Велико могущество совести: оно дает себя одинаково чувствовать, отнимая у невиновного всякую боязнь и беспрестанно рисуя воображению виновника всё заслуженное им наказание.
Цицерон Марк Туллий
Голос терпеливо ждал, пока Маша откашляется:
— Извини, не хотела напугать, — насмешливо продолжил Голос. — Уж очень забавной и, к сожалению, предсказуемой была твоя реакция на собственные записи в дневнике.
— «Собственные»? — на языке вертелось много вопросов, но Суфлёр переключил их все на один единственный.
Голос насмешливо хмыкнул:
— А чьи же ещё?
— Но я не Мариэль! — удивительно, как этот Голос успевал так быстро выводить из себя. Настоящий талант. — Прекрати надо мной издеваться! Хватит!
Голос поцокал неодобрительно, задумался ненадолго:
— Пожалуй, нам стоит прояснить кое-что. Точнее, тебе. Осознав, кто ты сама, узнаешь, кто я. И разговор у нас будет непростой. Но для начала давай-ка сделаем заклинание магического шатра, чтобы нас никто не подслушал. Твой горячо любимый братец решил сегодня устроить вылазку в погреб. Ещё ненароком услышит твоё бормотание, или ты кричать начнёшь. Не хочу, чтобы тебя ко всему прочему считали ещё и сумасшедшей.
Странное дело, в данный момент Голос был на редкость убедителен: не истерил и не потребовал устроить засаду Антуану и выдать его, крадущегося с бутылкой наперевес, например, бабушке. Неужели всё-таки вода из Волчьего логова так благотворно подействовала? Молчала часа четыре, а теперь будто нормальный человек, с которым поговорить можно.
— Заметь, это сейчас была твоя фантазия, я бы и не догадалась устроить пакость братцу, — Голос издал смешок. — Поторапливайся же! Делай, как я скажу…
Недолго поколебавшись, Маша подчинилась. Получилось не с первого раза и даже не со второго — на пятой попытке небольшой мыльный пузырь размером с кулак раздулся над головой Мариэль до размера комнаты, и теперь, куда ни посмотреть, поблескивал купол из переливающейся пелены, похожей на ту, которую Маша видела при создании портала.
— Неплохо. Правда, лопнет через полчаса… Ну что ж, значит, столько продлится наш разговор, — спокойно сказал Голос, звучавший после появления магического шатра уже и не в голове, а вокруг, как из невидимого динамика.
Маша присела на край кровати:
— О чём ты хотела поговорить?
Голос засмеялся:
— Я хотела?.. Впрочем, давай перейдём к делу. Начну говорить я, а ты слушай. Потом поменяемся.
— После того, как ты обвинила меня в том, что я сделала твоё пребывание здесь невыносимым, и даже на будущее замахнулась, рыдала в три ручья, мол, тебе исправлять ошибки прежней Мариэль, я решила временно не комментировать твои действия. Мне стало интересно, как ты воспользуешься этой свободой. В тот момент Арман удачно со своей водой подвернулся, и ты решила, что надзирателя больше нет. А теперь давай посмотрим, что ты сделала сама, без моего вмешательства.
— Пила воду, хотя не хотела этого, чтобы избавиться от хозяйки тела; даже если ты заблуждалась, всё равно это было некрасиво. Обманула служанку, не сказав ей про Вестника, а ведь эта девушка поклялась за тобой в огонь шагнуть, если потребуется. Затем ты проигнорировала пожелание отца и пошла к матери, чтобы обмануть её ловким способом. Под предлогом привезти ей исцеляющей воды ты уговорила её отпустить тебя завтра. И опять приплела невинную служанку. Заметь, на тот момент не прошло и часа, как я дала тебе свободу.
— За ужином ты выдала своего брата бабушке, оправдав своё опоздание. Во время молитвы думала не о молитве, хотя Тринилия была права во всём, как всегда. После этого ты опять использовала служанку в своих целях, не объясняя, зачем. Ты думаешь, она сейчас спит? Ты даже забыла про мать из прошлой жизни, о счастье которой якобы пеклась, пока моё присутствие было очевидным.
