— Нет, сейчас пол второго ночи.
— Случилось чего? — Гришу отчаянно покидало блаженное состояние, и его место медленно, но неотвратимо занимало похмелье.
— Дядя Гриша, нам спрятаться надо. Можно мы у вас поживём?
— А мне чё, живите, — пожал он плечами, — токо уговор — я вам жильё — вы мне за каждый день — пузырь.
— Да нет проблем, хоть десять! — обрадовалась Настя, у неё в сумочке лежала половина аванса, который так и не удалось потратить на одежду.
— Так может это… — дипломатично начал он, — ну, того… вообщем, может сейчас и поставите, а?
— Дядя Гриша, нам на улицу выходить нельзя. Давайте я дам вам денег, а вы сами сходите, — предложила Настя.
— Не дойду я, — обречённо вздохнул Григорий.
— Давай я домой к тебе схожу, — предложил Пенёк, — у нас же там целая сумка продуктов, жалко если пропадут. И первачок имеется.
При этих словах дядя Гриша заметно приободрился. Настя отвела Пенька в сторону.
— Ты что, — накинулась она на него, а если братки в квартире засаду устроили?
— Так я по-хитрому, — беззаботно ответил Пенёк, — я в шкафу появлюсь и послушаю, если всё тихо — выйду и заберу сумку.
— Ну, если так, тогда ладно. Поесть действительно не помешает, а то я завтра упаду в голодный обморок прямо перед американцами… Только будь осторожен.
Пенёк тут же исчез, а дядя Гриша, подумав, что белая горячка его всё-таки настигла, твёрдо пообещал себе с понедельника бросить пить.
Настин друг вернулся минут через десять. Кроме баула с едой он прихватил ещё кучу Настиных вещей, косметику и обувь.
— Чтоб завтра было в чём идти, — объяснил он.
— Пенёчек, — Настя с нежностью посмотрела на него, — какой же ты молодец! Я ведь даже не подумала об этом. Ты просто мой ангел-хранитель!
Она не удержалась и обняла его. Пенёк зарделся, как пион. Дядя Гриша, тем временем, ловко сервировал стол. Выудив из-под стола три гранёных стакана, он с величайшей осторожностью принялся наполнять их драгоценной жидкостью. Первым уселся за стол и, ёрзая на стуле, стал бросать в сторону своих постояльцев нетерпеливо-встревоженные взгляды. Настя с Пеньком, едва очутившись за столом, набросились на еду. Лицо дяди Гриши вытянулось от возмущения.
— Вы чего, басурманы, нерусские? Чтоб насухую пищу принимать! Да если б я только знал, хрен бы пустил вас жить!
" Нерусские басурманы" переглянулись, и со вздохом подняли стаканы с самогоном.
— Ну, — торжественно произнёс Григорий, — с новосельицем! — и одним глотком опрокинул в себя полный стакан первака.
Настя понюхала содержимое своей тары и беспомощно посмотрела на Пенька. Тот весело ей подмигнул, щёлкнул пальцами. И знаком показал, что можно пить. Зажмурившись, девушка повторила манёвр дяди Гриши и была ошарашена, когда поняла, что вместо ожидаемого гадкого пойла в стакане оказалась обыкновенная вода.
— Вот это молодцы, уважаю, — похвалил обоих дворник, увидев, как ловко они справились с таким количеством самогона.
Пенёк быстренько снова наполнил стаканы до краёв.
Осоловевший дядя Гриша долго не мог направить стакан в нужное русло, и Пенёк услужливо помог ему отыскать рот. Не успев поставить стакан на место, Григорий закатил глаза и рухнул мордой в свою тарелку. Теперь друзьям уже ничего не мешало насладиться поздней трапезой. После еды веки у Насти стали закрываться, и она едва успела добрести до тахты. Свернувшись калачиком, девушка уснула. Сквозь сон Насте почудилось что Пенёк разговаривает со своей котомкой, а затем раздалось уже знакомое чавканье. Ещё она слышала как он наводит на столе порядок и тихонечко укладывается у неё в ногах. Трудный день закончился, но всё только начиналось.
Виталий Николаевич Кузьмин опять проснулся среди ночи с бьющимся сердцем. Привычно вытер со лба выступившие капли пота и застонал от невыносимой боли, которая, казалось, вот-вот разорвёт его душу. Он встал с кровати, распахнул окно, и подставил разгорячённое лицо свежему ночному ветру.
