А может быть, созвездья, что ведут
Меня вперёд неведомой дорогой,
Нежданный блеск и славу предадут
Моей судьбе, безвестной и убогой.
Тогда любовь я покажу свою,
А до поры во тьме её таю.
Шекспир, сонет 26
«Мальчишка, личину вернуть не забудь!» — на прощание пошутила Изель. За два часа, проведённые вместе, ведунья сказала слишком много, чтобы можно было сразу всё это переварить и сделать выводы. Изель не договаривала, как любой оракул, и Мариэль понимала: закон невмешательства обязывает хранить секреты, не подталкивая к решению тех, кто может повлиять на будущее.
Изель не просила за Некроманта — лишь поделилась новостью. Решение помочь зловредной тёмной сущности, напоминающей скучающего ребёнка, Мариэль приняла сама. Уж она-то знает: любому оступившемуся нужен шанс на прощение.
Хранительница показала суть себе подобных, однажды принесших присягу свету Владычицы. Можно ли было после этого сомневаться в своём предназначении? Мари сделала себе пометку на будущее: стоит перечитать внимательно Каноны про Хранителей, узнать, что они такое.
И, наконец, самое интересное. Волчье Логово находилось в Лабассе с основания мира, а после образования Люмерии и отступления тьмы на восток здесь была построена Белым Речником одна из первых крепостей — Лония, по названию речки, переводившейся как «исток, начало». Таким образом, Лабасс, на самом деле, не был рядовой провинцией Люмерии, и неспроста сир Алтувий Трасси пытался закрепить именно здесь влияние нового мира, новых законов, новой магии.
Изель не поведала легенду, объясняющую, каким образом серебристые волки стали Хранителями водопада. Упомянула Делоне, которые по наследственному территориальному праву считались исторически хранителями источника старой магии, однако забывшими древние традиции.
Оттого, давным-давно однажды зимой серебристые волки исчезли, и с тех пор Хранители Белой Владычицы пытались вернуть символы древности, — но пока безуспешно. Мариэль между сказанных строк поняла, будто существует некое пророчество на этот счёт, поинтересовалась, но Изель намекнула: гостье пора бы и честь знать. Значит, не Мариэль, а уже Рене Марой, должен будет разгадать этот ребус.
И на прощание назвала мальчишкой — не привычным «дитя». Мари давно почувствовала: в мужском теле ей спокойнее, не говоря уже о комфорте в одежде. На сегодня у Мароя оставалась одна проблема, о которой Мари боялась даже думать. Имея общее представление о строении мужских органов только благодаря иллюстрациям учебника по биологии, она дала себе зарок не забываться, избегать ситуаций, которые бы обнаружили этот недостаток в теле Рене. Объясняй потом, что ты не родился с патологией. Спохватилась, когда ушла далеко от избы: на эту тему надо было поговорить с Изель, ибо только она, не смущаясь, могла отвечать на самые сложные вопросы и понимала Мариэль.
Деревья расступались — до выхода из леса оставалось несколько шагов, мысли Мари переключились на семью. Как тяжело будет Иларии без Мариэль! И как сложно будет Мариэль без матушки! Самое обидное, Илария знать не будет, что дочь рядом. Наверняка Рене выпадет не один шанс побывать дома, но в качестве гостя. Ни лишним словом перекинуться, ни обнять… Она глубоко вздохнула, приводя себя в чувство игольчатым воздухом, и облако морозного пара моментально заволокло обзор. «Жизнь как в тумане — не знаешь, что ждёт завтра», — подумала про себя, и, забавляясь, выпустила несколько коротких облачков, наблюдая за прозрачным узором.
Если бы она родилась мальчишкой, а не девочкой, сир Рафэль, наверное, был бы счастлив. Антуан, обаятельный голубоглазый блондин с чувством юмора, являлся любимчиком отца и, определённо, его копией в молодости. Послушный и почти всегда предсказуемый — родительская радость. Зато от дочери проблем было больше. Будь она сыном, на все приключения смотрели бы сквозь пальцы, и не замечала бы расстроенного взгляда матушки и «рассеянного» от батюшки. Сыну тот вправил бы мозги быстро, а на девчонку боялся прикрикнуть, видя в ней отражение любимой супруги.
Интересно, как бы выкрутилась бабушка с дедушкиным подарком, если бы внуков было двое? Один не открыл, второй — открыл… Ревность, обида и зависть… Она резко остановилась, и Ром натянул повод, вопросительно фыркая.
Шархал побери! А ведь дедушка не знал (или знал?), что его внучка окажется не совсем внучкой… Что, если?.. Мари обдало волной мурашек на спине. Не по себе стало от предположения. Она подхватила снег с ветки и положила в пересохший рот. Холод отрезвил.
На площадке она привязала Рома и направилась к Ирминсулю. Нужно было — нет, не так! — хотелось получить благословения, и… Об этом она думала со вчерашнего дня, но укрепилась в решении после того, как письмо Арману было написано и сожжено.
Снег возле уснувшего Ирминсуля оказался основательно утоптанным до скользкой корки. Осторожно сделав несколько шагов, Мари остановилась, протянула руку, вызывая огонь, и растопила тропинку. Приблизиться по ней к дереву без варианта растянуться уже не составило труда.
Приложила руку к стволу и дала волю свету. Ирминсуль и дар Владычицы узнали друг друга — молодое дерево жадно потянуло свет к себе. Мариэль физически чувствовала, как пустеет резерв: словно откачивали кровь через руку. Оторвать ладонь от ствола оказалось не так-то просто.
«Маленький вампир!» — с удивлением подумала про себя, вскидывая голову к кроне, огромной в сравнении с находящимися деревьями, но такой юной, поставь рядом с королевским Ирминсулем. А ведь когда-то предок Мари напитал своей магией огня тонкий саженец, и тот за ночь пустил новые корни.
Приложила руку к стволу, только на этот раз закрыла доступ к свету и осторожно, чтобы не оставить на коре ожог, направила магию огня, мысленно обратившись к Ирминсулю: «Ты помнишь, малыш?» В начале ничего не происходило, но Мари отчётливо разбирала настороженность, удивление и позже — узнавание. «Это был мой дедушка. Простил ли ты его?»
Под ладонью разлилось тепло, Ирминсуль отозвался привычным способом. Однако когда крона зашумела, роняя сухие листья, Мари поняла: он её услышал, узнал и принял, зов родственной магии всколыхнул воспоминания. И знакомое тянущее ощущение в руке — отдёрнула ладонь. Свет не жалко было — он восстанавливался, а огонь — нет. Отдавший свой дар прадед стал лумером и свою магическую истощённость передал некоторым потомкам.
«Так не пойдёт. Мне не жалко, но я… не могу, поверь, — объяснила Ирминсулю, возвращая ладонь на шероховатую поверхность. — Если хочешь, могу приходить в гости и делиться матушкиным светом. Угощать». Подобрала подходящее слово и улыбнулась: все дети — вампирчики, любители вкусненького, даже если они всего лишь деревья с пятисотлетней историей.
Острожно отпустила свет, дерево охотно приняло порцию вкусной магии и остановилось. «Понятливый!» — опять улыбнулась Мари. Не удивительно, что он отреагировал на неё, до которой большинство сюда приходило просить, умолять, обещать. Она тоже хотела бы узнать кое-что, покамест проверяя, возможен ли в принципе диалог с Ирминсулем.
Несколько раз в год, чаще летом, сюда привозили бочками воду из Волчьего Логова. Но около ста лет назад после исчезновения серебристых Хранителей, как сказала Изель, вода из горной расщелины стала просто водой. Как бы ни верили и не молились бы посетители магического гнезда. Чувствовал ли Ирминсуль изменения? Именно это хотела узнать Мариэль. Спросила об этом, погладив кору и замерев в ожидании отклика. Дерево ответило теплом, но как можно было трактовать этот знак — как да или нет? «Я ещё вернусь к тебе, мы поговорим», — пообещала она, перед последним шагом.
Оставалось выполнить запланированное: на это сегодня уже времени не будет. Глубоко втянула воздух, казавшийся рядом с деревом не таким колючим, морозным, и сосредоточилась на молитве.
Дерево внимало, может быть, с особенным интересом, потому что сейчас рядом с ним стояла не простая посетительница. Последний раз обет чистоты приносили под Ирминсулем давно. И он чувствовал искренность обещания, ценность слёз, упавших с ресниц во время прикосновения девичьей головы к нему. Страсть, нежность, страх за другого и вера — каким соблазнительно вкусным десертом к этой встрече показалась ему молитва! Ирминсуль откликнулся теплом, говоря: обет принят.
На левом виске Мариэль, чуть заметная, проявилась руна верности — «пуритэ», вертикальная линия с отходящими вверх двумя отростками.
Теперь пора было возвращаться домой, где безусловно её ждали. Объяснения, просьба, слёзы… И обязательно — проверить догадку.
*****
Она занесла над ящиком ладони. У того не было признаков наличия явного замка — одна щель между двумя частями доказывала, что это всё-таки ящик, футляр, сейф с возможным содержимым. Требовалось ли определённое заклинание или вид магии — Мариэль не знала. Никто из де Венеттов не знал. В данную минуту семья сидела за столом, любезно согласившись подождать, пока опоздавшая дочь приведёт себя в порядок. Поэтому времени на подобные эксперименты с дедушкиным подарком, которые вытворял Антуан, не было. Либо ящик откроется и докажет, что она мыслила верно. Либо время не пришло, как и предполагала матушка.
