— Ошибаешься. Мордрамбор заговорил.
— Заговорил? — Нейенналь обернулась к следопыту и тут же вновь опустила взгляд, опасаясь прочесть в глазах Тадана подробности о том, до чего способно дойти человеческое воображение, раз уж услышанное ею перед выходом из цитадели было названо всего лишь азами. — Впрочем, чему я удивляюсь? Колхамнир, вероятно, очень старался оказаться достойным своих палачей.
— Колхамнир? — как‑то устало переспросил следопыт. — Да, он, несомненно, приложил великие усилия, только вот проку от них было, как от козла молока. Нуменорец за весь день не произнес ни слова. Я видел, как его снимали с дыбы, уже после заката. Думал, либо трупом, либо в беспамятстве, поскольку в том состоянии, в каком он был, ни один человек молчать бы не смог. Только какое там беспамятство — он еще и на ноги подняться сумел. Одно слово черное чародейство. Видимо, верно говорят, что есть у них какое‑то дурманящее заклятье, от которого боли вообще не чувствуешь.
— Сомневаюсь, — тихо сказала эльфийка. — И не могу взять в толк, для чего ты мне все это рассказываешь.
— Каленглад счел, что ты должна узнать слова нуменорца.
— Я бы не хотела сегодня возвращаться в цитадель, сколь бы важны ни были его слова.
— И не потребуется, — Тадан невесело усмехнулся. — Мордрамбор даже Каленгладу отказался повторять сказанного, заявив, что уж с этим‑то я и сам смогу справиться.
— Ты?
— Да. Мне выпало сторожить его нынешней ночью, и, как вскоре выяснилось, к дежурству прилагалась так же великая честь хоть что‑либо услышать от нашего пленника. После того, как Колхамнир ушел, пообещав назавтра продолжить беседу, он часа полтора простоял по большей части с закрытыми глазами, а потом вдруг ни с того, ни с сего начал говорить. Когда ненадолго замолчал, я поторопился позвать Каленглада, но куда там — своенравный ветер уже сменился. Все, что досталось предводителю, это сказанное с издевкой, что нуменорец, мол, дважды не повторяет, и если Каленгладу так надобно что‑то узнать, пускай переспросит у слуги. Слуги! — следопыт фыркнул. — Меня, конечно, по–всякому называли, но чтобы так…
— И что же он сказал?
— Что на страницах бумаг, показанных ему накануне, Амартиэль приказывает своим верным слугам ждать возвращения ее посланников, которые отправились в путь в поисках новых воинов. Дорога посланников пролегла по водам озера, и у них с собой достаточно красного золота, чтобы купить верность жестоких людей с острова, что лежит далеко на северо–востоке, кровожадных и свирепых гаураданов с северо–западных холмов и тех жутких тварей, что блуждают среди упокоищ древних королей. Полагаю, что нуменорец имел в виду кергримов. И, мол, когда эти посланники вернутся из своего путешествия, за ними последует такое количество войск, присягнувших на верность Железной Короне, что враги госпожи Амартиэль уже не смогут выстоять. В этом утверждении он, конечно, преувеличил, но ненамного. Бессмысленно отрицать истину — от военного союза ангмарцев с дикарями и разбойниками, если он состоится, ничего хорошего ждать не стоит.
— Новость скверная. Однако отчего Каленгладу потребовалось так спешно сообщать ее мне?
— Вероятно, ему следовало бы сказать это самому, но, раз уж ты не желаешь возвращаться на остров, за него скажу я. Каленглад просит, чтобы охотник из Лихолесья прошел по следу посланцев, отыскал и остановил их прежде, чем они склонят на сторону Амартиэль новых союзников.
— Отыскать посланцев? Значит ли это, что ангмарцам удалось уйти достаточно далеко, чтобы скрыться от глаз следопытов, которым ведомо все вершащееся близ Озера Сумерек?
— Вероятно да, хотя трудно теперь сказать, каким именно образом мы смогли пропустить их уход из Аннуминаса. Горделерон, ты возьмешься за это дело?
— Каленглад ведь не надеется заполучить еще три игрушки для Колхамнира? Боюсь, я не смогу оправдать его надежд.
— Нет, конечно. Но, если эти посланники на самом деле существуют, они не должны вернуться в Город Королей, а еще лучше было бы, чтобы они вовсе не достигли цели своего пути.