Всё началось шесть месяцев тому назад и продолжалось с регулярностью, доводившей его до сумасшествия. Ему приснилась женщина. Лицо её едва угадывалось в расплывчатой дымке, но глаза! Огромные чёрные глаза, бездонные, словно космическое пространство, сияли как драгоценные камни. Длинные пушистые ресницы делали их ещё темнее, хотя казалось, это было невозможно. Поражённый, зачарованный нереальной красотой этих глаз, Кузьмин перестал дышать. Он приближался к ним всё ближе, но лица незнакомки по-прежнему невозможно было разглядеть. Он видел только эти глаза, которые медленно затягивали его в свой омут. Кузьмин не мог сопротивляться, да и не хотел. Когда взгляд оказался совсем близко, Виталий, не задумываясь, погрузился в чёрное озеро. Он купался в этих глазах, испытывая почти физическое наслаждение. Казалось, ещё немного, и он откроет для себя что-то важное, какую-то главную тайну мироздания. Ещё немного… что-то ускользающее… И вдруг раздался ненавистный пищащий звук, услышав который, неземное видение мгновенно исчезло. Кузьмин оказался на суше и открыл глаза.
Конечно, звонил будильник, напоминая хозяину, что кроме прекрасного, но иллюзорного мира снов, существует реальная жизнь, в которой он должен подниматься ни свет, ни заря, и идти на работу. Снова закрыв глаза, Кузьмин медленно возвращался из волшебного мира чёрных глаз, удивляясь своей реакции на приснившееся. На миг ему показалось, что эти глаза дороже ему всего на свете.
"Бред!" — сказал он сам себе и решительно пошёл в душ.
Виталий Николаевич Кузьмин никогда не отличался романтичностью натуры. Да, он признавал, что в мире существует любовь, но квалифицировал это понятие несколько иначе, чем великие русские классики позапрошлого века. С юношеских лет Кузьмин решил для себя что любовь — это математически выверенный, голый расчет. И самое главное в этом — когда человек, находящийся рядом с тобой, тебя не раздражает. Общность взглядов и интересов тоже имели значение, но второстепенное. Видя, как его друзья растрачивают себя на ссоры с «любимыми», становятся рабами бездушных созданий, мотивируя всё это большой любовь, Виталий всё больше убеждался в верности своей позиции.
" Какая, к чёрту, любовь, — думал он, когда встречал особей, полностью зависящих от другого человека, — это просто секс, который (он это признавал) имеет первостепенное значение в жизни мужчины. Но зачем же возводить физиологическую потребность в некий культ служения единственному человеку!"
Кузьмин прекрасно знал, о чём говорил. И у него иногда случались приступы необузданной страсти к какой-нибудь красотке. Тогда он мог дня три не вылезать из постели, удовлетворяя основной инстинкт. Но жажда была утолена, и он возвращался к обычной жизни, не испытывая к предмету своей страсти больше никаких чувств. Оставались лишь приятные воспоминания.
Выйдя из душа, Виталий уже забыл о посетившем его странном, незнакомом чувстве. Он словно смыл с себя холодной водой эти ощущения, вместе с остатками сна. Сегодня Кузьмин начинал ревизию всех своих объектов с филиалами, и день предстоял тяжёлый.
Проверка планировалась уже давно, но он никак не мог выбрать время, так как постоянно находились какие-то неотложные дела.
Компания Виталия Николаевича Кузьмина была организована десять лет назад и достигла процветания исключительно благодаря его деловым качествам. Мёртвой хваткой, о которой ходили легенды, он вцеплялся в интересующий его объект, и, не оставляя конкурентам никаких шансов, получал лицензию на строительство. Словно обладая даром пророчества, Кузьмин скупал, казалось, абсолютно непотребные участки земли, на которых потом вырастали элитные дома и торговые комплексы, принося компании миллионы. «Прима-ЛЮКС» разрасталась, появились филиалы в других городах. Кузьмин крутился как белка в колесе, не полагаясь ни на кого и контролируя всё лично, до мельчайших деталей.
Прошла неделя с тех пор, как он увидел тот странный сон. Кузьмин успел напрочь забыть о нём, находясь на последнем издыхании после проведённой ревизии. Выйдя из офиса, Виталий решил пройтись пешком, подышать свежим воздухом и немного прийти в себя. Прохожие с понурыми лицами спешили домой. Замученные жизнью, они ни на что не обращали внимания. Кузьмин вдыхал загазованный воздух и от нечего делать пялился по сторонам. И вдруг в толпе мелькнул взгляд. Взгляд из его сна, только наяву он был ещё прекраснее. Виталия внезапно накрыла волна всех тех волшебных ощущений, пережитых им однажды во сне. Он бросился в толпу, пытаясь отыскать обладательницу чарующего взгляда, но её нигде не было. Кузьмин в отчаянии бегал по улице, заглядывал в лица проходящих женщин, на него смотрели как на сумасшедшего, шарахались в стороны, а он никак не мог остановиться. Потому что вдруг почувствовал, будто только что потерял что-то очень важное, может быть, самого себя. И с этого момента начался сладкий кошмар.