По словам бабушки, у сира Рэя был ярко выраженный ментальный дар, передавшийся дочери — Иларии, и дар воды. Управление огнём Мариэль получила от другого деда — по материнской линии, того самого, что самовольно пересадил Ирминсуль. Огонь, разной степени силы, передавался через два поколения, у кого-то был основным, у кого-то — второстепенным.
Начать стоило с ментального дара. Мари призвала его, тот неохотно, как ленивый или обидевшийся абитат, про которого забыли, пополз, спускаясь от головы к кончикам пальцев и центру ладоней. Хотя и ждала чуда, но когда оно случилось — оторопела. Нет, ящик не открылся — на поверхности крышки выступил объёмный, будто вырезанный из дерева, символ. Это была руна огня — три луча, идущие вверх от одной точки. На всех портретах, висевших в семейной галерее, в углу стояла руна, обозначавшая тот или иной вид магии. Благодаря бабушке, выступившей в качестве экскурсовода, Мариэль запомнила все символы, что, в общем, было не сложно. В данный момент одно было странно — почему огонь? Если уж на то пошло, Антуан никогда бы не открыл подарок без помощи сестры.
Вызвала огонь, отозвавшийся мгновенно, еле успела задержать его, готового сжечь ящик дотла. Приказала только показать себя — и руна огня сменилась другой. Круг с волнистой линией — то, что поддерживает жизнь всего сущего — символ воды. Машинально вспомнила Армана и поразилась совпадению. Как дедушке в голову пришло устроить троекратную проверку будущему внуку? Если только он не получил пророчество…
Вода так же охотно проявила себя, уронив каплю в центр круга. Несколько минут назад Мариэль, зашедшая в дом по привычке через служебный вход, выпила ковш воды, чем дважды шокировала тетёшку Гато — своим внезапным появлением и неизбирательностью в подавлении чувства жажды. Теперь воды в Мариэль было предостаточно.
Незнакомый символ, похожий на огонь, только перевёрнутый, сменил руну воды. Для дальнейшего решения дедушкиной головоломки вариантов у Мариэль не было — она использовала почти всё, что было ей даровано, кроме света Владычицы. Суть основательницы Люмерии мягко согрела прохладные пальцы и осветила руну. Одновременно с раздавшимся щелчком Мариэль поняла: перевёрнутая руна огня и была символом падающего света, ибо и сам огонь по сути освещал.
На крышке проступил финальный символ, объединённый из трёх предыдущих — «перевёртыш», одинаково выглядевший при переворачивании с ног на голову. Понадобилась минута, чтобы сообразить. Перевёртыш — иначе метаморф. На спине мурашки оформились в войско и потопали вниз, к ногам. Мариэль приложила руку к символу — и ничего не произошло. Наверняка нужно было продемонстрировать дар, и она сменила личину на мужскую, на «внука», которому дед завещал некую ценность. Рука приобрела более грубые очертания, и щелчок в ящике подтвердил: загадка сира Рэя была успешно разгадана.
Верхняя крышка поднялась, осталось её подцепить пальцем — и взору предстал лежащий в специальном углублении кинжал. Его рукоять и ножны были сделаны из материала белого цвета, напоминающего отшлифованную до глади кость. Филигрань на рукояти и наконечнике ножен напомнила морозные узоры — память о зимних октагонах Владычицы…
Не веря своим глазам, Мари трясущимися руками с трудом вытащила из ложемента оружие и обнажила клинок, любуясь бегающим зеркальным блеском по его граням. У отца, сира Рафэля, были похожие клинки в коллекции, но этот выглядел особенным.
Где-то в коридоре послышались шаги, и Мариэль торопливо накинула двойной шатёр безмолвия — тот, что, по словам Лоуренса, должен был отвести от желания открыть дверь. Стоило поторопиться.
Клинком Мари поддела ложемент, вытащила его, чтобы забрать с собой. Достала напоясную сумочку, в которую предусмотрительно убрала подарки, переданные Некромантом в доказательство выполнения первого желания. То, что мама положила на могилу Маши, было утащено повелителем мёртвых в другой мир, по счастью, до того, как ему прилетело наказание за шутку над старшим инквизитором.
В опустевший ящик легли три мелких мандарина и три конфеты. Всё это хотелось съесть в первую же минуту, едва только увидела подарки на кровати, но что-то удержало, может быть, желание отсрочить удовольствие. В Люмерии не упаковывали сладости мелкими кусками в обёртку, как конфету. И не выращивали подобных фруктов. Так что «дедушкин» подарок, по идее, должен будет как минимум вызвать интерес и показаться особенным.
Затем завернула в шаль кинжал, ремень, так же находившийся в ящике и белыми узорами напоминавший филигрань на оружии. Прикрыла крышку ящика, убедившись, что тот не закроется снова. Прислушалась к звукам в коридоре и, поняв, что у её проделки нет свидетелей, выскользнула из комнаты брата, уничтожив предварительно «тишину безмолвия».
Интуиция похвалила хозяйку, верилось, что Мариэль сделала всё правильно, скрыв свою догадку даже от родителей, хотя в душе оставался осадок из-за обмана. Однако нужно было выживать. И появиться в своём же доме с известным всем оружием было бы фантастической глупостью. Единственно, Мариэль решила узнать у бабушки, помнит ли она какое-нибудь особенное оружие, которым пользовался сир Рэй. Если белый кинжал всплывёт — тогда многое изменится. Но об этом думать не было сил: до одури хотелось взять в руки подарок и рассмотреть его как следует.
*****
Умнице Жанетте удалось продержать господ в неведении почти до самого завтрака. Она страшилась рассказывать про события минувшей ночи, зная, что обязательно расплачется да сболтнёт в расстройстве лишнего. И лишь когда Илария спустилась в конюшню проведать Мечту да обнаружила там тишину в стойле коня своей дочери Рома, появились вопросы.
— Ах, сирра Илария, прошу вас, не мучьте меня! — паника нахлынула быстрее, чем ожидала Жанетта. — Сирра Мариэль сама всё расскажет!
К часу, в который за стол села задумчивая Мариэль, подозрения о неладном, творящемся в семействе де Венеттов, распространились на всех. Заметив вопросительные взгляды, девушка поспешила предупредить: она желает после завтрака собрать всех в кабинете и сообщить кое-что без лишних ушей прислуги.
Новости о домогательствах Его высочества, очередном ночном появлении пьяного принца в спальне невинной девушки и, в подтверждение слов, демонстрация пуговицы с вензелем Лоуренса потрясли семейство.
— Я знала, что ничем хорошим ваше знакомство не закончится. Я всё думала, с какой стати эта вертихвостка вас сводила? — поджала губы Тринилия, плюнувшая в котёл общего негодования своё мнение.
Озадаченный вид Антуана, показывающий его относительную причастность к ситуации, стал дополнительным доказательством.
— Ты знал и не защитил честь сестры? — впервые за долгое время сир Рафэль выразил гнев в адрес сына.
— Я думал, они просто ссорятся, — на красивом лице Антуана появилось извиняющееся выражение.
Семейный суд длился бы долго, но Мариэль устало извинилась за своё грубое вмешательство в прения и объявила:
— Все, чего я хочу, — это успеть до вечера уехать в Лапеш. Мои вещи собраны.
Она ждала, что её начнут отговаривать подождать день-другой. Вот и Антуан спросил, не хочет ли она остаться хотя бы до своего дня рождения, «всего недельку». Но Мариэль отказалась, сославшись на то, что честь семьи ей дороже. Обнявшая её после этих слов Илария заметила руну на левом виске дочери и посетовала на то, что такое серьёзное решение та приняла без участия своих родителей.
— Простите, матушка, за самостоятельное решение, но так вы будете уверены в моём благонадёжном поведении вдали от семьи.
Такое признание растрогало взрослых, и утренняя прогулка без сопровождающих была прощена. Когда решение Мариэль было одобрено, в замке началась обычная для подобных мероприятий кутерьма. Тётушка Гато всплеснула руками, узнав о внезапном отъезде Мариэль: времени на приготовление гостинцев, как обычно, ей выделили мало. Илария бросилась перепроверять собранные вещи дочери. Тринилия потребовала внучку к себе для беседы. Сир Рафэль отправился готовить крытую повозку, чтобы самолично довезти дочь с компаньонкой до Лабасского Центра порталов. Ни о каком путешествии через всю страну до самого Лапеша и речи не могло идти.
В этот хаос добавил сумятицы Антуан. Отправившись в комнату с целью найти для сестры памятный сувенир, он обнаружил дедушкин ящик открытым. На время центром всеобщего внимания стало удивительное наследие. Или намёк на него. Все гадали, что бы это значило — три фрукта, один из которых сразу попробовали все, по малюсенькой дольке, и три удивительных сладости.
— Определённо похоже на сурьянские орнады, но мне нравится эта кислинка, — сир Рафэль задумчиво смаковал мандариновую дольку со знанием человека, полжизни занимавшегося сельским хозяйством.
