Таварвайт не сразу узнала голос, вторгавшийся в поток воспоминаний и влекущий ее в реальный мир столь настойчиво, что охотнице не оставалось ничего иного, кроме как повиноваться. Кажется, времени прошло не так уж и много, однако окутанный прозрачным покрывалом предсумеречья Барад–Рат успел опустеть. Из дунаданов в нем оставался один лишь Каленглад, устало сгорбившийся и казавшийся в этот момент совсем уж глубоким стариком.
— Ты меня слышишь? — вновь спросил старый следопыт. — Скажи хоть что‑нибудь. Конечно, столь прекрасное надгробье является воистину королевской почестью, однако страшно видеть, как в надгробье пытается превратиться живое существо. Пора возвращаться на Тиннудир. Полагаю, теперь твоя клятва обходить его стороной утратила всякий смысл.
— Разве я кого‑то удерживаю? — тихо произнесла охотница. — Ступай. А я побуду здесь. Еще немного.
— Еще? Неужто суток тебе не хватило?
— Суток?
Каленглад кивнул.
— Ты простояла здесь всю ночь и весь день, ни разу не пошевельнувшись, — тяжело роняя слова, произнес он. — Мне доводилось видеть, как обращаются в камень застигнутые рассветом тролли, однако я в первый раз вижу, чтобы их примеру пытался последовать кто‑либо из дивного народа.
— А разве одни сутки это столь великий срок? — с горечью спросила Нейенналь. Опустившись на колени, она коснулась ладонями камней кургана, не пытаясь их согреть, но желая хорошенько запомнить их обжигающий холод. Каленглад не ответил, и охотница подумала было, что он, действительно, покинул Барад–Рат, однако, в конце концов, следопыт все же заговорил.
— Тадан приходил ко мне сразу после твоего отъезда. Просил позволения тоже уйти в Аннуминас. Я отказал в его просьбе. Тогда это решение казалось мне верным, ведь вереску не должно мечтать о звездах, которые никогда не снизойдут до скудных северных пустошей. Теперь я думаю, что ошибся. Чего уж скрывать, мы все ошиблись. Даже ты, как погляжу.
Нейенналь закрыла глаза, все еще не отнимая ладоней от камней. Исходящий от кургана холод сковывал ее тело и уже почти добрался до сердца. Перестанет ли оно биться, если сейчас замерзнет?
— Что ты хочешь сейчас услышать от меня? — спросила она, когда молчание начало затягиваться. — Оправдание твоего выбора или осуждение?
— Правду, какой бы она ни была.
— Правда в том, что вереск уничтожен бурей, а звезда слишком поздно покинула небосвод. И все, что ей осталось, это рассыпаться пылью по северным холмам, поскольку даже звездам не под силу повернуть время вспять, чтобы хоть что‑либо исправить. Думаю, ни один мудрец не возьмется теперь предсказать, как бы все сложилось, окажись наши с тобой решения иными.
— Я желал ему лишь добра.
— Я знаю.
— И все же не говоришь ни да, ни нет.
— Я не чувствую за собой права судить. А теперь, прошу, оставь нас. Хотя бы ненадолго.
— Хорошо, — после некоторого молчания обронил Каленглад. — Я выполню твою просьбу. Но прежде чем я уйду, сделай одолжение, удели все же немного внимания и мне.
Таварвайт нехотя обернулась к старому следопыту. Тот протянул к ней раскрытую ладонь, на которой лежало тусклое медное кольцо — узкое, гладкое, без каких‑либо вставок из драгоценных или полудрагоценных камней, но с тонкой вязью рун по внутреннему ободку.
— Это его кольцо, — пояснил Каленглад в ответ на непонимающий взгляд эльфийки. — По праву я должен был бы отдать эту вещь Кугуминуиаль, однако, думаю, Тадану хотелось бы, чтобы она принадлежала тебе. Помни о вереске с северных холмов, охотница. Большего я просить не вправе.
