— Ничего, — мрачно отвечает она. Нет, так не пойдет. Зову Гарлана.
— Что пожелаете, государь?
— Вина. Зулкибарского, пятнадцатилетнего. Или лучше водки, а, Дусь?
— Не хочу я водки.
— Тогда вина и быстро.
Кувшин на столе появляется буквально секунд через тридцать. Эх, люблю я Гарлана.
— Так, — говорю, — нас в ближайшее время не беспокоить. Хотя нет, минут через пятнадцать еще один кувшин принесите. Лучше сразу два.
— Слушаюсь, господин.
Я быстро сую в руки Дусе здоровенную кружку с вином. Точно, Гарлан — молодец. Сразу понял, что на бокалы мы сегодня размениваться не будем.
Терпеливо жду, когда предметница моя ненаглядная выхлебает примерно с треть. Сам отпиваю лишь немного.
— Ну, что случилось?
— Он со мной разводится, — всхлипнув, произносит Дуся.
— Кто? Терин? С чего вдруг?
— Не скажу.
— Ну ты пей, пей, я сказал! Давай вот так вот, потихоньку. Точно легче станет.
Минут через десять снова спрашиваю:
— Что ты такого с ним сделала, что наш терпеливый чернокнижник решил, что ему лучше остаться в одиночестве?
— Я его ударила…
— Да? И что? Можно подумать, впервые. Да ему только при мне несколько раз тапком прилетало. Вроде как не умер. Что на сей раз?
— Я его избила, — рыдает Дуся, — хлыстом…
Вот это новости. Я, когда ей игрушку эту дарил, конечно, изрядно позабавился, но и представить себе не мог, чтобы…
— В смысле хлыстом? — на всякий случай переспрашиваю я. А то вдруг послышалось.
— В прямом! — восклицает Дуся, — я затащила его в замок Совета чародеев, в пыточную. Нацепила на него ошейник покорности и… и отхлестала его! За то, что он с сыном сделал. А он обиделся!
Вот это да.
У меня слов нет, и чувства тоже куда-то подевались. Сижу и тупо пялюсь на предметницу эту разноглазую. На Терина Эрраде… ошейник покорности… а потом… потом… Это да…
И он с ней после этого всего лишь разводится. Убил бы — я бы понял.
— Ты, Дуся, пей… — практически шепчу я, а самому уже вино и не лезет.
— Валь, я не знаю, что мне теперь делать?! — восклицает Дуся, делая большой глоток из кружки.
И тут на меня накатывает. Я начинаю смеяться и сгибаюсь пополам, не в силах сдерживаться.
— Дуся…
И вот тут появляется моя дочь.
— Папа! — восклицает она, — я только что видела Терина Эрраде, он…
— Что? — пытаюсь простонать я.
— Он разводится с Дусей и у него такой странный след на щеке…
Я уже практически рыдаю.
— Дуся, ты его еще и по морде…
— Папа, что случилось? — недоумевает Иоханна.
— Ханна, выйди, пожалуйста, — сдавленно проговариваю я, — не мешай. Умоляю.
Иоханна, вот послушная девочка, исчезает с поля зрения, а я, наконец, могу вылезти из-под стола. У Дуси вид на удивление несчастный.
— Что мне делать, Валь? — вопрошает она, а я понимаю, что сейчас опять под стол полезу, потому что сил нет видеть эту расстроенную физиономию и одновременно представлять себе Терина, вздрагивающего под ударами хлыста в руках его собственной супруги. Ужас. Просто ужас.
— Прости, Дусь, — тихо произношу я, — я думал, ты мой подарок в каких-то иных обстоятельствах употребишь.
— Валь!
— Не обижайся, дорогая, но я как представлю…
— Ну Валь же!
— Хорошо. От меня ты что хочешь?
Дуся некоторое время обиженно сопит, а потом произносит:
— Я могу у тебя пожить? Некоторое время.
— Конечно! В чем вопрос?
— А Лин?