сказать, привело в восторг всех ребят, и Ливия была не исключением. Её несказанно порадовала перспектива спрятаться за маской и тем самым скрыть свои истинные чувства от глаз других людей. К тому же, она не сомневалась в том, что большинство выпускников постараются отличиться на празднике и блеснуть собственной фантазией, воплотив её в роскошном костюме. Это давало ей отличную возможность, оставшись неузнанной, смешаться с толпой и избавиться от назойливого внимания поклонников.
Только Оливия обманывала сама себя, игнорируя тот факт, что сегодня она как никогда была прекрасна, а её, казавшееся девушке простым, одеяние, что впрочем, не соответствовало истине, наоборот лишь подчеркивало красоту, дарованную ей природой. В нём она напоминала юную и очаровательную богиню, которая, будто на время покинув свой Олимп, сошла на землю, решив почтить своим присутствием простых смертных.
На ней было красивое белоснежное платье-тога расшитое золотистым шитьём и свободно ниспадающее к ногам, которое было точной копией тех нарядов, что носили гречанки в древности. Крепилось оно на плече, сколотое массивной брошью, усыпанной полудрагоценными камнями, доставшейся Ливии по наследству от бабки по линии отца. Наряд же ей торжественно преподнесли её любящие родительницы, хотя она искренне недоумевала по поводу того, когда они успели сделать покупку. Платье девушке очень понравилось, и она была рада в него облачиться. Волосы она решила оставить распущенными, и они огненным каскадом струились по плечам и груди, стыдливо прикрывая обнажённую плоть, а белоснежное одеяние и алебастровая кожа девушки лишь подчёркивали их красоту. На ножки Ливия обула симпатичные сандалии из золотистого цвета кожи, идеально подходившие под платье. Из украшений помимо броши на ней были лишь маленькие жемчужные серьги, а на лицо девушка нанесла минимум макияжа, желая быть максимально естественной. К тому же к наряду родительницы преподнесли ей ещё один дар, необходимый атрибут бал-маскарада, а именно сделанную из папье-маше и белого шёлка полумаску, украшенную витиеватой вышивкой, повторяющую узоры на самом платье и прекрасно гармонирующую с ним. Едва увидев её, она решила, что не расстанется с нею целый вечер.
Тут часы в холле стали бить, что значило, что уже девять и если Ливия всё же собирается идти на празднество и не хочет опоздать на встречу с Сидни и Грэгом, тем самым вынудив подружку и её бой-френда явиться за ней лично, то пора бы покинуть свою тихую обитель. Иначе, как она предчувствовала, предсказания относительно подруги сбудутся, не смотря на то, что пророческого дара у неё больше нет, последствия будут не самыми приятными. Ещё раз окинув себя взглядом в зеркале, Оливия вышла из комнаты.
Дом встретил её неестественной тишиной, и девушка предположила, что родительницы решили последовать примеру и отправились развлекаться, покинув жилище, что наверняка было именно так. Мать же в этом случае скорее всего отправилась к своему возлюбленному пастору, с которым у неё вскоре должна была состояться свадьба. Так что желание провести время с женихом было вполне понятным. Девушка с грустной улыбкой вспомнила, как категорично против была их союза, когда узнала о Милинде и преподобном, и даже после откровений матери она несколько сомневалась в разумности таких отношений. Вот только после испытанных ею самой страданий, от которых Ливия не оправилась до сих пор, она буквально террором заставила мать принять предложение Ричарда, осознав, насколько хрупкое счастье влюблённых и как трудно, а порой невозможно, сберечь любовь. Узнала она о помолвке, случайно услышав разговор матери и бабки, когда Милинда, глотая слезы, просила совета у Сандры, как отказать, но всё же сохранить отношения. Оливия была потрясена, но тем не менее мгновенно поняла, что мать идёт на такую жертву именно из-за неё, потому что боится задеть чувства своей непутёвой дочери, и не хочет разбередить ещё не затянувшиеся раны, игнорируя предоставленный ей самой шанс быть рядом с любимым человеком. Девушке в тот момент стало так стыдно и нестерпимо жаль свою заботливую маму, что она, дав уличить себя в подслушивании, поспешила вмешаться, не позволила матери убедить саму себя в необходимости отказаться от предложения и тем самым разрушить собственное счастье. К тому же Ливия более не сомневалась в том, что пастор станет верным, любящим мужем и хорошим отчимом. Не сразу, но мама всё же приняла её доводы, сперва конечно убедившись, что замужество никак не скажется на душевном состоянии дочери и таки согласилась принять предложение преподобного. Девушка была счастлива уже от того, что видела, как засияла Милинда, осознав, что теперь нет ничего, что не позволит ей соединить себя с возлюбленным священными узами Гименея. Хорошо, что хотя бы одна из женщин Уоррен смогла найти своё счастье, наконец получив заслуженную награду, после того, как терпеливо вынесла все удары судьбы. Так что отсутствие Милинды было вполне объяснимо. Бабушка же, как предполагала Оливия, пошла проведать приятельниц. Так что всё их семейство в этот вечер предаётся увеселениям, что несказанно радовало девушку, так как ей не хотелось, чтобы родительницы скучали дома, пока она сама вкушает прелести вечеринки.
