Садж очень опасен. Он гораздо сильнее, чем кажется. Внешне он выглядит старым, разбитым, но на самом деле его переполняет демоническая мощь…
Веддет закрыл глаза и замолчал. Было видно, что долгий разговор чрезвычайно утомил его.
Конан поднял взгляд на Илькавара:
– Ну, что скажешь?
– Скажу, что надвигается ночь, и я должен быть в склепе, иначе плакали мои денежки, – храбро отозвался юноша.
– Ты достойный племянник своего дяди, – хмыкнул Конан.
Илькавар побледнел.
– Нет, я совершенно не такой, – твердо произнес он. – Но мой дядя и его бывший сообщник выпустили на землю большое зло. Как наследник Катабаха, я обязан загнать это зло обратно в преисподнюю и как следует закрыть за ним дверь.
Перед входом в гробницу Катабаха Конан остановился и взглянул на Илькавара.
– Не хочется туда входить, верно?
Молодой человек поперхнулся. Менее всего ожидал он услышать от короля подобное признание. Вместо ответа Илькавар молча кивнул.
Мрак гробницы поглотил их. В первое мгновение Илькавара охватило отчаяние. Ему вдруг показалось, что он никогда больше не выберется наружу, никогда не увидит солнечного света.
Король как будто прочитал его мысли.
– Завтра все закончится, – сказал Конан. – Мне жаль твоего приятеля, которого мы сожгли сегодня в воровском квартале, но…
– Мой приятель был ничтожным человеком, – Илькавар судорожно перевел дыхание. – Я должен был лучше заботиться о нем, но я и сам ничтожен…
Конан удивленно поднял бровь.
– Ты не ничтожен, если тебе приходят в голову подобные мысли. Пожалуй, ты действительно стоишь тех забот, которые я расточил на тебя.
– Разве вы сделали это не ради того, чтобы защитить свою столицу, ваше величество?
Конан тихо рассмеялся.
– Тебе палец в рот не клади, Илькавар. Да, я определенно рад тому, что ты останешься в живых.
– Правда?
Конан уловил иронию в тоне своего молодого собеседника и коснулся его плеча.
– Король никогда не говорит неправды, даже когда лжет. И даже если ты уличишь его во лжи, мой мальчик, это все равно не будет названо неправдой. Впрочем, ты останешься в живых, как я уже сказал. Я позабочусь об этом.
«Он хвастается, как мальчишка! – изумленно подумал Илькавар. – Кажется, у короля хорошее настроение… Но с чего бы это? Наверное, он почувствовал себя молодым. Еще бы! Это приключение как будто вернуло его в юность».
О ранних годах короля Конана рассказывали удивительные вещи, и теперь Илькавар склонен был верить большинству из услышанного. В склепе было очень темно, но из-за двери еще пробивался слабый свет. Вечер неохотно уступал права ночи. Наконец последний проблеск света погас.
Конан зажег факелы.
– Нужно, чтобы твои глаза привыкли к темноте, хотя бы немного, – заметил киммериец. – Факелы не столько рассеивают тьму, сколько сгущают ее. Но огонь нам необходим. Он – мощное оружие, особенно в битве с нежитью… Тише.
Он перебил сам себя и замолчал, подняв руку. Илькавар, следуя этому призыву, замер и прислушался. Но сколько он ни напрягал слух, ничего разобрать не удалось. Однако киммериец явно что-то почуял.
Теперь король выглядел совершенно иначе, чем днем: он стал как будто еще выше ростом, в его движениях появилась варварская грация, словно он из сравнительно цивилизованного человека превратился в великолепного дикого зверя, в хищника, готового в любое мгновение броситься на добычу.
– Жди здесь, – шепнул Конан и к ужасу Илькавара выскользнул из гробницы.
Юноша остался один. Он прижался к стене, сжимая в руке горящий факел, и попытался успокоить дыхание. Но шершавый ком застрял у него в горле. Только сейчас Илькавар понял, до какой же степени он полагался на поддержку короля. Присутствие Конана и только оно делало возможным существование в этом жутком склепе, где обитает какая-то убийственная тайна.
Как только Конан покинул Илькавара, юноша утратил последнюю надежду выжить и увидеть обещанное ему утро. Он погибнет здесь, превратится в такое же уродливое бездушное существо, каким стал бедняга Кракнор.
Он всмотрелся в тени, колыхавшиеся в гробнице. Большинство из них было порождением неверного света факелов. Илькавар осознавал это – но осознавал лишь умом, а сердце его бешено отстукивало в груди совсем другое: любая из этих теней может оказаться ожившим проклятием Саджа… Она вот-вот накинется, чтобы уничтожить его, Илькавара!… Здесь смерть повсюду, ею пропитан самый воздух.
Вот над гробницей как будто сгустился воздух. Илькавар заставил себя раскрыть глаза пошире и не отводить взгляда. Он должен быть готов. Огонь факела трещал в его руке, как будто собирался вот-вот погаснуть.
Илькавар шевельнул факелом, точно взмахнул дымным знаменем. Нет, огонь горит ярко. Вот так и должно быть.
Между тем мрак над каменным гробом делался все более ощутимым. Теперь Илькавар точно знал, что ему не почудилось. Тень поднялась над изваянием и тихо шевелилась над ним, как будто щупала его, водила по нему длинными пальцами. Камень заскрипел о камень – крышка с изваянием начала потихоньку сползать с гроба.
Ужас парализовал Илькавара. Он понял, что вот-вот расплачется и бросится бежать, как ребенок. Но вместо этого он оставался на месте. Он даже не дрожал. Если уж нельзя сбежать, лучше превратиться в подобие изваяния. Безумная надежда родилась в его смятенном уме: может быть, чудовище примет его за неодушевленный предмет, за камень, за выступ стены – и не тронет, оставит жить?
До восхода оставалась вечность.
И тут совсем близко от Илькавара раздался спокойный голос короля:
– … Ты что, не слышишь?…
Илькавар содрогнулся всем телом. Конан стоял рядом, полный жизни и тепла. Когда и как он вернулся в гробницу, Илькавар не понял. Это произошло, очевидно, в те мгновения, когда Илькавар потерял сознание.
Нет, ваше величество, я вас слышу… А что вы сказали? – пробормотал Илькавар.
– Я сказал, что поймал кое-кого. – Король тряхнул нечто, похожее на тряпичный мешок. «Оно» болталось в руках короля, совершенно безвольное.
Илькавар понял, что это – какой-то человек.
– Вы убили его, ваше величество?
– Перестань обращаться ко мне «ваше величество» – на это нет времени, – сказал Конан (на эту фразу он время, тем не менее, нашел!). – Никого я не убил. Пока что.
Он снова тряхнул человека, которого держал за шиворот, точно собака крысу.
– Я догадался, кто слоняется возле гробницы, – продолжал Конан. – Помнишь, я приказал тебе молчать и слушать?
Илькавар попробовал было выдавить «разумеется, помню, ваше величество», но с его губ сорвалось лишь невнятное мычание. Конан, впрочем, принял этот звук за утвердительное «да».