— В таком случае я сделаю все, что в моих силах, — сказала эльфийка. — Леса Эвендима столь обширны, что в них нетрудно будет безвозвратно затеряться трем атани. Ты сможешь распорядиться, чтобы мне возвратили коня? Прошлой ночью конюшни были заперты.
— Разумеется, смогу, — кивнул дунадан. — И даже дам совет следопыта. Если Мордрамбор не лжет и посланцы, действительно, пересекли Ненуиал, имеет смысл поискать лодки у берегов озера. От них взять след будет легче.
— А отчего бы тебе самому не принять участия в охоте?
По лицу Тадана проскользнула тень неудовольствия.
— Рад был бы принять, но Каленглад решил, что таварвайт справится с задачей быстрее и с меньшим шумом, а приказы здесь пока что отдает он. Может, это и верно, спорить не буду, только все же, Горделерон, будь осторожнее, прошу. Мы не можем позволить себе не проверить полученные сведения, однако нуменорцу я не доверяю. Каленглад полагает, что Мордрамбор заговорил из страха перед завтрашним допросом, однако Каленглад не видел того, что видел я. Никакого страха там не было в помине, и от этого слова нуменорца тревожат меня вдвойне. Скорее походит, будто он просто счел, что наступило время открыть нам суть приказов Амартиэль. Чего же тогда он ждал и чего ради осознанно пошел под сегодняшние пытки? Хотел быть уверенным, что мы опоздаем? Возможно, в бумагах говорилось о неких конкретных сроках… это было бы наименьшим злом из всего, что можно предположить.
— Я постараюсь соблюдать осторожность, — пообещала охотница, видя в глазах следопыта неподдельное беспокойство.
Спустя час Нейенналь гнала скакуна в глухую ночь, вновь, в который уже раз, направляясь к мосту через Брендивин. Если у двух посланников, державших путь на север, дорога обещала быть достаточно долгой, то третьего, везшего золото и слова Амартиэль кергримам, определенно, следовало искать в первую очередь, и таварвайт совсем не была уверена, что успеет его перехватить. Тадан, распрощавшийся с эльфийкой возле конюшни, дал слово тотчас отправить к Нетрандиру ворона с предупреждением о возможном незваном госте…
На Тиннудир Нейенналь вернулась лишь поздним вечером спустя две недели после спешного ночного отъезда. На походной куртке таварвайт к этому времени прибавилось заплат, на боку подживала царапина от пришедшегося вскользь удара кинжалом, но следовало отметить, что ангмарским посланникам повезло куда меньше, так что в целом охоту можно было считать удачной. Каленглада в лагере не было. Куда он направился и когда возвратится, Калатердир не знал, и тогда эльфийка спросила о Тадане. Следопыт оказался на острове — в цитадели, на очередном ночном дежурстве в камере пленника. Меньше всего Нейенналь хотелось еще раз входить в каземат, однако об успешном завершении полученного дела, вероятно, следовало хоть кому‑то доложиться, поэтому по некотором размышлении таварвайт все же направилась к цитадели.
О принятом решении она пожалела с первых же шагов, когда из приоткрытой двери временно превращенного в каземат склада на нее нахлынули запахи жаркого и свежеиспеченного хлеба. После двух недель пробавления сухарями, ягодами и подобранными на ходу и так же на ходу съеденными сыроежками — а в те дни, что охотница кружила в поисках следов третьего из ангмарцев по ущельям и курумникам близ северо–восточного берега Ненуиала, трапезы были еще более скудными и редкими — это сшибало с ног похлеще удара тролля. Впрочем, вслед за ароматами еды до таварвайт волной докатилось амбре совсем иного рода — смесь запахов застарелого пота и свежей крови. Нейенналь судорожно сглотнула. Первым позывом было развернуться и уйти, но эльфийка пересилила себя и рывком распахнула тяжелую дверь, искренне надеясь, что Колхамнира внутри не окажется.