— Далее. Ещё неделю назад ты готова была пожертвовать своим жалким существованием ради счастья матери из прошлого. О твоих намерениях спасти целый мир, если бы он излечил тебя, тоже упомянем. И вот ты здорова и благополучна. Час назад ты узнала, что некто нуждается в твоей помощи, я имею в виду Вестника, который третий день стоит под твоим окном и представляет пока только неудобство для домашней скотины, а завтра проблемы начнутся у всех. Какое решение ты приняла? Ты хоть что-нибудь сделала хорошее из того, что собиралась? Нет, ты читаешь свой дневник с паскудными записями, выбросив из головы чужой призыв о помощи.
— И, наконец, пока ты читала свои интимные воспоминания, я почувствовала твой интерес к тому, из-за чего, частично, Мариэль была наказана.
Достаточно тебе доказательств того, что ты и без меня неплохо справляешься с образом (как ты назвала себя?) взбалмошной девицы? Десять проступков за полдня — многовато для невинной Марии Венедиктовой, не так ли, м? — Голос замолчал, ожидая ответа.
И Маша не могла ничего ответить на это: слёзы стыда покатились по её щекам, она только покачала головой, признавая вину. Желание оправдаться ушло на задний план. Голос был прав. Что случилось с ней? Почему так вышло, что она превратилась в Мариэль, сама того не заметив?
— Ну, нет, милая! — возмутился Голос. — Проясним ещё один момент для нас обеих. Яблоко, которое превратили в пуар, — уже не яблоко. Согласна?.. То-то же. Забудь своё русское имя, твоё прошлое теперь принадлежит Люмерии. И до тех пор, пока ты, пуар мой, будешь верить в то, что ты — яблоко, в голове твоей будет каша, на которую ты жалуешься.
Маша вытерла очередную слезинку и не возразила — хотела уточнить, потому что чувствовала: именно сейчас Голос не обманывает, не играет:
— Но как же я могу стать Мариэль, если я хорошо помню только то, что было со мной в Москве, а то, что было в Люмерии, нет?
Голос вздохнул протяжно, словно хотел показать усталость от объяснения очевидных вещей:
— Мы помним лишь то, что представляет для нас ценность. Скоро возобновятся занятия, и ты убедишься в этом. Послушай, стоит тебе признать, что ты — Мариэль, и ошибки её прошлого — твои ошибки, как всё встанет на свои места. В этом суть мироздания: мы сейчас — это не последствие прошлого, это сумма того, что мы из него взяли, и наши нынешние возможности.
Повисла пауза. Голос дал возможность переварить услышанное. И, почувствовав сомнение Мариэль в своих силах, произнёс с более тёплой интонацией:
— Не надо сомневаться. От бездействия уверенности не прибавится. Как я уже сказала, ты совершила много проступков за короткий срок, хотя цель была благая. За твоё оригинальное решение помочь Арману и заслужить его прощение я бы тебе простила большую часть ошибок. Арман — милый мальчик, достойный потомок Белого Речника и Помаванки, которым я немного задолжала.
— И за намерение помириться с братом тоже молодец. Похвально также, что твоя нерешительность относительно Вестника была связана с нежеланием подставить прежнюю Мариэль. Как ты сказала? «Однажды я проснусь снова в своём инвалидном кресле, а Мариэль придётся выполнять обещанное мной». Так? Если бы не эти моменты, я была бы крайне разочарована в тебе. И всё же ты должна уяснить: к цели почти никогда не ведёт одна дорога. Можно идти по широкой и наделать непростительных ошибок. А можно продираться через тернии и сохранить честь.
Лёгкое движение воздуха коснулось опущенной головы девушки, погладило:
— Если у тебя остались вопросы, задавай сейчас. Как только я уйду, ты будешь нести ответственность за происходящее сама.
Маша сглотнула тающий от добрых слов ком в горле:
— Но кто вы, если не Мариэль? Что с ней случилось, и могу ли я увидеть свою маму?
Голос засмеялся добродушно:
— Прошлое всё-таки никак тебя не отпускает. Хорошо, расскажу немного. Пока всего знать тебе не нужно, со временем узнаешь. Мариэль Адерин Ригхан де Венетт была обречена. Так получилось, не уследили: тьма захватила ваше сердце. Но слишком много людей молилось о вас, да и грядущие события потребовали присутствия Мариэль.