Ливия быстро пересекла коридор, улыбаясь мыслям о бабушке с матерью, и уже ступила на верхнюю ступеньку лестницы, чтобы спуститься вниз, как внезапно ощутила странное волнение. Она на миг замерла, поднеся руку к груди, и прислушалась к самой себе, недоумевая по поводу странного ощущения, зародившегося в глубине её существа. А в следующую секунду в ней словно взорвалось Солнце. В глазах разом потемнело, и в голове вспыхнул целый сноп ослепительно ярких искр, а последовавший следом приступ слабости заставил её покачнуться. Девушка, охнув, машинально ухватилась за перила, боясь упасть, а по венам меж тем как будто потёк жидкий огонь, распространяя по телу невыносимый жар.
Спустя пару минут всё было кончено, и Ливия вновь ощутила себя как прежде — абсолютно нормально, словно с ней ничего не произошло. Вот только девушка знала, что это не так, к тому же у неё появилось волнующее ощущение наполненности, сытости. Как если бы до того она была голодной, и ее наконец накормили до отвала. Правда с тех пор, как она утратила колдовскую Силу, чувства и Габриеля, ничего странного и не объяснимого с ней не происходило. Всё было серо и буднично. И случившееся не могло не взволновать Оливию.
При мысли об архангеле взгляд девушки тут же устремился в сторону её «бывшей» комнаты, так как после той роковой ночи полгода назад, когда ангелы унесли с собою парня, разлучив их навсегда, эта часть дома стала для Ливии проклятой. Там было пережито слишком много скорбных минут. Ужас, отчаяние, боль и горе словно яд пропитали каждый дюйм помещения, и она, когда пришла в себя после недельного забытья, поспешила немедля уйти из этой обители слёз и мук, так как просто не могла больше находиться в осквернённой горем комнате. Даже сам воздух в этом злосчастном месте Ливии казался отравой для её лёгких, заставляя девушку буквально задыхаться от недостатка кислорода. Да и не было там более ничего, что могло бы удержать её или заполнить образовавшуюся внутри пустоту, лишь горестные воспоминания и осколки разбитого сердца безутешной ведьмы. Поэтому, оставив всё как есть, Оливия вернулась в «лазурную комнату», которую некогда занимал Габриель, а затем она сама после его ранения. В этом случае никакие страхи или предрассудки не помешали девушке принять такое решение, и с помощью родительниц она смогла вскоре воссоздать привычный комфорт и уют, обставив ранее полупустую комнату. Но вот в покинутую нога её больше не ступала. Более того, она старалась вообще не ходить в ту часть дома, где та находилась, хотя прекрасно понимала, что такое поведение глупо и смешно, но ничего поделать с собой не могла. Путь туда для неё был закрыт. Единственное, что Ливия всё же забрала из своей старой спальни, так это дорогие её сердцу фотографии. Остальные вещи остались там, как и вся одежда девушки, поэтому ей пришлось полностью обновлять гардероб. Лишь родительницы время от времени ходили туда, чтобы смахнуть пыль, осевшую за время их отсутствия. Так что можно было сказать, что правое крыло дома пустовало.