— Наверное, дедушка хотел этим подарком приумножить богатство семьи. Представляете, каким спросом пользовался бы сок из этих фруктов? — предположила Мариэль, сдерживая улыбку. — А если использовать технологию по заворачиванию кусочков сладостей в красивую обёртку, то… де Трасси умрут от зависти… Венеттская марка в кондитерской сфере, — по-моему, звучит отлично!
Попала в цель — глаза главы семейства загорелись, а Антуановские подёрнулись мечтательной пеленой. О чём думал братец в этот момент, Мариэль не сомневалась.
«Ну, слава богу, теперь тут все будут думать о мандаринах», — похвалила себя за блистательную идею по занятости семьи и за интуицию, предложившую обменять очередной (для Антуана) клинок на кое-что новенькое.
Юноша сразу сел строчить письмо Дилану с просьбой приехать, но захватить с собой горшок с землёй.
— Остановитесь! — Илария опомнилась первая, не подозревая, что шумиха была дочери только на руку. — Мариэль сегодня уезжает! Нужно её отправить, а потом уже заниматься прочими делами.
И матушка выразительно посмотрела на сына, заставив его со вздохом убрать дедушкины подарки, драгоценные три семени и оставшуюся конфету в ящик.
На сборы ушло часа три. Тётушке Гато дали время спокойно собрать гостинцы, а сами потратили это время на самый дорогой подарок для Мариэль в честь её грядущего дня рождения. Илария собиралась подарить дочери Мечту. Тот факт, что дочь и арнаахальская красавица поладили, утвердил сиру де Венетт в правильном решении. Подарок успел нарезвиться и выкупаться в снегу под наблюдением Иларии и Мариэль, пока Жанетта одиноко молилась под Ирминсулем.
Часом позже документ, подтверждающий передачу прав на племенную кобылу, убрали в сейф, где уже хранилось украшение супруги основателя рода.
Семейство, наконец, вышло прощаться. Жанетта первая всех обняла, не переставая плакать и говорить, как она всех полюбила. Пришлось озвучить и её историю: она тоже должна срочно уехать, к брату Луи в Нортон, чтобы помочь ему. Хозяйка Луи на днях разрешилась двойней, и тот порекомендовал свою сестру как великолепную помощницу. При поддержке бабушки, Мариэль удалось смягчить негодование Иларии, посчитавшей, что Жанетта бросает свою госпожу в сложное время, хотя Мариэль горячо настаивала на том, что необходимости в услугах компаньонки пока не намечается.
Тринилия умудрилась заранее использовать свои связи — договориться с Лапешской Доакадемической Эколь, куда Мари зачислили на второй семестр первого курса с предоставлением комнаты в корпусе для приезжих. Так что у неё планировалась активная жизнь, заполненная учёбой и общением с новыми родственниками и знакомыми. На страдания и приключения, по расчету бабушки, у внучки теперь не будет времени.
— Не говорите только, пожалуйста, об этом никому, чтобы Его высочество не построил и туда свой портальный коридор, — попросила у всех Мариэль, и семья поклялась молчать об этом.
На прощание Илария вручила дочери ещё один подарок — флакон нежнейших духов, приобретённых в Люмосе во время поездки на горячий источник. Мариэль убрала его в небольшую напоясную сумочку, пообещав каждый раз, нанося духи на запястья, вспоминать свою любимую, самую лучшую на свете матушку.
Итак, последние слова были сказаны, объятия заключены многократно — и девушки уселись в повозку, а сир Рафэль занял место рядом с Джеромом. Ещё пара минут на слёзы, и за выехавшими закрыли ворота.
— Не переживай, Жанетта, всё будет хорошо. Так, как ты мечтала, и даже лучше, — Мариэль обняла компаньонку за плечи и прижала к себе.
— Я восхищаюсь вашим самообладанием, — Жанетта высморкалась в платок. — Я от страха сама не своя, а вы так хладнокровны! Что, если морок не сработает или свалится с меня?
Мари, как могла, успокоила компаньонку. Достала флакон с духами и увлажнила виски Жанетты, по совету матушки, если вдруг в дороге девушек укачает. «Сады Владычицы» значилось на розоватой этикетке, приложенной к духам. Пространство заполнилось успокаивающим ароматом цветущих вишен.
— Пообещай мне одну вещь. Что бы ни случилось, я прошу тебя выполнить мою просьбу, — видя, что спутница готова мыслить здраво, Мариэль начала важный разговор. — Ради Владычицы, пожалуйста, береги честь моего имени и имени моей семьи.
Жанетта стянула с головы капюшон. Заправила локон, закрывающий левый висок, за ушко:
— Госпожа… Я боялась, что морок не добавит вам, то есть, мне, вашей новой метки, и я… я тоже принесла обет чистоты… Даю вам слово Жанетты Лами, ваша честь и ваше имя в надёжных руках!
Хладнокровие, которому так завидовала Жанетта, моментально покинуло Мариэль, и девушки обнялись, роняя слёзы на плечи друг другу. С трудом остановив поток прощальных страданий, Мариэль продолжила диалог. Протянула Жанетте шариковую ручку, переданную Некромантом, показала, как ей писать:
— Так я буду знать, что это точно ты мне пишешь. И запомни: если вдруг тебе будет угрожать опасность — снимай морок, постарайся добраться до портала и уходи к брату. Когда это случится, отправь на почтовый портал Армана любой предмет — цветок, лист, сухую ветку, что угодно, и я буду знать. Не думай в этот момент о моей чести: хуже будет, если тебе, например, захотят причинить вред Лоуренс или его шпионы. А на случай своего исчезновения я предупредила бабушку и приготовила письма.
Мариэль протянула Жанетте мешочек с монетами:
— Возьми. Если тебе придётся бежать, то деньги пригодятся. Я поговорила с бабушкой об этом, и она выделила мне сумму. Часть я оставила себе на всякий случай, так что… Жанни! — она всё-таки всунула в руку, оттолкнувшую её, не смотря на категоричный отказ. — Ты потратила свои сбережения на Мароя, я не могу этого так оставить!
Несколько минут убеждения, и последнее дело, имеющее отношение к Жанетте, было сделано. Мари вздохнула с облегчением. Впереди предстояло ещё два нелёгких разговора — с Арманом и Люсиль, которую ждал особенный прощальный подарок. То, что после его «вручения» может начаться скандал, Мари не беспокоило: это случится только если предположения относительно скрываемого дара Люсиль окажутся верными.
Повозка въехала во двор замка Делоне, и девушка заставила себя собраться с мыслями. По двору сновали люди, сир Марсий стоял на лестнице, разговаривая с одним из них. Заметив гостей, он прервал разговор и пошёл навстречу, попутно давая указания слугам.
*****
Личная комната Армана выглядела аскетично относительно тех, в которых Мари успела побывать. Широкая кровать без балдахина, единственным изыском в которой являлась высокая резная спинка. Банкетка и два кресла, обтянутые тёмной тканью, высокий стол с большим кувшином и стопкой книг. Конторка у окна и жёсткий стул возле неё. Однотонные тёмные портьеры сейчас были раздвинуты по бокам окон, удивляющих нелогичным мозаичным рисунком. Арман перехватил улыбку гостьи, рассматривающей вставленные бессистемно выбитые в мозаике стёкла, и объяснил, по просьбе наливая из большого кувшина воды в кубок:
— Весной заменят, отец решил пока оставить так.
Несколько минут назад сир Марсий жаловался гостям на причину замковой суеты, сопровождая их в гостиную:
— Суматошная зима, надо признать. Юность не даёт нам расслабиться. Впервые на моей памяти шутники устраивают ночную атаку по всем фронтам: мало того, что устроили беспорядок на этаже, ещё и стёкла побили в нескольких комнатах. Один мне чуть не попался, исчез на моих глазах порталом. Я сразу же отправил в Инквизицию запрос с просьбой разобраться и найти юмористов. Сегодня, ближе к обеду, обещали прислать превизиров.
Мари выразительно переглянулась с Арманом, а сир Рафэль возмущённо крякнул, сомневаясь, рассказывать ли соседу о ночном событии у себя дома. Взглянул на дочь, спрашивая разрешения, она пожала плечами.
— Сколько же их было? — спросил де Венетт, выбирая самое удобное кресло.
— Вернер сказал, что видел в комнате Армана четверых. Я видел ещё одного, в коридоре.
— Как чувствует себя сирра Элоиза? — Мари не хотелось встречаться с матерью Армана по одной причине — та, ревностно блюдя негласный статус Люсиль как невесты даже в её отсутствие, могла помешать поговорить с сыном наедине.
Сир Марсий хмыкнул:
— Готовится к отражению следующей ночной атаки. Напилась любимого успокоительного и почивает в гостевом крыле, там тише. В наших комнатах до сих пор занимаются окнами.
«Они ещё и раздельно спят? С таким-то характером — не удивительно», — брови невольно поднялись от удивления. На просьбу удалиться с Арманом, чтобы поговорить, сир Марсий кивнул, и отцы остались вдвоём, если не считать Вернера, невозмутимо замершего у дверей. Жанетту отправили к прислуге поболтать.
— Что на самом деле случилось? Сир Марсий до сих пор не в курсе политических интриг, поддерживаемых инквизицией? — Мари выпила махом всю воду и вернула кубок.