Признаюсь, условие задачи было слишком сложным, чтобы я не заинтересовалась. Мне пришлось выжечь тьму, захватившую душу бедной девочки. В твоём мире, кажется, есть похожая болезнь, связанная с телом, когда отростки тьмы пожирают его здоровую часть.
Но разум, лишённый части воспоминаний, как правило, становится безумным, и мне пришлось искать вторую Мариэль, чтобы заполнить пустоту в душе и воспоминаниях соответственно. Так я нашла тебя, полную противоположность той Мариэль и, в то же время, — идеальную копию. Во Всемирье так бывает.
— Значит, я не умерла, когда упала с балкона? — картина полёта ярко вспыхнула перед мысленным взором.
Голос подтвердил:
— Берёза. Ваш символ мироздания. Ты зацепилась за неё, в этот момент тебя забрали.
— А мама? Что с ней?
— Мать Маши показать не могу: дверей между нашими мирами нет, чтобы бегать туда-сюда, как вы по соседству. Я успела увидеть лишь скорбь матери по погибшей дочери. Что случилось позже — мне неведомо. Одно могу подсказать: когда в одном месте убывает, в другом — прибывает. Хочешь знания — надо отдать взамен равноценное, иначе баланс мироздания нарушится, и договор не сработает. Это здесь приходится делать вид, что дар равноценен презренному металлу и камням, которые в подземелье ничего не стоят. Люмерийцы не подозревают, что моя роль в этой игре — всего лишь их выслушать и направить магию. А как она к ним потечёт — зависит от каждого… У нас мало времени, задавай вопрос.
Но в голове Маши было слишком много всего, о чём хотелось узнать. Она мысленно заметалась, выхватывая обрывки образов. Как из барабана, крутящегося с лотерейными шарами, вылетело:
— Что будет с даром, то есть, моими способностями?
Голос хмыкнул:
— Согласна: перебор получился. Ну да ладно, не забирать же назад подарки. Но для равновесия, о котором я тебе говорила, сделаем так: пока будет работать один дар, другим ты воспользоваться не сможешь. По-моему, это справедливо.
— Значит, целительского дара у меня не будет?
Собеседница рассмеялась:
— Скажи-ка, Мария, в твоём бывшем мире, чтобы лечить людей, нужна была магия или знания?
— Знания, — упавшим голосом согласилась Маша.
— Ты сама ответила на этот вопрос… Давай прощаться?
Девушка вскочила, не зная, в какую сторону повернуться:
— Подожди! А с Вестником что мне делать? — спросила она. Сердце и без того стучало часто-часто, а сию секунду вдруг навалилась тревога такая, что и не описать.
— Разве ты уже не приняла решение? Я не могу тебе указывать.
— Пожалуйста, подожди ещё немного!
— Шатёр исчезает… — улыбнулся Голос.
— Кто ты, скажи?
Мерцающие стены купола вдруг задрожали, подтверждая слова Голоса, и лопнули, брызнув почти незаметными искрами.
— Зови меня Совестью, — мелодично засмеялся Голос внутри головы. — И не называй меня раздвоением личности. Во Всемирье правит магия, здесь даже совесть может поговорить со своим хозяином без ущерба для его ментального здоровья. А вот твоё слово «Суфлёр» мне понравилось. Это же с театром связано?.. Прощай. Пользуйся свободой так, как обещала себе.
— Прощай, — машинально вслух сказала Маша и спохватилась, воскликнула в отчаянии: — Как мне не запутаться? Я не хочу больше совершать ошибки!
Сильный порыв ветра ударил в окно, стряхнув иней на узкий подоконник. Словно проник в комнату со взъерошенной девушкой, сидящей на кровати и запустившей пальцы в волосы. В камине вспыхнул огонь, пожирая остатки поленьев, а лежащий на столе дневник раскрылся.
Маша вздрогнула, несколько мгновений прислушивалась к происходящему, соскочила и бросилась к записям. В комнате заметно потемнело: в камине угли напоминали россыпь звёзд на ночном небе. Девушка с дневником опустилась рядом.