Ее надежды оправдались. Из следопытов в помещении находился один Тадан, который сидел за столом, как‑то рассеянно и даже с долей отвращения рассматривая расставленные перед ним глиняные горшочки. По–прежнему облаченный в черную рубаху Мордрамбор был по–прежнему привязан к колонне и будто бы дремал, уронив голову на грудь. Впору было поверить, что никаких допросов и вовсе не вершилось, но только до тех пор, покуда нуменорец не обратил лицо к вошедшей таварвайт. От воителя, виденного Нейенналь в лесу близ гробницы Элендила, казалось, остался один лишь призрак — с запавшими, заострившимися скулами, с черными тенями вокруг ввалившихся глаз, с запекшейся кровью на потрескавшихся, искусанных губах. Впрочем, кое‑что в нуменорце все же сохранилось и прежним — холодная, колючая тьма, притаившаяся во взгляде. Тьма, не знающая ни страха, ни сожаления.
При виде возникшей на пороге эльфийки Мордрамбор криво усмехнулся, следопыт же напротив просветлел лицом и вскочил, едва не опрокинув скамью.
— Горделерон, ты вернулась!?! Ты все же вернулась!
— А разве не должна была? — удивилась таварвайт.
— Должна, конечно. Просто обязана. Когда этот кребан с неделю назад начал каркать, будто Равноталья тебе не покинуть, я так и знал, что его слова лишь пустой звук. Узнать бы, кто ему вообще сказал, что в погоню отправилась именно ты…
Следопыт одарил нуменорца убийственным взглядом, который, однако, остался незамеченным, поскольку воитель уже сомкнул веки, все еще продолжая ухмыляться.
— Вижу, что слегка ошибся, — свистящим шепотом произнес он. — Стало быть, верно рассказывают, будто таварвайт заказан путь в чертоги Мандоса, раз даже трупный яд с кинжала не может их туда отправить.
Нейенналь обернулась, изумленно глядя на пленника. Пускай кто‑то, как и предполагал Тадан, проговорился при нем о том, что по следам посланников Амартиэль пустилась охотница из Лихолесья. Но ни единое живое существо на Тиннудире не могло поведать Мордрамбору, что из трех богато украшенных кинжалов ангмарских посланников бурой, дурно пахнущей отравой был щедро покрыт лишь один. Именно его владельца восемь дней назад охотница повстречала в сосновом лесу у подножия одного из северных отрогов Эмин Уиала среди бриллиантовой россыпи крохотных родниковых озерец урочища, именуемого Равнотальем. И именно он оставил отметину у нее на боку — неглубокую, но достаточную для того, чтобы в кровь попал яд, сладить с которым до конца не удалось даже эликсиру с соком молочного чертополоха. Теперь‑то все уже точно обошлось, благо на таварвайт раны заживают едва ли не получше, чем на кошках, но в первые два дня Нейенналь совсем не была уверена в успешном исцелении.
Что же получалось? Совпадали сроки, совпадало место, оружие прочих двух посланников было чистым… нет, такое не возможно угадать, такое можно лишь знать наверняка.
— Откуда тебе известно, что тот кинжал оказался отравлен? — спросила эльфийка.
Нуменорец не ответил, зато вместо него — вопросом на вопрос — ответил Тадан.
— Какой кинжал? О чем ты ведешь речь?
— О тех словах, что только что были им сказаны.
— Но он ничего не говорил!
Нейенналь перевела взгляд на следопыта. Тот выглядел встревоженным.
— Он только что говорил об отравленном клинке.
Тадан тяжело вздохнул.
— Ты, должно быть, весьма утомилась, — сказал он, всматриваясь в лицо таварвайт. — Две недели пути по бездорожью… хоть здесь и не поля Форноста, но после блужданий по северным пределам Эвендима тоже многое может примерещиться. Каленглад должен завтра вернуться из Ост–Форода. Я скажу ему, что охота удалась, а ты пока отдохни.
— В таком случае в подтверждение слов можешь отдать ему вот это, — Нейенналь бросила на стол нанизанные на кожаный шнурок перстни, снятые с рук ангмарцев. — Думаю, никакого союза больше не будет. Я не намерена оставаться на ночлег на острове, но ведь дунаданам ведомо все, что происходит в окрестных холмах, поэтому, если что‑то потребуется, я полагаю, ты сможешь меня отыскать.
— Погоди, — окликнул Тадан эльфийку, когда та уже развернулась, собираясь уходить.
— Что еще?
Следопыт казался крайне смущенным.
— Ты, наверное, голодная, — сказал он. — А мне Кугуминуиаль столько всего принесла, что одному просто не справиться. Она всегда была щедрой, но в последнее время что‑то и вовсе кормит, как на убой. Давай‑ка, садись за стол.