— Анри просил пока не делиться деталями, — Арман сделал приглашающий жест занять кресло, и гостья им воспользовалась. — Говорит, что не могут выйти на нужный след, им нужно время.
— А сир Анри понимает, что, пока они ищут нужный след, ты находишься в опасности? — Мари полезла в дорожную напоясную сумку, достала одну из сорванных с Лоуренса пуговиц и бросила её сидящему напротив Арману, тот ловко поймал мелочь.
— Что это? «Л. Р.», — юноша рассмотрел знакомый вензель. — Лоуренс? Откуда это у тебя?
Из сумочки возник сложенный лист бумаги и небольшой, с ладонь размером, мешочек.
— Я не могу ждать, когда инквизиция разберётся с шутниками. Мне одного хватило. Ночью Лоуренс, пьяный и слишком возбуждённый, заявился ко мне. Слава Владычице, в этот момент там находилась Жанетта. Это письмо Ленуару, передай ему, пожалуйста, раз он с тобой разговаривает. И это две порции «Истины Ирминсуля», зелья, которое заказывал старший инквизитор. Может пригодиться.
Арман вытащил один узелок, повертел в руках, понюхал:
— Что с ним делать?
Мари пересказала предупреждение Изель, юноша внимательно слушал, развязал тряпицу, щепотка измельчённых листьев, имеющая, по словам гостьи, небывалую силу, заинтересовала его. Понюхав листья, завязал их снова и убрал переданное, включая пуговицу Лоуренса, в ящик конторки.
— Если сопоставить факты, Лоуренс со своими шавками появился у нас раньше, чем у тебя, — Арман вернулся в кресло. — Они были в масках, но Лоуренса невозможно было не узнать. Пьян он не был, и всё же мне показалось, что я чувствую его запах на расстоянии. Они взломали мою надверную печать, но, благодарение Владычице, я успел проснуться и приготовиться к их визиту. Вероятно, в команде Лоуренса не всё благополучно, кое у кого проснулась совесть. Иначе кому бы пришло в голову предупреждать нас об их появлении? — уловив непонимающий взгляд девушки, добавил: — В окна полетели куски льда до того, как Лоуренс ввалился ко мне… Было немного весело, а потом проснулись родители и… Всё закончилось благополучно. Один момент меня немного беспокоит, я не знаю, хорошо это или плохо. Лоуренс знает, что у меня появился ментальный дар. Но ты была права, он пригодился. Благодарю тебя.
Арман, не вставая с кресла, церемонно кивнул. Многозначительная улыбка девушки, игравшей весь рассказ с носовым платком, не сходила с её губ. Что крылось за этим, юноша понял, когда после паузы гостья сложила на коленях руки домиком и насмешливо, как ему показалось, посмотрела в упор на собеседника:
— Долг платежом красен, не так ли?.. Я знаю, что ты сделал… С твоей стороны это был непростительный поступок. Узнает сирра Элоиза, мне несдобровать, — Арман вопросительно поднял брови, и девушка заразительно рассмеялась. — Рассказывай теперь, как мне скрыть твой дар и прекратить пить воду вёдрами. Ты полтора года скрывал свои способности, настало время делиться опытом.
На левой щеке Армана от плутовской улыбки появилась ямочка, юноша не заметил, как пальцы Мариэль сжали платок, и не обратил внимания на её резкий вдох:
— Приключения сира Дролля Ригголо, ты помнишь эту книгу?
Девушка покачала головой:
— Я забыла про свой день рождения, а ты меня про книги спрашиваешь. Не помню. Дашь в дорогу почитать? Я тебе почтой верну.
Юноша поднялся:
— Конечно, сейчас принесу… — и в дверях остановился, тонко рассмеялся, — ты забыла про свой день рождения?
— Иди уже… за книгой! — беззлобно отмахнулась Мариэль.
Прошла минута, Арман не возвращался. Тогда Мари встала и, зевая в кулак, обошла комнату, рассматривая аскетичную обстановку поближе. Налила себе ещё воды, выпила её, как будто до этого весь день провела в пустыне, и прилегла поперёк кровати, рядом с изголовьем, и свесив ноги. Взяла одну подушку, поднесла к лицу, вдыхая запах. Вторая пахла более знакомо — подложила её под голову, зевнула ещё раз и прикрыла глаза. Арман всё не шёл.
— Проклятый Лоуренс, — подумала сонно, — хоть бы не уснуть…
Однако уставшее тело всё-таки отключилось и проснулось, когда стукнула дверь. Хозяин комнаты приблизился с книгой. Мариэль протянула руку:
— Поднимите мне веки, пожалуйста.
— Не хочу, — Арман вложил в протянутую руку книгу и растянулся рядом. — Прости, что задержался: долго искал, отец недавно перебрал всю библиотеку.
— Что они там делают, кстати? — вяло поинтересовалась Мари, кладя книгу себе на живот.
— Сир Марсий угощается, отцу вчера из Люмоса привезли заказ, — Арман шумно зевнул, за что получил удар подушкой по лицу, и та сразу отправилась под голову.
— Тогда это надолго, — имея в виду гастрономические наклонности отца, вздохнула Мари, поёрзав спиной, — можно даже успеть выспаться… Кстати… (зевок) у тебя появился соперник.
Арман вопросительно повернулся на бок:
— Ты о чём? Или о ком?
Мари не торопилась с ответом, хотя взгляд юноши, так казалось, сверлил её левый висок с руной:
— Антуан получил наследство от дедушки…
— И что в нём?
— В нём были сладости и три ма… мало изученных фрукта, — она фыркнула и не выдержала, снова рассмеялась. Кое-как успокоившись, с остатками смеха в голосе продолжила. — Антуан загорелся идеей вырастить сад из этих фруктов, разбогатеть и, я подозреваю, жениться на Люсиль, покорив сира Аурелия тем, что тот так любит — золотом.
Арман посмеялся, но Мари полусерьёзно его осадила:
— На твоём месте я бы не недооценивала рвение моего братца.
— Охотно тебе верю…
Сонное состояние улетучилось, и Мари поднесла к глазам книгу:
— «Жизнеописание и приключения сира Дролля Ригголо, антимага и обманщика». М-м-м, название какое многообещающее! — Мари открыла книгу посередине, не выбирая страницу. — «… «И что же вы, сир Ригголо, не вкушаете этих нежнейших пулли?» — спросила хозяйка, наклоняясь ко мне так, что её пышные формы готовы были выпрыгнуть на одну тарелку к аппетитнейшим пулли с их задранными косточками ножек, как бы намекая на предрасположенность готовившей блюдо»… Гхм… «Я, в свою очередь, не мог и слова сказать. Молодое вино, так щедро влитое в мой бездонный бочонок, именуемый животом, взыграло, поднимая моё естество и тем самым отвлекая внимание от нежнейших пулли…» Готова поспорить, книгу выписала Люсиль. Это была твоя любимая история?
Арман подхватил заразительный смех:
— Нет, это было в библиотеке моего отца. А у тебя удивительная способность открывать книгу в нужных местах.
— Просто эту главу слишком часто перечитывали, книга сама на ней открылась.
Арман забрал потрёпанный томик из рук Мари после непродолжительной борьбы.
— Не отдам, ты мне дал её в учебных целях! — возмутилась она.
— Погоди, я найду важный момент! — юноша откашлялся, переворачивая листы.
— Страница восемьдесят, пятая строчка сверху, — Мари перевернулась на левый бок, пальцем задерживая перелистывание. — Что там? Я снова нашла хорошее?
Арман перевернул несколько страниц и, то и дело поглядывая на слушательницу поверх книги, медленно начал читать:
— «… И понял я… что медлить больше нельзя… ибо недаром мне выпало это испытание… вознамерился я облобызать… возлёгшую рядом со мной… и готовую разделить со мной… радость плотских утех…»
Книга опустилась, пряча прочитанную страницу. На девичьем лице замешательство сменило ироничную улыбку. Арман подтянулся ближе, кладя голову на угол подушки, занятой Мариэль. Дыхание обоих не успело сбиться с привычного темпа окончательно, как неловкую затянувшуюся паузу разбила Мари, поднимаясь с перехваченной книгой. Восьмидесятая страница была открыта и строки прочитаны вслух:
— «Конь мчал меня до тех пор, пока мы не миновали границу этой проклятой богами деревни…» Ты меня обманул! — возмущённо с долей удивления воскликнула Мариэль и ударила книгой юношу по плечу. — Несчастный! Ты меня обманул! Меня!..
И книга второй раз приземлилась на обманщика, поморщившегося и зашипевшего от удара. Юноша закатил глаза и схватился за место удара, застонал.
— Что такое? — шутливость моментально испарилась. Тревожно заглядывая в страдальческое лицо Армана, Мари спросила: — Лоуренс опять тебя потрепал?
— Немного… — пробормотал юноша, поглаживая грудную клетку.
Мари отбросила книгу и потянулась к пуговицам на камзоле, отталкивая руку Армана:
— Не лезь!.. Попадётся мне ещё раз, я его твоей водой задушу!
