- В телеграмме сказано, - вспоминает Шнир, - Лабори ранен легко.
- Дедушка! - вдруг вспоминаю я. - Надо дедушке сказать, что Лабори не убит.
- Дедушке? - весело переспрашивает Степа. - Ваш дедушка уже сегодня в шесть часов утра прибежал к нам в типографию узнать, что и как! Услыхал, что Лабори жив, чуть в пляс не пустился! Такой старик ваш дедушка - дай боже всем молодым!..
Рана Лабори оказалась легкой: к концу недели он уже снова появился в суде. Дрейфусары встретили его овацией. Антидрейфусары - звериным ревом и градом угрожающих писем: "Если ты, мерзавец, не уберешься из Ренна, тебе не жить! Прикончим - На этот раз, будь спокоен, не промахнемся!"
Процесс в Ренне продолжается. С прежним блеском ведет защиту Лабори. Но чем дальше, тем все более становится ясно: дело безнадежное. Дрейфуса осудят вновь.
- Как вы не понимаете? - ворчит на нас дядя Мирон. - Чего можно ожидать от кастового суда?
- А что это - кастовый суд? - спрашиваю я.
- Ну, как бы тебе это получше объяснить? Понимаешь, есть правильный суд и неправильный. В правильном суде рассуждают так: вот этот человек поступил против закона, значит, он виноват и должен быть наказан. Кто бы он ни был, все равно - он совершил преступление, его надо наказать. Но мы живем в кастовом обществе. И у нас важно не самое преступление, а то, кто его совершил. Если преступник из высшей касты, его оправдают. Если невинный - из низшей касты, его осудят...
- Это очень плохо! Ужасно!
На следующее утро я, конечно, передаю Степе и Шниру слова дяди Мирона. Они понимающе переглядываются, и Шнир говорит мне серьезно:
- Ваш дядя, конечно, образованный человек. Но вот, понимаете, есть такие вещи, которых не знают и образованные люди! Ваш дядя сказал вам не самую правду, а только "около правды". Каст нету, есть классы. Подробно об этом вы узнаете в свое время - может быть, даже скоро. А пока вам надо знать одно: правящий класс всегда прав - ив жизни, и на суде. А угнетенный класс всегда считается неправым...
- А нельзя сделать так, чтобы этого безобразия не было? - допытываюсь я.
- Можно, - отвечает Шнир, снова переглянувшись со Степой. - Люди борются за это. Это называется "классовая борьба"... Понимаете?
Процесс подходит к концу. И уже ни у кого нет надежды, что он завершится благополучно для Дрейфуса.
Кончается и лето. Скоро начнутся занятия в институте.
Большой куст орешника под нашим окном в ветреные дни уже не просто шуршит ветвями, словно что-то бормочет, - нет, теперь ветви его стучат в стекло твердыми ореховыми "лапками". В каждой такой лапке от одного до пяти светлых пальчиков-орешков, иногда и больше. Лапки стучат в стекло они зовут в лес, в поход за орехами.
Мы так устали от целого месяца волнений, - а что-то сегодня там, в Ренне? - от газет, от разговоров и споров (у нас, по обыкновению, с утра до вечера толпится взволнованный народ), - что иногда рады отдохнуть от всего, уйти в лес за орехами. Мама просто гонит меня, Леню и приходящих ко мне подруг:
- Довольно вам тут слоняться среди взрослых! Ступайте в лес! Собирайте орехи!
28 августа мы уходим в ореховый поход: Варя, Маня с Катюшкой, Леня и я (Лиды Карцевой с нами нет - мама ее заболела, папа увез маму за границу, а Лиду отправили до конца каникул в Петербург, к теткам-писательницам).
После отъезда Тамары, которую у нас никто не любил, Леня стал уже вроде не Тамарин, а мой старший брат. Все мои подруги любят Леню. Конечно, он, как все мальчишки, и насмешник и дразнилка. Но, если бы спросить у меня и у моих подруг, за что мы любим Леню, мы бы, наверное, ответили: Леня надежный. Ему нельзя не верить, на него можно положиться.
Плохого Леня ничего не сделает, он и других остережет. Леня всегда и во всем поможет и выручит, как настоящий друг. Вот за это мы его и любим!
В азарте охоты за орехами - их необыкновенно много! - мы забредаем так далеко в лес, что никто из нас уже не соображает, в какой стороне наш дом.
- Друзья мои! - дурачится Ленька. - Мы попали в страшную беду! Мы заплутались в джунглях!