Но сейчас Оливия испытала странный импульс наведаться в свою старую комнату. Её словно магнитом потянуло туда и этому, как и тому, что произошло с ней несколько минут назад, не было объяснений. Но только сила, толкавшая девушку в сумрак полутёмного коридора, была слишком могущественной, способной в считанные секунды подавить любое сопротивление. И Ливия подчинилась этому странному притяжению. В ту же секунду её ноги словно зажили собственной жизнью и понесли девушку в место, хранившее её страдания, куда она поклялась более не возвращаться никогда. А внутри возникло ощущение сродни предчувствию, которое с каждым её шагом росло и крепло, заставляя трепетать от страха перед неизвестностью. Но, тем не менее, девушка продвигалась вперёд дальше и дальше, быстро идя по семейной галерее, вдоль стен с портретами прародительниц-ведьм, тихо шелестя шёлком платья при каждом своём шаге. Взгляд же её скользил по одухотворённым и умиротворённым лицам колдуний, одаривая каждую из них почтением. Ливия мысленно просила у прародительниц прощения за то, что утратила Силу, дарованную ей, что значило, что магическая связь утеряна на веки, как и знания. От этой жуткой мысли слёзы выступили на глазах девушки, и она, опустив глаза, поспешила преодолеть этот отрезок пути, боясь укора этих давно почивших женщин. Но перед одной картиной девушка всё же приостановилась на миг. Той самой, где была запечатлена юная и прекрасная Милинда Макгомери — первая ведьма их рода. Оливия вспомнила, как встретилась с её духом на торжестве по случаю Хэллоуина и как получила от прародительницы незримый дар, заполыхавший в сердце девушки огнём любви. Только жаль, что она так и не воспользовалась по-настоящему этим щедрым подарком, перед тем, как горе и боль обратили её сердце в камень. Только сейчас девушке вдруг показалось, что нарисованные губы Милинды на долю секунды изогнулись в улыбке, а в синих глазах блеснуло лукавство. Ливия вгляделась в полотно, но всё уже было как прежде.
«Всего лишь игра света» — решила она и пошла далее.
Преодолев последний отрезок своего пути, минув библиотеку, девушка остановилась перед дверью в свою старую комнату, чувствуя, как в сухом горле мгновенно образовался ком, а сердце, закованное в камень, тяжело перевернулось в груди. Она ощущала себя практически так же, как и полгода назад, когда, подчинившись интуиции, пришла сюда, чтобы затем окунуться в разрушительное море отчаяния и горя. Только теперь такое не могло повториться, так как не было причины, способной разбудить столь сильные эмоции. Так что после некоторого колебания, загнав гнетущие воспоминая в дальние уголки своего сознания, Оливия повернула ручку и, толкнув дверь, шагнула внутрь погружённой во тьму комнаты.
Только, как она и предполагала, ничего не произошло. Нащупав выключатель, девушка включила свет и огляделась. Без какого-либо удивления после беглого осмотра помещения она констатировала тот факт, что её бывшие апартаменты выглядели вполне опрятно и даже уютно. Родительницы славно потрудились и полностью уничтожили все следы, оставшиеся после трагических событий, приведя всё в надлежащий вид, что несказанно радовало. Взгляд Оливии меж тем рассеянно скользил по знакомой обстановке, и девушка, к своему изумлению, даже испытала нечто похожее на ностальгию, глядя на свой письменный стол с зачехлённым на нём компьютером, книжные полки, заполненные её любимыми произведениями, огромную постель с четырьмя резными столбиками, поддерживающими балдахин. Только, не смотря на возникшее сожаление об утраченных счастливых деньках, проведённых в этих стенах, девушка твёрдо знала, что былого не вернуть и в этой комнате она уже больше не сможет найти покоя. Радостные события прошедших дней слишком крепко переплелись здесь с трагическими, после которых она словно выгорела изнутри, и ежедневного напоминания об этом и о собственной неполноценности Ливия не хотела. Однако сейчас она была рада, что нечто побудило прийти её сюда, потому что страхи, которые ранее преграждали путь, внезапно исчезли, сменившись чувством лёгкости, как если бы тяжкая ноша упала с плеч.