Пуговицы на камзоле были расстёгнуты, Арман приподнялся, чтобы легче было задрать рубашку… Грудь и живот с убегающей вниз полоской волос оказались чистыми, без намёка на повреждения. Мари сжала губы и занесла руку с кулачком, готовясь нанести раны, которых и в помине не было:
— Ты когда научился так врать?! Актёр! Ты используешь мой дар мне же во вред, не могу этому поверить! Отдай его назад, немедленно!
Юноша перехватил удар и молниеносно перекатился, подминая под себя пискнувшую девушку. Только хруст, раздавшийся под Мариэль, не дал прикоснуться к испуганным губам.
— Что я сломал? — спросил тихо.
— Н-ногу, — так же тихо ответила Мариэль, но уголки её губ поползли вверх.
Воспользовавшись замешательством, она оттолкнула юношу и соскочила с кровати. В комнате поплыл резкий аромат духов:
— Матушкин подарок! — вытащила из напоясной сумочки намокший футляр и расстроилась. — Что ты наделал!
— Дай посмотрю! Прости, я же не знал… — принявший вертикальное положение Арман, протянул руку.
Через весь гранённый флакон безнадёжно пролегла трещина, позволяя душистым каплям щедро сочиться на пол. Мариэль держала стекляшку двумя пальцами за горлышко, как нечто опасное, испуг в глазах казался неподдельным.
— Чудовищно! Я буду пахнуть с ног до головы, как парфюмерная лаборатория! — пробормотала она, не зная, что делать с утратой. Откуда было знать Арману, что после перевоплощения в Мароя, впитавшийся запах мог погубить дело?
Юноша подставил руку под капли:
— Подожди, сейчас соберём, у меня где-то был флакон…
— Ну, уж нет! — Мариэль мстительно подошла к кровати, вытащила стеклянную крышку и перевернула флакон над постелью, беспрепятственно, под весёлым взглядом Армана, выливая последние капли на покрывало и подушки. — Это тебе в наказание за обман!
Но как только пустой флакон полетел к изголовью, а девушка потянулась за оставленной на кровати книгой, мускулистые руки перехватили её за талию и привлекли к благоухающей кровати:
— Отпусти! Я… мне нельзя сильно пахнуть! Я не выветрюсь! — но её аргументы смешили ещё больше. — Отпусти!
Истеричные нотки заставили руки разжаться и дать сбежать. Мари сердито поправляла платье и причёску, не глядя на безмятежно лежащего юношу:
— Надо было сразу поговорить и уехать!
— Это так она работает? — Арман улыбался. — Твоя руна. Прости, я хотел проверить.
Руки Мариэль опустились, вопрос привёл её в замешательство, а объяснение поступка выбило почву из-под ног. В глазах стало горячо, на плечи будто навалился неподъёмный груз.
— «Проверить»? — прошептала она, и губы задрожали: — Я… Мне надо идти… Прощай!
Он догнал её возле двери, потускневшую враз и снова напомнившую об обиде, нанесённой недавно, привлёк к себе, порадовавшись, что она не отталкивает, значит, простит быстро и не наделает глупостей снова. Уткнулась в плечо, и он замкнул руки на её спине, боясь спустить ниже, чтобы не спровоцировать. Просто ждал, зная: всё расскажет сама.
— Сначала я хотела написать тебе письмо, но… не смогла, — голос звучал глухо и еле слышно. — Когда Некромант сказал, что ты никогда не сможешь выполнить условия моей клятвы, я потерялась… Наверное, надеялась… Я верила, что Люсиль украла тебя у меня, что она играет тобой, как и остальными. И я должна была спасти тебя от неё, от этой мишуры и фальши. А потом задумалась и поняла: это у нас всё было неправильно, не так… Как прекрасный морок… Тебе не нужно это всё. Тебе не нужна я — и с этим я пытаюсь смириться, но пока плохо получается… Потому что знаю: больше никогда не смогу тебя обнять. Не будет больше фальшивых поцелуев, чтобы обманывать себя…
— Про какие фальшивые поцелуи ты говоришь? Это ещё что такое? Чего придумываешь? — с недоумением оборвал её Арман, отстраняясь и пытаясь заглянуть в лицо той, что была ниже его на голову.
И Мари перечислила: первый раз — из жалости, второй — под принуждением, третий, в гроте де Трасси, — ради спасения, четвёртый — под уговорами друзей, пятый — условие Некроманта, чтобы выбесить Анри…
Арман вынужден был согласиться, и впервые совесть уколола так больно за совершённое, слишком много было сделано неправильно.
— Что же нам делать? — спросил растеряно.
Девушка подняла лицо:
— Ты сказал «нам»?.. Я хочу тебе кое-что показать, — она потянула его к банкетке. Усадила, поправила колени Армана, соединяя их, и села верхом, обхватила руками лицо юноши, бессознательно поводя большими пальцами по щетинке, прижала свой лоб к его, — я покажу тебе, что чувствую…
Ментальная магия всколыхнулась, с удовольствием получив сложную задачу, подключила свет Владычицы для лучшей передачи картинок — и в сознание Армана хлынула весенним потоком проснувшейся речки, понесла по течению вместе с обломками льдин, мусором и потоком ледяного серебра.
Воспоминания детства и более поздние. Сначала — нежность. Потом — взрыв эмоций. Боль. Страх за него. Собачье поклонение и смирение ради редкого взгляда и улыбки. Желание обладать, неуёмное, отключающее разум и границы дозволенного. Готовность защитить любым способом и презрение к собственной смерти…
— Ты всё увидел? Где здесь «мы»? — она с горечью отодвинулась, попыталась встать, но чужая рука удержала, прижимая через несколько юбок, собравшихся складками на бёдрах.
— Подожди, дай мне минутку, — хрипло попросил Арман, отирая выступившие капли со лба. — Так невозможно чувствовать. Я… подозревал, но… Не умею… Прости… И я… запутался, шархал побери!.. Возьми мои воспоминания, посмотри сама, иначе я не смогу объяснить.
Он требовательно взял её руки и вернул к своему лицу:
— Ты должна всё знать!
Мари колебалась, и лишь необходимость сделать что угодно, лишь бы не потерять голову от близко находящихся темнеющих серых глаз, ожидающе поднятых бровей и полураскрытых губ, — только чтобы избежать искушения, согласилась:
— Хорошо, но ты сам должен помочь, без тебя не получится. Направь ментальную силу на меня, — она прикоснулась лбом, — сделай это, ради Владычицы, быстрее, я… не могу…
Они, поглощённые передачей воспоминаний, не услышали стука в дверь. А затем Вернер тихо ступил в комнату, открыл рот для приготовленной фразы и остолбенел от увиденного.
****
В густом аромате женских духов, заполнившем комнату, они сидели лицом к лицу. Девчонка верхом на коленях молодого сира — непозволительно для невинной сирры! Но Вернер быстро догадался: ничего, во всяком случае, пока предосудительного не происходит. Оба закрыли глаза и прижались лбами друг к другу. Вернер поднял ладонь, направляя её в сторону парочки, — так и есть, колебания магической вязи ударили по пальцам. Передача явно была обоюдная, ментальная… Но у сира Армана не было такой магии, значит…
Неровное дыхание сидящих напомнило Вернеру о том, что третий — лишний, и слуга бесшумно отступил в коридор, оставляя за собой приоткрытой дверь. Единый выдох пары дал понять: то, что видел нечаянный свидетель, окончилось. И Вернер замер у стены солдатом на карауле, выполняя поручение сира Марсия.
Мариэль отёрла своей ладонью капли пота на лбу Армана, воспоминания которому дались нелегко:
— Всё будет хорошо, — обняла его и устало положила голову на мужское плечо. — А что это за вспышки страшные? Лошадь, лабиринт, женщина…
— Любимые кошмары, — усмехнулся Арман, благодарно погладив спину девушки.
Прошлое Армана так разительно отличалось от её воспоминаний: море любви у де Венеттов и аскетичное, если не сказать жестокое, отношение к единственному сыну. Нежность к нему, мальчику, вдруг резко иссякла, едва он начал взрослеть. Можно было не сомневаться, что Арман получил прекрасное образование и воспитание, но какой ценой! Как будто его готовили к чему-то… (Страшному? Опасному?)
«Ничего, разберёмся и с кошмарами тоже!» — Мари пообещала мысленно другу. Вслух же сказала:
— Ничего, это обязательно пройдёт. Я уверена.
Вернула ладони к вискам Армана, обхватывая его лицо и последний раз заглядывая в него, ласково и добро:
— Мне пора, — нежно поцеловала кончик носа напротив и отстранилась, чтобы встать. — Береги себя… и свой нос, ради меня. Потому что он — моя самая любимая часть в тебе, чтобы ты знал.
Мужские руки отпустили её, скользнув по талии:
— Когда вернёшься?
Девушка промолчала, поправляя юбку дорожного платья внизу. Шутливо напомнила:
— А ты мне так и не сказал, что делать с жаждой. Как от неё отделаться?
Арман поднялся, снял камзол, усмотрев на нём болтающуюся на нитке пуговицу, заправил рубашку, подошёл к шкафу, достал оттуда другой камзол, тёмного цвета, как и предыдущий:
— Никак. Вода сама успокоится в тебе, полностью подчинится, и всё пройдет. Можно плавать, если есть, где. Мне помогало полное погружение в купальне.