Под отблески пламени нашла нужные страницы в дневнике и вырвала их. Потом дотянулась до края кровати и засунула листы под перину, а остальной дневнк положила на звёзды в камине и дождалась немого спасибо от Кальцифера. Вскоре жёлтые языки лизнули его обложку. Девушка задумчиво наблюдала за уничтожением ненужного прошлого, а когда жар от благодарного огня коснулся лица, поднялась. Подошла к окну.
Вестник, почувствовав взгляд, поднял свой огонёк. «Помоги-и-и!» — донеслось глухо всё то же неизбывное.
Мариэль нашла шаль, накинула её поверх ночного тонкого платья и вышла из комнаты.
Она, останавливаясь, чтобы прислушаться к звукам спящего замка, шла по коридору. Заговорённый свет в настенных бра, едва она оказывалась рядом, предательски ярко вспыхивал. «Настоящая световая сигнализация! Не хватало, чтобы кто-то проснулся от этого!» — каждый раз Мариэль вздрагивала, и хотелось ускорить шаг, пробежать так быстро, чтобы магический свет не успел отреагировать. Наверняка, существовало заклинание невидимости, но Мариэль его не знала.
Не стала спускаться по центральной лестнице для господ и их гостей, а дошла до той, по которой перемещались только слуги. Здесь спускаться было намного спокойнее. На каждый пролёт горело по одному светильнику, и не было десятков дверей, одна из которых в любой момент могла бы открыться. Нижние ступени служебной лестницы привели к двери, открыв которую Мари сначала не могла понять, где оказалась. А присмотревшись — поняла: она у парадной лестницы в холле. О том, что придётся возвращаться назад, она пока старалась не думать.
Но где-то здесь, в глубине спящей черноты, послышалось лёгкое движение, и Мариэль затаилась. Минуту прислушивалась, прижавшись к лестнице — показалось! — и быстрыми шагами, стараясь не топать, направилась к входной двери. Но до той оставалось совсем немного, как вдруг из темноты донёсся испуганный шёпот:
— Ах, госпожа! Не трогайте дверь! Вы разбудите весь дом!
Мариэль подпрыгнула от испуга и схватилась за грудь, в ней и без того сердце колотилось, как бешенное, а так вообще заикой можно стать!
Из тёмного угла на сумеречный свет вышла фигура в длинном плаще.
— Пойдёмте через кухню, госпожа, — грустно сказала Жанетта, которая второй час пряталась здесь, почти не сомневаясь в появлении хозяйки.
— Что ты тут делаешь? — шёпотом изумилась Мариэль, а потом вспомнила, что говорил Голос, и устыдилась: — Ты догадалась обо всём?
— О да, госпожа, — девушка была явно уставшей либо уснула в ожидании. — За ужином слуги только и болтали про вчерашний случай. Я им ничего не рассказала про Вестника. А когда стала укладываться спать, всё поняла и решила подождать вас тут.
— Послушай, нет времени объяснять, я тебе потом расскажу, — Мариэль меньше всего хотелось сейчас тратить свой запал на уговоры служанки выпустить наружу и не звать никого на помощь.
Жанетта не сдержала зевок:
— Я понимаю, госпожа. И не моё это дело, я всего лишь слуга своих господ, — она остановилась перед дверью, ведущей на хоздвор. Сделала пассы руками и посторонилась. — Господин Рафэль разрешил тётушке самой наложить заклятие, мы, слуги, ведь позже господ ложимся спать и раньше их встаём. А на той двери, что вы хотели открыть, печать господина… О!
Жанетта сдавленно вскрикнула. Мариэль вдруг обняла её и поцеловала в щёку:
— Спасибо, дорогая!
Когда дверь скрипнула, открываясь, служанка очнулась от потрясения и схватила Мариэль за руку:
— Подождите, госпожа! На улице холодно! Возьмите мой плащ!
Глупо было отказываться, и, укутавшись, Мариэль поняла, что на самом деле подзамёрзла, пробираясь через коридорный сквозняк. Жанетта осталась за дверью дожидаться хозяйку.
Угол замка — и вот он, двор с никому, кроме неё, не видимым огоньком посередине. Маша перекрестилась машинально, выдохнула и пошла к нему. Тот вспыхнул ярче, почувствовав приближение.