- Что же нам делать? - трагически, в тон ему, подаю реплику я. Наступают сумерки, воют волки, свистят ядовитые змеи...
- Шипят гуси! Кудахчут куры! Положение безвыходное! - подхватывают девочки.
- И ужасно хочется пить! - жалобно стонет Катя.
Надурачившись вдоволь, решаем идти по симпатичной тропе, вьющейся среди леса. Бывают такие тропочки - бегут впереди человека, как собачки. Все равно выбирать не из чего - дорогу мы потеряли; спросить в лесу не у кого; и хотя змеи и не свистят, шакалы не воют, но пить хочется всем - не одной Катюшке. Куда-нибудь да приведет нас эта славненькая тропинка. К жилью, к людям...
Так и случается. Вскоре мы приходим к глухому забору и останавливаемся перед воротами с надписью:
КУМЫСНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ
А МУРАТОВА
Никто из нас здесь никогда не бывал. Я слыхала от папы, что здесь изготовляют лечебный кумыс.
Решаем зайти - попросить напиться. Узнаем, где мы находимся и как попасть домой.
За забором маленький дом, так ослепительно выбеленный известью, что он похож на снежный сугроб. Перед домом молодая женщина играет с крохотной девочкой - видно, с дочкой.
У женщины круглое лицо, плоское, как тарелка. На этом лице играют-дразнятся раскосые по-монгольски глаза, похожие на крупные синевато-черные изюмины (этот сорт изюма в магазинах называется "малага"), У девочки такое же круглое личико и такие же изюмины-глаза, как у матери. На голове у женщины круглая, плоская татарская шапочка-ободок, с которой свисает назад лоскут материи. Девочка простоволосая, на голове у нее много диковинных коротышек-косичек. Косички прыгают-пляшут на круглой девочкиной головке.
Отойдя от девочки шага на три, мать протягивает к ней подманивающие руки и ласково журчит-приговаривает:
- Ходите, ходите, ходите, ходите...
Осторожно, как по льду, девочка переступает босыми ножками и, пройдя пространство, отделяющее ее от матери, бросается в материнские руки, закинув головку и счастливо крича что-то на непонятном языке. Но, и не зная языка, понятно, что именно она кричит:
- А вот я и дошла! А вот я и дошла!..
Мать крепко охватила девочку руками, прижимает ее к себе.
И до того они обе прелестны, что в сердце невольно поднимается горячая волна. "Милые, какие милые!" - думаешь, глядя на них.
И вот Варя Забелина тоже протягивает руки к девочке и ласково манит ее к себе, повторяя те же воркующие, призывные слова, какими перед тем подманивала девочку мать:
- Ходите, ходите, ходите, ходите!
Мы с Катюшей и Маней делаем то же самое. Девочка смотрит на нас. Синевато-черные изюмины ее глаз выражают удивление: что это еще за четыре незнакомые растрепанные обезъяны зовут ее каждая к себе? Потом она пристально всматривается в каждую из нас по отдельности, словно выбирая: к которой направить свои еще нетвердые шажки? И выбирает Варю!
- Ходите, ходите, ходите, ходите! - гудит Варя добрым, шмелиным голосом.
Девочка слезла с материнских колен и сторожко туп-тупает по песку. И вот уже Варя подхватила ее на руки.
Я смотрю на Варю - Варю Забелину, нашу Варю... За четыре года я, казалось, выучила ее наизусть до последней черточки. Вздор, ничего я о ней не знала раньше! Вот этой нежной улыбки, этих ласковых глаз - ничего этого я прежде не замечала! Она красивая, наша Варя! И когда же расцвела эта спокойная красота, что никто этого и не заметил?
Радуясь новой забаве, девчушка обходит нас всех по очереди. И снова я, как прозревший слепой, впервые вижу, какими прелестными стали внезапно Маня и Катюша! Разве у Мани и вчера были такие огромные, задумчивые глаза? Вздернутый носик Катеньки Кандауровой - он, конечно, не сегодня вздернулся, как гребешок у петушка, - но раньше я не замечала, какое в нем веселое очарование!
Молодая женщина объясняет нам, что она - жена кумысника Муратова, зовут ее Фатимой. А призывное: "Ходите, ходите, ходите, ходите!" - это совсем не то, что "поди сюда, поди сюда, поди сюда!" Это имя девчушки - Хадити.
Хадити с вопросительным выражением смотрит на Леню.