Мариэль кивнула, придирчиво осматривая дорожную сумочку, вытащила браслеты, некогда выданные сиром Фелисом Тирром, принюхалась. Показалось, что даже сурьянский металл пропитался ароматом вишни:
— Да, конечно, в Лапеше наверняка есть тёплые женские купальни. Спасибо за совет, обязательно попробую, — определилась не подвязывать сумку к поясу, а нести в руках, чтобы избавиться от неё сразу после визита к де Трасси. Подобрала книгу с кровати и обернулась к юноше. — Благодарю за всё. Не провожай меня, проветри комнату и, пожалуйста, передай мой поклон сирре Элоизе.
Грациозно сделала книксен и быстрым шагом направилась к двери. Неожиданное прикосновение рук к плечам заставило вздрогнуть, остановиться и вопросительно обернуться — Арман стоял достаточно далеко. Вспомнились комбат-де-бу и первый опыт в ментальном прикосновении:
— Быстро учишься, — подмигнула. — Прощай!
Дверь захлопнулась перед ней, а юноша преодолел разделяющее расстояние, схватил за плечи по-настоящему, руками:
— Обет невинности, «прощай» — мне не нравится твоё настроение! Ты опять что-то придумала?
— Ты должен дать мне уйти, — спокойно посмотрела в глаза, хотя внутри бесновался огонь, требуя эмоционального выброса. — Всё хорошо. Так надо.
— Что значит «так надо»? Зачем на самом деле едешь в Лапеш? — спросил прямо, рассматривая пристально. Лёгкая усмешка вместо ответа не устроила, и уже начинавшая ему подчиняться ментальная магия заподозрила неладное — Ты поступила в Лапешскую Академию?
— Да, бабушка договорилась. Не останавливай, не надо… Так будет лучше для всех, — упрямо повторила, пятясь к двери.
Вернер, ждущий в коридоре, моргнул от неожиданного хлопанья двери рядом. Закрывшись, она почти сразу снова распахнулась, и слуга сделал шаг назад, поворачиваясь на девяносто градусов, чтобы встретить выходящую девушку лицом к лицу.
— Ты с ума сошла? Или тебе кто-то подсказал это умное решение? — возмущённый голос Армана, а за ним последовал шелест резко повернувшихся складок юбки, — например, Анри?
— Да отпусти ты меня, что на тебя нашло?! Это! Моё! Дело!
Вернер невозмутимо ждал, чем закончится намечающаяся ссора; дверь в очередной раз захлопнулась, отрезав от фразы начало: «Я не позволю тебе …»
Мари с испугом смотрела на Армана, перехватившего её за запястья и начинающего злиться. Но даже от такого грубого прикосновения до сих пор отлично державшееся самообладание отключилось. Мозг вяло посоветовал уточнить, что именно имеет в виду Делоне. Но Мари только облизала пересохшие губы. Огонь на эти приближающиеся сердитые глаза и цепкую хватку не мог иначе реагировать.
— Я не позволю тебе, Люсиль, Антуану — любому из вас — подстраивать свою жизнь под моё личное счастье или безопасность! Моя жизнь — это моя жизнь. Какого шархала ты должна приносить себя в жертву? Тебе всего девятнадцать! Что ты можешь знать о долге? Что ты можешь знать об обетах, которые даёшь? И что это за увлечение самоистязанием? Ты собралась принести себя в жертву ради моего благополучия? Отвечай, Мариэль Адерин Ригхан, шархал тебя побери! Это так?
Арман встряхнул девушку за плечи. Испуганный взгляд на побледневшем лице стал красноречивым ответом. Юноша не знал: Мари поняла так, будто во время ментальной передачи она неумышленно раскрыла свой договор с Вестником. Поэтому все планы рухнули вместе с мыслями — разом, в единую пропасть.
— Ты понимаешь, под чем подписалась?
— Да, — ничего длиннее она бы и сказать не смогла, в горле встал ком страха с шипами.
— И твоих родителей устроило твоё решение?
— Да…
Арман рыкнул, подтаскивая Мариэль, оседающую на ослабевших ногах, к банкетке:
— Сядь! — заметив, как она в который раз облизывает пересохшие губы, налил воды, протянул кубок, все ещё надеясь отговорить от эксцентричного решения. — У тебя блестящее будущее, твоя магия уникальна, это ты понимаешь? — Мариэль кивнула покорно. — Так, какого шархала ты собираешься разменять своё будущее и будущее своей семьи?
«Потому что ты мне и семья, и мать, и отец», — в голове промелькнула фраза одного героя, которого Мария не поняла тогда. А сейчас бы повторила не задумываясь.
— Потому что… это… моё решение, — она боялась поднять глаза. Метка Вестника молчала, очевидно, дожидаясь однозначного подтверждения нарушения.
Арман шумно и протяжно выдохнул через нос, медленно потёр переносицу. Думал, раздумывал, как более доходчиво объяснить очевидную глупость:
— Выбирай: или ты сейчас добровольно подчиняешься, и я снимаю с тебя обет — к шархалу Лапешскую Академию. Или принудительно, но тогда дедовским способом.
Мариэль сердито сверкнула глазами:
— Я под Ирминсулем его приносила, у тебя всё равно не получится!
— Получится.
— Нет, — она сделала попытку сбежать, но руки не только вернули её, но и подтянули ближе. — Это моё решение!
— Это твоё поспешное решение. Я потом в глаза сирре Иларии как буду смотреть? Значит, слушай. Я сейчас, — Арман говорил не шутя, — принесу клятву о том, что принимаю твой обет чистоты и готов взаимно принести такой же. Мы будем обручены, и нам будет дан испытательный срок на три месяца. За Люсиль не переживай: она поймёт и подождёт. За это время ни ты, ни я не сможем заводить отношения с другими партнёрами и давать другие обеты кому или чему-либо без обоюдного соглашения. Соответственно, ты можешь учиться, где угодно, только не в лицемерном валгофе* («проклятом месте»* — авт).
По истечении испытательного периода мы должны будем встретиться ровно день в день, в этот же час, и подтвердить или расторгнуть договор. Сразу предупреждаю, не приехать не получится. В свидетели возьму Белого Возницу, чтобы домчал тебя из Лапеша или другого места, где бы ты не находилась. До того времени ты либо одумаешься, либо я придумаю что-нибудь новое. Ни инквизиция, ни пуритане тебя не получат.
«Кто-о? Инквизиция и пуритане?» — машинально подумала Мари, начиная догадываться, что, вероятно, они оба говорили о разных вещах.
— Какой обет ты хотел снять? — голос вопящей интуиции, наконец, был услышан.
— Покорности судьбе, разумеется.
Мари молчала, пытаясь переварить сказанное и сообразить, что делать со всем этим. Перевела взгляд на часы над головой Армана и ужаснулась: прошло намного больше времени, чем она рассчитывала. Сир Марсий, поди, уже не знал, чем занять соседа.
И, понадеявшись, что чистая правда ускорила бы прощание, высказалась:
— Боюсь, что у тебя всё-таки не получится. Во-первых, я не имею понятия, как надо на самом деле приносить этот обет. — Арман нахмурился, напоминая ту минуту, когда она спонтанно поклялась на крови, поэтому сразу оправдалась: — Не переживай, я сделала выводы про свои поспешные решения…
Она подвернула обшлаг рукава, обнажая левое запястье с сохранившейся руной Чёрного Некроманта — древесными корнями.
— И в этот раз это была просто молитва с просьбой. Немного обещания постараться сдерживать себя, чтобы стать достойной своей семьи… — девушка порозовела, — и твоего доброго ко мне отношения. Вот и всё. Я не могу отказаться от этого обета, потому что моя семья должна быть уверена в моём честном и правильном поведении… И ещё я не понимаю, о каких инквизиторах и пуританах ты говоришь. Никому из них я ничего не должна… Теперь ты меня отпустишь?
Напряжение сходило с лица Армана, оставляя лёгкое сомнение.
— Я не верю, что это ты, — наконец медленно признался он, протягивая руку и касаясь пальцев, сжимавших жёсткий угол банкетки, но они немедленно выскользнули.
— Если хочешь помочь, сними лучше это, — Мари повернула левую руку запястьем вверх. — Чёрный Некромант не скоро вернётся, но я не хочу носить это напоминание своей глупости и твоей, прости, несостоятельности.
— Не понял, какой несостоятельности? — вмиг похолодевший тон показал, насколько сильно юноша был задет.
— Не обязательно сейчас и сегодня, — поправилась поспешно, — но если бы ты постарался… Я о том, что говорил Некромант.
После непродолжительной паузы Арман кивнул:
— Хорошо. Но я не совсем понимаю, что именно должен сделать. — Часы неумолимо торопили. Юноша поймал брошенный на них взгляд. — Покажи, как надо.
Мариэль неопределённо повела головой, то ли согласилась, то ли отказалась. Поднялась и сразу шагнула в сторону, чтобы избежать касания.
— Я думаю, тебе лучше об этом попросить Люсиль. Она с удовольствием научит. А я… и без того пытаюсь перестать быть навязчивой со своей одержимостью. Не обесценивай мои попытки, пожалуйста.
— Струсила? — в спину прилетело провокационное.