Поддавшись порыву, девушка медленно прошлась по комнате, легонько проведя пальцами по своим брошенным вещам с грустной улыбкой на губах. Но когда достигла занимавшего значительную часть полотна, рука её невольно зависла над его поверхностью. Девушка почувствовала нерешительность, хотя кожа буквально загорелась от желания прикоснуться к панно, над которым она так долго трудилась, создавая своего Ангела. Теперь, глядя на законченную работу, она невольно испытывала гордость. Впрочем, небезосновательно, ведь выполненное ею творение было совершенным, и Оливия с горечью признавала сие, вглядываясь в знакомые черты ангела, точно повторяющие оригинал, с которого она лепила их. Полотно вобрало в себя всю ту безграничную любовь, что она испытывала к Габриелю, нежность и страсть. Оно же носило последние следы её былой магической силы, и теперь девушка боялась, что прикосновение к нему может сдвинуть некие механизмы у себя внутри, которые приведут ещё к худшим последствиям, чем пустота, заполонившая её.
«Куда уж хуже?! Может, тогда я хотя бы вновь смогу почувствовать себя живой, а не бесчувственной куклой…» — горько усмехнувшись, подумала Оливия.
Затем отбросив какие — либо сомнения, что всё ещё были у неё, девушка подчинилась своему желанию и прикоснулась к своему творению.
То, что произошло следом, застало её врасплох, так как откровенного подвоха от Судьбы или Высших Сил, столь жестоко обошедшихся с ней, она никак не ожидала. Скорее Ливию пугала перспектива возвращения боли, но, как оказалось, её настигло нечто совсем иное.
Ноги девушки вмиг ослабели, будто разом лишились костей, и она словно подкошенная рухнула на пол, чувствуя, как перед ней раскрывается чёрная бездна, несущая знания. Сердце тяжело забилось в груди, а сознание быстро опутала тьма, унося её от реальности во мрак, где не было места тревогам и суете мира. Это было почти позабытое чувство, которое внезапно вернулось в её жизнь, открываясь с новой стороны своей многогранности. Ливия, оторвавшись от действительности, с наслаждением, от которого перехватывало дыхание, потянулась всем своим существом навстречу происходящему с ней чуду. С головой нырнула во мрак, в жадную пасть, где её уже ждали. Для девушки это было счастье, она вновь чувствовала себя частью чего-то таинственного, огромного и глубокого, как сама жизнь. Пусть до конца она и не верила, что такое могло случиться, и ей подарен новый шанс, но Оливия с лёгкостью отпустила себя на волю, предвкушая дальнейшее. С каждым мгновением в ней крепла уверенность в том, что впереди её ждёт нечто, что навеки изменит жизнь. Трепеща, она потянулась к этому знанию.
Портьеры, скрывающие великое множество тайн будущего, разошлись, и …
Эпилог.
Ливия, подобрав подол платья, быстро преодолела лестницу, перескакивая через несколько ступеней, каждую секунду рискуя упасть и сломать себе шею, что сейчас её мало заботило. В ней всё трепетало от возбуждения и нетерпения. Распахнув дверь, девушка выскочила из дома и, ловко соскочив с крыльца, опрометью бросилась бежать. Сердце неистово билось в груди, и камень, который сковывал его всё это долгое время, разрушался, обращаясь в пыль. За спиной словно выросли крылья, а слёзы, которые, казалось бы, давно иссякли, горячими ручьями текли из глаз, застилая глаза влажной пеленой. Только дорогу через сад и тропу до реки она знала великолепно, к тому же, на Хэмптон опустилась ночь, и красавица луна уже вышла в свой дозор на небеса, освещая землю рассеянным, призрачным светом. Оливия задыхалась от быстрого бега, судорожно хватая воздух ртом, но не сбавляла темпа. Несколько раз она едва не упала, так как сандалии от выпавшей на траву росы стали невероятно скользкими, чудом сохранив равновесие и на ходу подняв выше платье, девушка продолжила бежать, чувствуя, как мокрая от влаги трава хлещет по ногам.