Нейенналь, не мигая, смотрела на предводителя Стражей Аннуминаса. Он издевался, или и в самом деле не понимал, что делает? Возможно, действительно, не понимал. Возможно, у дунаданов и вовсе не существовало схожего обычая. Окажись сейчас поблизости Лаэрдан, охотница, конечно, спросила бы у него, откуда Тадану удалось раздобыть точную копию помолвочного кольца таварвайт, однако Лаэрдана в Барад–Рате не было. И не важно, кому именно изначально предназначалось кольцо, ведь если она сейчас его примет… Нет, так нельзя. Так не должно быть.
«А если бы его предложил сам Тадан?» — бесстрастно спросил не знакомый ей прежде голос. — «Что тогда?»
Всего каких‑то три дня назад Нейенналь крепко задумалась бы над вопросом, но сейчас она просто озвучила ту истину, которая стала ей ясна в полуразрушенной цитадели:
«Я бы дала согласие».
Тишина тяжелым войлочным пологом опустилась на Барад–Рат, отсекая даже малейшие сторонние звуки. Каленглад неловко переступил с ноги на ногу и сжал кулак, опуская руку.
— Понимаю… — сказал он. — Действительно, просьба глупее некуда. В конце концов, эта память или забвение уже ни для кого не будут иметь значения. Удачной охоты в грядущих столетиях, Фередир Горделерон.
Предводитель Стражей Аннуминаса отвернулся, намереваясь уйти.
— Подожди! — это слово таварвайт произнесла шепотом, однако в обнявшей руины тишине ее шепот прозвучал, как крик. Каленглад остановился. Нейенналь приблизилась и склонила голову, бережно принимая из ладони старого следопыта простенькую безделушку, так не похожую на изящные украшения квенди. Кольцо пришлось в самый раз на безымянный палец левой руки охотницы и было холодно, как камни кургана. Возможно, это стоило расценивать, как знак свыше, а возможно, Нейенналь хотелось просто найти хоть какое‑либо подтверждение правильности своего выбора.
— Я буду помнить его, — сказала она, с трудом подбирая слова, царапающие горло подобно каменной крошке. — Даже если бы милостью Валар таварвайт было даровано забвение, я бы отказалась от этого дара. Я не хочу забывать. А сейчас все же оставь нас, прошу.
Каленглад ушел, а охотница пробыла у кургана до наступления темноты. О чем она говорила, о чем пела, могли бы рассказать камни Барад–Рата, но камни предпочитают молчать.
Той же ночью Нейенналь покинула Эвендим. Путь ее лежал на северо–восток, в затененные земли Ангмара, куда уводил уже остывающий след Мордрамбора. След привел к железным вратам Карн Дума, проникнуть за которые эльфийке не могли помочь все ее охотничьи умения. Стоявшая на воротах в ту ночь стража не слышала ни единого звука и не видела ни единой тени, однако при первых проблесках рассвета на привратной площадке обнаружился холмик, сложенный из орочьих голов. И это было только началом.
С тех пор, как эльфийка пришла в Ангмар, минули две полные луны. За это время орки и дуварданы научились бояться, как неверных бурых сумерек дня, так и кромешной тьмы ночи, между которыми, казалось, не было никакого различия для стрел с черным оперением из кребаньих перьев, прилетающих из ниоткуда и неотвратимо разящих выбранную мишень. Но не марионетки Карн Дума были главной целью Нейенналь. Собственно говоря, они вообще не были целью — скорее, препятствием на пути, которое следует убрать, чтобы подобраться к более крупной дичи. Эту дичь таварвайт выслеживала теперь с упорством охотника, знающего, что даже самый хитрый и осмотрительный зверь рано или поздно вынужден будет покинуть свое логово. И не важно, как долго продлится игра в кошки–мышки. Что‑то — быть может, унаследованный все же от отца дар предвидения, а быть может, нечто, стоящее дороже всей дальновидности бессмертных, — подсказывало ей, что их новая встреча уже предопределена, и эту предопределенность не под силу изменить ни Свету, ни Тьме.
Можно было, конечно, подобно мудрому Митрандиру, сколь угодно долго рассуждать о судьбах Средиземья и спасении Эриадора, но одно Нейенналь знала наверняка — когда случай снова сведет ее с Мордрамбором, положенная на тетиву стрела будет пущена в цель не за Эриадор, а за следопыта с острова Тиннудир. И на этот раз она постарается не промахнуться.