Её спас стук в дверь. Арман, не вставая с банкетки, снял печать и на чопорную фразу вошедшего Вернера о том, что сир Рафэль ожидает свою дочь, ответил:
— Передай, она скоро спустится, извинись от моего имени, скажи, что беседа безотлагательная.
— Боже мой, о чём ещё ты хочешь безотлагательно поговорить?! Я тебе показала больше, чем должна была! — Мариэль безнадёжно озиралась в поисках запасного выхода. — Этот день никогда не закончится… Я жалею, что заехала к тебе попроща…
Слишком неожиданно невидимая спираль в животе скрутилась от скольжения рук к животу. Громкое дыхание коснулось уха, а когда сухие губы захватили кожу на шее, сдалась — выгнулась, хватаясь за обе его руки, одна из которых поползла по шершавому рисунку ткани вверх, к корсету:
— Ар, отпусти, пожалуйста… Ты знаешь, что я чувствую к тебе, а я и так слишком долго продержалась…
— На прощание, всего пять минут, как тогда… — глухая просьба губами в висок под адажио пальцев на животе.
Отчего в эту минуту с телом происходило непонятное, незнакомое? Пересохшее горло больше не удивляло, слабость в теле тоже. Она хватала губами воздух, чувствуя себя утопающим, уходящим в водоворот.
Никогда ещё ощущения не казались такими острыми, откликающимися где-то внизу от прикосновения к шее и застёжке на лифе. «Лучше бы снова показало картинку с деревом!» — попросила ментальную магию отчаянно, но в этот раз видения упорно не хотели спасать. Отданная на две трети ментальная магия ослабела.
Цепкие пальцы внезапно сжали узкую дорожную юбку на бёдрах, а хриплый стон над ухом разорвал тишину, и она, подчиняясь движению всё той же спирали, — обернулась, сама потянулась к губам: утопающему жизненно необходим был глоток воздуха, чтобы набраться сил и вытолкнуть себя на поверхность. Свой стон не узнала, как будто рядом находился некто третий, и губы малодушно разорвали поцелуй. В голову ударила гулко кровь: «Мало! Мало!» — зубы впились в подставленное плечо, кусая через тонкую ткань, не сильно, ровно настолько, чтобы ощутить живую реакцию чужого тела.
Рывок — невесомость — и мягкое падение на знакомую поверхность, пахнущую матушкиными духами. Сверху спасительно накрыло телом. Мари замерла: от тяжести, в том числе и на животе, стало спокойнее — сделала то, чего в этот миг хотелось больше всего. Повторила движение Армана, досадуя на длинную узкую юбку, сковавшую ноги. Такую ненужную в этот момент и такую целомудренно спасительную.
Мокрый горячий лоб прижался к её, а истомлённый выдох доказал: Арман сдался, пожалел о собственной самонадеянности. Безуспешная попытка сдвинуть с места несколько слоёв юбки его отрезвила:
— Прости, — извинился, но в следующее мгновение от покусывания плеча он тихо засмеялся.
Мари открыла глаза и увидев над собой желанное лицо. Сощуренные серые глаза в обрамлении чёрных ресниц, нос с такой любимой горбинкой и почти не заметной ямочкой на кончике, свесившиеся влажные пряди на округлённых скулах. И сухие губы, приоткрывающие белоснежные, чуть крупноватые верхние резцы.
— Надо остановиться… Нельзя… — простонала, понимая всю опасность ситуации, но руки решили иначе — пропустили меж пальцев пряди на чужом затылке и, сжимая их, притянули лицо. Ещё минуточку, всего одну!..
Минуты три, пока пена накопившегося желания не выбежала, они терзали друг друга поцелуями, но вот движения губ замедлились — и юноша отстранился, чтобы стянуть с себя рубашку. Тёмный взгляд Армана напугал. Но ещё больше ужаснуло безмолвие височной метки. Как же так? Разве так можно? Обмен воспоминаниями отключил у гаранта невинности откат для подобного случая? И Мариэль испуганно вцепилась в рубашку, не давая снять её:
— Хватит! Нельзя!
«Где ты там, чёрт тебя дери, спишь?!» — выбранила ментальную магию, расслабленную, когда хозяйке нужна была помощь. Спит она…
«Да вот же, рядом», — лениво зевнула спасительная идея.
Пока она искала выход, Арман перекатился на бок, устраиваясь поудобнее и разворачивая девушку к себе лицом.
— Покажи мне себя, — попросил, придвигаясь ближе и касаясь лбом, как полчаса назад.
— Ты с ума сошёл! Меня ждёт… — она предприняла очередную попытку, но сопротивления хватило ровно до того мгновения, пока правая рука не поползла по спине, обжигая через ткань. Фон комнаты Армана вдруг поплыл, высветляясь.
Бездельничающая сила с любопытством откликнулась на родной призыв. Незнакомое белое пространство с развеваемыми ветром отрезами воздушной ткани. Напротив Арман, в рубахе, будто слепленной из миллиарда снежинок, и таких же коротких штанах.
— Покажи мне себя, — повторил, протягивая руку, с которой слетел рой снежинок, обнажая по локоть мускулы и незабудковую сетку вен на неестественно белой коже.
Мари опустила голову, рассматривая своё снежное платье с завязками на груди, крест-накрест и порхающими над ними снежинками-бабочками.
— Мириам, — позвал он, дотрагиваясь до завязок и пугая вспорхнувшие снежинки. — Mariam fy maban annywyl pois-h… Gadeh ymy gyffradh-h a hy, gadeh ymy foh ynn… Fonyhh wy annonlen-nu…*
Странно, но она поняла древний язык, помедлила, думая над ответом.
— Мириам… — с лёгким акцентом шепнул Арман, и она узнала своё имя, другое, забытое.
— Аргирис… — откликнулась и не узнала свой голос, более тягучий, медовый, с хрипотцой. — Dagoisyn hai-hi**
Он не заставил себя упрашивать — бабочки разлетались медленно, открывая плечи, грудь, живот, чтобы она не торопясь рассмотрела его. Бёдра… Руки машинально сжались на затылке, хватаясь за короткие пряди. Не испугалась, — скорее, рассматривала с любопытством.
Арман приблизился, провёл рукой над её плечами, прогоняя снежное платье, распадающееся на бабочковые молекулы…
— Kaniata y my***, — рука в белом видении коснулась обнажившегося тела, и реальное осязание напомнило о забытой пружине внутри.
«Давай!» — скомандовала ментальной магии, зависшей от интересного кино.
Продираясь сквозь пламя, прожигающее губы и те части тела, к которым прикасались прохладные руки, через стоны, свои и чужие, упрямо направляла неторопливую, вязкую нить к затылку, в чужую память, — словно шла против урагана, срывающего с неё одежду и силу воли. Неужели ментальная сила настолько ослабела? Или же она не слушалась, желая увидеть финал истории, поменявшей вертикальный ракурс на горизонтальный? Снова лицо сверху, и кожу жжёт чужая кожа, задевая…
— Miriam, kaniata y my, — просят губы её, рассеянную, раздираемую на два противоречивых чувства. — … klyffarr-r-r****…
*Моя малышка, позволь прикоснуться к тебе, позволь владеть… Назови меня по имени…
** Покажи себя
*** Позволь
**** умница
Боль пронзает: пружина сжимается под нажатием и одновременно включается метка Вестника. Словно в неё воткнули копьё — вдоль всего тела… Удушливый смрад проникает в лёгкие.
Пружина успевает дважды откликнуться, как вдруг Арман замирает, руки его опадают.
Белое кино растворилось. Рядом со своим лицом Мари увидела его, погрузившегося в сон. Схватившись за плечо, она поднялась и поняла, почему невозможно дышать — по комнате плыли дымовые щупальца, кажется, от камина.
Две секунды, и она выплёскивает на смрад последнюю воду из кувшина, умножая её движением руки и затапливая угли грязью. Сразу после этого рывок рамы вверх — и живительный воздух врывается в комнату, колкий и желанный, как родниковая вода, выпуская дым, смешанный с ароматом цветущих вишен.
Мысли возвращаются к обычному своему состоянию, стыд захлёстывает. Словно не она позволила сделать всё это с собой. Обернулась на спящего Армана. «Аргирис?» — вопросительно вспоминает незнакомое имя. Укрыла его, заворачивая покрывало, чтобы не простыл на сквозняке, подхватила книгу, сумочку и, у двери оглянувшись назад, выскользнула в коридор.
Невозмутимый Вернер поклонился:
— Сирра Мариэль, позвольте сопроводить вас.
— Не нужно, сама спущусь. Там, — показала на дверь, — проследи. Что-то с вашим камином случилось, мы чуть не угорели. С Арманом всё в порядке, он просто спит.
Вернер повёл носом и метнулся в приоткрытую дверь, забывая о гостье, припустившей по коридору к лестнице.
Бежать, бежать без оглядки! Пока не проснулся, не вспомнил, не догнал! По дороге отправила свет и воду залечивать зуд на истерзанных губах, снимать розовую кайму.
Влетела в гостиную. Отец, стоя у окна, внимательно рассматривал рисунок на ножнах от длинного клинка. При появлении дочери сразу отложил интересный предмет.