Женщина стала сниться ему каждую ночь. Он по-прежнему не видел её лица, но это было и не нужно. Обо всём рассказывали её глаза. Странно, но Кузьмин, годами выстраивавший вокруг себя баррикады, вдруг почувствовал. Что дороже этих глаз для него нет ничего на свете. Он чувствовал эту женщину, как самого себя, и она (он это знал) чувствовала его так же. Им не нужно было разговаривать — они читали в душах друг друга, они стали одним целым. Не нужно было объяснять свои поступки — чёрные глаза их понимали, не нужно было стыдиться своей слабости, наоборот — стоило взглянуть в глаза, они отдавали ему свою силу. Они знали его, а он знал их. И любил. Любил первый раз в жизни! Он даже представить не мог, что в мире существует такое счастье — чувствовать кого-то так, как самого себя. Знать, что если остановится её сердце, его перестанет биться в тот же миг. Это было так же естественно, как основы мироздания.
Все его жизненные устои рушились. Он не понимал, как к этому относиться, как себя вести. Заметив изменения в поведении Кузьмина, его друг и заместитель Борис Бельский не на шутку забеспокоился. Выпытывая у друга причины и не получая ответов, Борис начал строить собственные версии. Сначала он думал, что компания обанкротилась, затем предположил, что Кузьмин утаивал доходы, об этом узнали, и теперь всех посадят. Потом стал подозревать Виталия в измене родине. То есть Кузьмин хочет свернуть бизнес и перебраться за границу, но ему в этом не признаётся, так как хочет бросить его здесь. Версии сыпались из Бориса сотнями. И под конец, когда фантазия иссякла, он, ради хохмы, предположил что Кузьмин, наконец, по-настоящему влюбился. При этих словах Виталий был вынужден выйти из комнаты, потому что лицо его вспыхнуло и начали трястись руки.
"Да что в конце концов происходит? — в отчаянии думал Кузьмин, — я напоминаю себе подростка, который придумал себе возлюбленную, и тихо сходит по ней с ума!" Но самое страшное, что ему больше не хватало общения во сне. Виталию хотелось осязать эту женщину, исступлённо целовать её глаза, почувствовать её запах, попробовать какая на ощупь у неё кожа и, зарывшись в длинные, мягкие волосы (почему-то он знал, что они именно такие) замирать от счастья. Заглянуть в родные глаза и утонуть в бархатном омуте. Желание с каждым разом становилось всё невыносимее, причиняя почти физическую боль. И каждую ночь он просыпался от отчаяния, понимая, что сон не может стать реальностью. Кузьмин ходил по улицам, всматриваясь в лица проходящих женщин. Понимал, что это абсурд и тот взгляд в толпе, скорее всего ему привиделся, но с маниакальным упорством продолжал высматривать его среди прохожих.
Когда отчаяние становилось совсем невыносимым, он пытался забыться в объятиях женщин, которые хоть отдалённо напоминали его мечту. Недостатка в кандидатурах он никогда не испытывал. Несмотря на заурядную внешность в его облике было что-то такое, что заставляло женщин забывать обо всём на свете и идти за ним куда угодно. Он был Мужчина с большой буквы. Сильный, надёжный, благородный. Но мимолётные романы теперь не приносили облегчения. Кузьмин стал раздражительным, обозлился на весь мир и, в конце концов, решил, что у него начался кризис среднего возраста и на этой почве развивается какая-то психическая болезнь.
Психиатр, к которому он обратился, уверил, что его тридцать девять лет не возраст для кризиса, и стал туманно и заковыристо читать лекцию о фрейдистских комплексах, о подсознании, посылающем Кузьмину сигналы. Какие, он так и не понял, потому что психиатр употреблял такие мудрёные медицинские термины, что к концу тирады сам в них запутался, и тонко, по Фрейду, перевёл разговор в материальную плоскость, виртуозно закончив выступление вопросом о гонораре.
После посещения врача Виталий решил больше не бороться, а принимать всё, как есть. Он с головой погрузился в работу, которая стала понемногу его отвлекать. Постепенно он перестал искать в каждой женщине ту единственную. И только ночь приносила ему и наслаждение, и страдание.
-
Настя проснулась от того, что кто-то осторожно тряс её за плечо. Разлепив глаза, девушка увидела стоящего над собой Пенька.
— Настя, слыш, — негромко сказал он, — если ты не передумала выполнять задание этих супостатов, тебе нужно вставать.
— Она попыталась подняться, но тут же со стоном повалилась обратно на тахту. Вчера, как говорится, в пылу сражения, она не почувствовала, что её довольно-таки основательно побили. Рёбра болели так, что больно было двигаться, сбитые коленки не давали возможности без слёз согнуть ноги. По пятой точке, наверное, пробежал слон, и Настя подозревала, что там огромный синяк. Кряхтя и охая, ей всё-таки удалось встать на ноги и кое-как размять многострадальное тело.
Дядя Гриша сидел за вновь сервированным столом и самозабвенно похмелялся. Настя заподозрила, что Пенёк тоже слегка навеселе.
— Дядя Гриша, — строго произнесла она, — зачем вы спаиваете моего друга?
— Да я всего рюмочку, Настя, — виновато оправдывался Пенёк, — для поднятия тонуса после вчерашнего.