— К кому ты пришёл? — хриплым голосом, не успев откашляться, задала вопрос Мариэль. Так учило руководство по магическому общению с сущностями, которое прислала Люсиль.
Тьма под капюшоном заволновалась, и глухой голос отозвался:
— Мариэль Адерин Ригхан де Венетт, я пришёл к тебе…
— Зачем ты пришёл?
— Я принёс тебе послание с просьбой о помощи…
Согласно руководству, сейчас можно было произнести: «Я не заключаю нежеланных договоров!» — и Вестник бы исчез, чтобы никогда больше не появиться. Мариэль помедлила, собираясь с духом и удерживая вздох, застрявший где-то в грудной клетке, задала следующий вопрос:
— Я готова тебя выслушать, Вестник!
Огонёк в руке Вестника вспыхнул ярко, и шар света, похожий на шатёр, что создала у себя в спальне Мариэль, охватил две фигуры, ограждая от остального мира. Где-то позади вскрикнула женщина. «Жанетта всё-таки не выдержала, вот любопытная!» — подумала отстранённо Мариэль, узнав тональность аханья.
— Внемли словам матери, пославшей меня: «Сердце ма-атери, которая просит за своего единственного сына… Только ты, многоликая, можешь помочь… Спаси моего сы-ы-ына!..»
Теперь говорила женщина, незнакомая Мариэль. Голос отражался от поверхности шара и множился небольшим эхом.
— Мне нужны подробности! — продолжила твёрдо следовать инструкции Мариэль, хотя желудок сжимался от страха.
Вестник поднял чёрную руку ладонью вверх, и над ней, как от кинопроектора, появилось изображение, в котором поначалу сложно было разобрать происходящее. Летали бейлары, люди постоянно перемещались, кажется, это было сражение. Вдруг «видео» замедлилось, приблизилось к одной из фигур. Лица черноволосого мужчины невозможно было разобрать, двигался он ловко, отражая удары. Как вдруг ему в спину полетело оружие, похожее на светящийся кинжал. Мужчина замер. Белое остриё высунулось из грудной клетки, и мужчина упал на колени — потом плашмя. Расплывчатая серая фигура возвысилась над телом поверженного и растворилась. Затем «голограмма» потухла.
— Готова ли ты оказать услугу? — спросил Вестник равнодушно.
— … Готова, — от волнения Мариэль облизала пересохшие губы. — Но мне нужен ответ. Мой первый вопрос: как найти того, кого нужно спасти?
Вестник качнулся зыбью:
— Ты узнаешь его по знаку на плече… Я дал первый ответ… Что просишь за услугу?
Где-то позади, вне шара, Жанетта пискнула:
— Госпожа, поторопитесь!
И сразу все мысли вылетели из головы. В руководстве говорилось, что Вестник может приходить на зов до трёх раз, поэтому Мариэль повторила на всякий случай вызубренную фразу:
— Я тебя позову, чтобы назвать цену. Обязательства принимаю! — и протянула левую руку перед собой.
Чёрная тень легла сверху, уколола запястье, а потом туда словно кусок льда приложили.
— Договор соста-а-авлен. Закреплё-он кровью. Помни, многоли-икая! — по-прежнему безэмоционально провозгласил Вестник.
Мгновение — и шар истончился, брызнув в стороны искрами, а Вестник взлетел вверх, в ночную бездну, чтобы раствориться в ней.
Мариэль наконец вздохнула полной грудью. Но было ощущение, что по левой руке полз муравей, дополз до предплечья, впился и только тогда успокоился. Прислушивавшуюся к ощущениям девушку дёрнули за другую руку и потащили за собой.
— Умоляю, госпожа, быстрее! Господин Рафэль идёт сюда! — Жанетта, а это была она, влекла хозяйку к двери. Поднявшаяся за ними позёмка замела следы на снегу полностью, как только дверь с той стороны закрылась.
Едва они влетели на кухню, и Жанетта усадила хозяйку на скамью перед длинным столом для слуг, а сама метнулась к очагу, как вошли двое, осветив помещение двумя яркими лампами.
— Что вы здесь делаете ночью? — подозрительно окидывая взором кухню с двумя девушками, сурово спросила госпожа Тринилия, оттеснив в дверях господина Рафэля.