Спустя несколько минут стремительного бега, которые для измученной души Ливии показались целой вечностью, она достигла своей цели. Наконец показался деревянный мостик, по которому она не раз ходила за свою жизнь, а подойдя ближе, можно было уже увидеть, как блестят в лунном свете тёмные воды. Только всё это оказалось за краем сознания девушки. Она, едва веря своим глазам, неотрывно смотрела на одинокую фигуру, примостившуюся на берегу. Сердце от этого зрелища в один миг освободилось от каменного панциря, стряхнуло пыль и возликовало. Оливия чувствовала, что как птица феникс возрождается из пепла, чтобы жить и любить. Там, у самой кромки воды, в расслабленной позе сидел её «безликий ангел», только теперь она как никогда чётко видела дорогие черты. Белая рубашка была распахнута на груди, ветер ласково перебирал локоны его волос и трепал травы у ног, а белые барашки волн лизали берег, словно желая коснуться посланника небес. Габриель смотрел в небеса, вскинув голову, а его крылья были раскрыты, и лунный свет скользил по белоснежному оперению, в котором не было не единого пера траурного цвета. У девушки от шквала эмоций, разом нахлынувших на неё закружилась голова, и перехватило дыхание. Зрелище, что она видела перед собой, в точности повторяло сюжет, изображённый на полотне в покинутой ею комнате. Только реальность была куда прекрасней. Ливия замерла, с трудом веря собственным глазам.
Но тут парень, словно почувствовав её присутствие, повернул голову и взглянул прямо на девушку, поймав её взгляд.
Взор его по-прежнему был столь же пронзителен, а глаза горели внутренним светом и напоминали два аквамариновых лазера, но только это более не пугало её и вызывало трепет, но отнюдь не страха. В следующий миг слёзы радости и невероятного счастья ещё хлеще брызнули из глаз Оливии и она, рассмеявшись, бросилась к нему, но успела сделать лишь один-два шага, когда сильные и такие родные руки обвились вокруг неё и приняли в надёжные, крепкие объятья. Смеясь и плача, как безумная, девушка прижималась к нему и осыпала любимого целым дождём из нежных поцелуев и слов любви. А затем, затихнув, уткнулась лицом ему в плечо, жадно вдыхая аромат его кожи, напоминавший свежий ветер, а губы парня нежно целовали её волосы и шептали: «Люблю…»
Оливия и Габриель были столь погружены единением, долгожданной близостью друг друга, что не замечали, что от их слившихся фигур исходит чудесное изумрудно-голубое свечение, которое с каждым мгновением усиливается. Это было чудо, ведь сущность архангела и ведьмы, объединившись, создали невероятную силу, и она, прорвавшись наружу, вспыхнула тем чудным светом, что окружил влюблённых, демонстрируя миру свою мощь и великолепие. И тот откликнулся, замер и залюбовался совершенством всесильной ЛЮБВИ! Потому что нет на свете ничего могущественней и прекраснее этого чувства!
А где-то в царстве вечного покоя, в стране, где правит Ангел смерти, смахивая с глаз набегавшие слезинки, стояла Милинда Макгомери, а на её прекрасном лице играла счастливая улыбка. Сквозь маленькое окошко между мирами она смотрела на влюблённых, и призрачное сердце женщины наполнялось невыразимой радостью. Ведь малышка Ливия обрела счастье, а значит, дар благословенной любви снизошел на неё, и проклятие их рода кануло в небытие. Конечно, Милинда знала, что на пути архангела, принадлежащего небу, и земной ведьмы будет ещё много трудностей и препятствий, но, в конце концов, они всё выдержат. А Оливия — смышленая девочка и не позволит более разрушить своё счастье. Она ведь влюблённая ведьма, ведьма 2000.