— Простите, мы немного увлеклись разговором о любимых книгах, — приказывая себе не краснеть, робко ответила она и подняла томик повыше.
— Благостного дня, сирра Мариэль, — знакомый голос откуда-то сбоку повернул к себе.
— Благостного дня… сир Анри… сир Оливер, — пробормотала она, всё-таки краснея — не от стыда, так от неожиданности. — Поздравляю вас с новым статусом, господин старший инквизитор.
Сир Марсий хмыкнул, разглядывая Ленуара, словно только что его увидел. Анри поморщился:
— Это вынужденная мера, сирра Мариэль. Я не хотел афишировать новость.
Мари кивнула и обернулась к отцу, стоявшему рядом, подала ему руку:
— Едем, отец?
Рафэль коротко поклонился собравшимся господам:
— Да, уважаемые, был рад всех видеть. Жду вас всех к четырём. До встречи.
— Увидимся, — кивнул Анри, сдержанно кивая то ли г-ну де Венетту, то ли Мариэль.
Сир Марсий отправился провожать гостей. В коридоре навстречу гостям попалась сирра Элоиза, несколько томная после сна. Девушка обняла её, недовольную, прощаясь. Так мать Армана её не простила…
С сиром Марсием всё получилось гораздо сердечней.
— Возвращайся, дочь моя, скорее, — подмигнул он, не вытаскивая больших пальцев из карманов жюстокора.
— Сир Марсий был твоим отцом-наставником в детстве, — рассмеялся отец, увидев смущённую реакцию Мариэль.
«Ну, теперь всё понятно», — хмыкнула ментальная магия, и девушка улыбнулась мужчине в ответ.
— Как же вы долго, госпожа! — шепнула Жанетта, усаживаясь рядом в холодную повозку и растирая ладони, чтобы нагреть воздух внутри до приемлемой температуры.
— Так получилось, — Мари провела рукой по стеклу, успевшим украситься морозным узором.
У ворот стояли сир Марсий и Вернер. Она подняла глаза вверх, высматривая знакомое окно. В нём Арман, кажется, застёгивая камзол. Не удержалась, скосила глаза, высматривая белую полосу сложенного снега, у края дорожки, приложила руку к стеклу — и в окно наблюдающего за отъездом полетел крылатый снежок.
— Ох, и девка! — хмыкнул сир Марсий, заметив эту манипуляцию. Бросил взгляд на цель снежного снаряда, и посуровел. — Увеличить нагрузку вдвое. Через неделю — вчетверо.
— Полагаю, что особой необходимости, господин, в этом нет, — флегматично возразил слуга.
— Порадуй.
— Я видел обмен ментальной магией. Не сомневаюсь, что имела место быть одна из инициаций.
Сир Марсий задумчиво смотрел на ворота, закрываемые дворовыми слугами, выпустил длинное облачко морозного пара изо рта. Несмотря на яростный мороз он и Вернер не накинули на плечи тёплых плащей. Делоне развернулся и зашагал к лестнице, лёгкая ухмылка, переходящая в сдерживаемую улыбку, всё же растянула губы. Но стоило ему зайти в приёмный зал, привычная противоречивая смесь эмоций — иронии и холодности — вернулась на лицо.
Он даст девчонке отдохнуть, пусть хоть до цветения Владычицы гуляет. А затем лично, если Рафэль заартачится, поедет за ней. Без брачной инициации самый щедрый подарок — обманка. Не закрепить хотя бы обручением — новый дар уйдёт. К тому моменту сын расстанется с золотой малышкой, которой даже в голову не пришло поделиться портальным даром. Но это будет чуть позже, через три-четыре месяца, а пока нужно уточнить версию Вернера…
У ворот де Трасси Мари попросила отца и Жанетту подождать, не заезжая на территорию:
— Клянусь Владычицей, на этот раз не обману! — выскочила с сумочкой в руках. — Я только подарок отдам.
Сир Рафэль недоверчиво смотрел вслед бегущей дочери. Пересел внутрь повозки, чтобы не замёрзнуть.
— Жанни, что тебе моя дочь рассказала? — порадовался, как внутри тепло, и расстегнул плащ.
Компаньонка пожала плечами:
— Простите, сир Рафэль, ничего особенного. Сказала, что разговаривали о книгах, Лапеше. Спросила меня, что такое Лапешская Академия и какое отношение к ней имеют инквизиторы и пуритане. Говорит, Арман решил, будто она собралась там учиться.
Сир Марсий осенил себя спасительным знаком:
— Упаси, Владычица, от судьбы попасть туда! Не хватало нам этих одержимых фанатиков! И что же ты ответила?
— То же самое, сир Рафэль. Госпожа много смеялась.
Мариэль в этот раз не задержала, действительно, вернулась быстро. Поздороваться с радостной Люсиль, взгрустнувшей от расставания; перекинуться парой фраз и надеть на неё браслеты — на всё ушло пять минут. Сколько, оказывается, полезного можно сделать за это время! Не то, что с Арманом, дай ему волю…
В Лапеш добрались через час езды по самым разным дорогам — от гладких, на территории де Трасси, до бугристых, заброшенных равнодушными хозяевами. Мариэль, не помнившая Лапеш, с особенным любопытством взирала на относительно большой город с домами, выкрашенными в разные цвета.
В портальной гостинице сняли комнату, чтобы отдохнуть перед перемещением. Жанетта попрощалась с сиром Рафэлем, ссылаясь на то, что брат уже ждал её в Нортоне. И господин Венетт отпустил волнующуюся компаньонку своей дочери.
Пока Мариэль отдыхала, отец успел наведаться в местную кондитерскую, прикупить сладостей для домашних; зашёл в лавку друидов, где заказал большие горшки и вспомогательную питательную смесь для растений. В предвкушении представлял, как выглядят деревца, на которых растут те чудесные оранжевые плоды, дар покойного сэра Рэя. В том, что тот давно умер, сир Рафэль не сомневался. Дочь предложила своё название для незнакомого плода — цитрус, и сиру Рафэлю, шархал дери, оно понравилось!
В дверях гостиницы столкнулся со светловолосым юношей, спешащим на выход. Мальчишка придержал покачнувшийся свёрток сира снизу, извинился и проскользнул на улицу, зашагал по ней бодро и глазея по сторонам.
Лабасс Марою понравился. Деловитый, относительно малолюдный и приветливый. На Рене смотрели благосклонно, прохожие ответно улыбались юноше, готовому засмеяться от чувства парящей свободы. Перед ним распахивался целый мир, до сих пор ограниченный несколькими комнатами трёх замков. За тринадцать дней не получилось полностью исследовать даже родной дом.
В мире Люмерии, основанной светом много сотен лет назад, до сих пор развивавшейся, но уже окрепшей, простой лумер имел больше свободы, чем аристократ, скованный социальными предубеждениями, тщеславием и демонстративным соблюдением традиций. Это казалось обидным.
Марой рассматривал надписи на лавках, иногда заходил внутрь, чтобы полюбоваться на товары. Гостиничный номер на имя Рене Мароя, рядом с тем, в котором остановилась дочь графа де Венетт, был оплачен на пару часов. За это время Рене нужно было успеть прикупить кое-какую мелочь, разумеется, для начала найти соответствующую лавку, и вернуться, не заблудившись в цветном лабиринте улиц.
В магазинчике мелких аксессуаров помощница лавочника Флавия, девчонка лет пятнадцати, зарделась от вопросов любопытного покупателя, попыталась строить глазки и выяснить, откуда Рене Марой, волею какой судьбы оказался в Лабассе и надолго ли. Но стоило ему снять шапку, упарившись в тёплом помещении и провести по взмокшим волосам, как девчонка погрустнела.
— Двадцать шесть сибериусов с вас, господин Марой, — положила на прилавок пакет с кожаными браслетами, шнурками, подвеской и прочей мелочью и вздохнула. — Вас украсит наш товар, и ваша госпожа останется довольной.
— Какая госпожа? — Рене положил необходимую сумму рядом с пакетом, остальную убрал в кошель, купленный здесь же.
— С которой вы обручены, сир Рене, — Флавия записывала в огромную книгу проданный товар.
— С чего вы, милая Флавия, решили, что я обручён? — хмыкнул юноша, подозревая девушку в кокетстве.
— Изволите шутить над глупой девушкой, сир Рене?
— Отнюдь.
Флавия нахмурилась, передёрнула плечами и повернулась к полкам возле места продавца, поправляя висящий товар:
— Грешно шутить над невинными девушками, когда у вас на видном месте руна привязки.
Юноша попросил зеркало. На виске к руне, появившейся после данного обета у Ирминсуля, добавились детали. Теперь символ дерева — вертикальная линия с двумя отросткам вверх — имел корни: две короткие, но яркие полоски, идущие от «ствола» вниз и напоминал букву «ж».
Он забрал товар, извинился перед помощницей лавочника и вышел на улицу. Запах сдобы привлёк к себе внимание, живот отозвался на сытный аромат, и юноша зашагал в сторону аппетитной лавки. Оставался час до отправки через портал в харчевню, что находилась недалеко от де Венеттов. В свете появившегося нюанса нужно было подумать спокойно. И сделать это за кружкой горячего душистого отвара и сладостей будет гораздо проще.
Конец первой книги
Больше книг на сайте - Knigoed.net