- А для чего телеграф изобретен? Пошлите ей телеграмму.
Все обрадовались неожиданному выходу. Решают телеграфировать немедленно. Красивым круглым почерком мама начинает выводить:
- "Петербург Гагаринская собственный дом графине Уваровой для Тамары Хованской"... Ну, адрес написала. Диктуйте дальше.
- А что там раздумывать! - снова взрывается дядя Мирон. - Пиши так: "Дрянная девчонка! Стыдно! Уморишь деда!
Телеграфируй немедленно. Напиши подробное письмо!" Вот и все...
- Нет, - возражает мама, - "дрянная девчонка" - это слишком грубо и резко.
- А я бы, - вступает в спор дедушка, - я бы написал не только "дрянная", но еще и "паршивая"! Человек должен быть человеком, а не свиньей!
- Нет, - говорит папа, - надо написать спокойно, без выкриков. Напиши так: "Дедушка очень обеспокоен твоим молчанием"...
Спор из-за текста телеграммы все разгорается. Мама хочет мягче. Мирон и дедушка - резче. Папа настаивает: телеграмма должна быть деловая, без истерики.
Внезапно раздается телефонный звонок: звонит Леня.
- Шашура, вы сегодня в городе?.. У нас новость: письмо от Тамары.
- Ну что с ней? Как она?
- Да ничего с ней! Никак она! - нетерпеливо отвечает Леня. Живехонька-здоровехонька!.. Дедушка просит узнать: можно ли нам с ним сейчас прийти? Поговорить...
Конечно, все кричат:
- Да, да! Ждем! Пусть скорее приходят!
Мама достает из буфета любимую Иваном Константиновичем "апекитную" чашку и ставит ее на стол.
- Значит, "на вече"... - задумчиво говорит папа.
- Что там в этом письме? - гадает мама.
Дядя Мирон шумно встает из-за стола:
- Ничего в этом письме нет! Сказал же Леня: "живехонька-здоровехонька"! Просто измучился старик за три недели, хочет посидеть с друзьями... Пойдем, папаша, не надо его стеснять.
Приходят Иван Константинович с Леней.
- Вот что, друзья мои... - начинает Иван Константинович, как всегда, когда он открывает "вече" и собирается произнести речь.
Но тут же он замолкает. Растерянно обводит нас беспомощным взглядом своих добрых медвежьих глаз.
Мама приходит ему на помощь:
- Письмо получили, Иван Константинович?
- Получил. Да. От Тамарочки... - отзывается он деревянным голосом. Вот оно...
И он достает из бокового кармана конверт - уже знакомого нам вида, узкий, изящный, сиреневого цвета.
Ох, была бы у меня такая почтовая бумага, я бы каждый день письма писала! Вот только одна беда: не только бумаги такой у меня нет, но и письма мне писать решительно некому.
- Сашенька, - просит Иван Константинович, - ты Тамарочкин почерк знаешь? Прочитай вслух...
Но тут вмешивается Леня. Он все время не спускал с Ивана Константиновича тревожного взгляда и теперь берет у него из рук сиреневый конверт:
- Не Надо вслух, дедушка! Пусть каждый читает про себя...
Мы так и делаем. Вот оно, письмо Тамары. К нему нужно еще добавить бесчисленные кляксы, ошибки, помарки, какие-то рисуночки, - тогда все будет во всей красе!
"Дорогие дедушка и Леня!
Как вы поживаете? Отчего вы мне не пишете, аи, аи, аи, как нехорошо, вы меня забыли, я плачу...
(Здесь нарисована рожица, из глаз ее катятся небольшие блинчики и сбоку приписано: "это мои слезы".)
Я живу чудненько! Просто сказать, роскошно! У тетушки дом в два этажа, четырнадцать комнат. И весь дом занимает одна тетушка! Вы такой квартиры, наверное, никогда и не видали, даже у Нютки Грудцовой такой нет. В моей комнате обои не бумажные, а стены обиты английской материей, называется "чини,".
Нютка лопнула бы от зависти, наверное, лопнула бы.
Мы уже переехали в Павловск на дачу, каждый вечер ездим на музыку, там самое лучшее общество. Только, к сожалению, много всяких Дрейфусов! Но кто в платочке или без шляпки, тех даже не впускают в зал. Простонародье слушает музыку из-за мостика. А вчера днем я была просто счастливая, потому что в парке мимо меня проехали великий князь Константин Константинович с сыновьями, и они привстали в стременах, и они отдали мне честь, потому что Павловск принадлежит им, значит, они здесь хозяева, а я, значит, ихняя гостья, и они меня приветствуют, это у них такой обычай. Правда, красиво?
Скоро уезжаем за границу. Я вам оттуда пришлю адрес. Дедушка, миленький, надо все-таки, я думаю, прислать сюда бабушкин трельяж красного дерева. Пусть тетушка видит, что мы у дедушки Хованского жили тоже не как последние какие-нибудь.
Целую вас крепко-крепко. Привет Сингапурке, злому попугайке.
Ваша забытая Тамара".
Все мы прочитали письмо Тамары. Сидим, молчим. "Веча"
сегодня не получилось - нечего обсуждать, все ясно.
Иван Константинович прощается и идет к двери:
- Ты, Леня, здесь оставайся. Я немного пройдусь - пускай меня ветерком ополоснет...
После его ухода Леня бежит к окну. Смотрит на улицу и удовлетворенно кивает:
- Молодец Шарафут! Ведь он еще ничего не знает, что за письмо, о чем письмо. А вот чувствует, что дедушка огорчился, и - глядите! - идет за ним! Крадком идет, чтобы дедушка не заметил...
Глава шестая. НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ
Вечернее чаепитие на даче - священнодействие!