Мчатся тучи, вьются тучи
Невидимкою луна.
И вдруг - как взвизг гармошки - в пушкинскую стройнocть врывается дурацкое:
Тирли-тирли-солдатирли!
Али-брави-компаньон!
Хожу злая. И, чем больше злюсь, тем неотвязнее вертится в голове проклятое "тирли-тирли-али-брави"!
Во время первой перемены новенькая стоит в коридоре, в оконной нише, одна. Она спокойно-внимательно смотрит на волну мимо идущих девочек. Словно высматривает кого-то. Во время второй перемены то же самое. Но, когда начинается большая перемена, новенькая решительно преграждает дорогу нашей компании и говорит, глядя на нас своим открытым, доверчивым взглядом:
- Девочки, можно мне с вами ходить?
"Ходить с вами" - это выражение, принятое в гимназиях и институтах. "Она ходит с Поповой и Анощенко", "Мы с ней ходим". Это означает: ходить вместе на переменах, держась под руки. Это еще не значит дружить - нет, это ступенькой ниже.
Те, кто дружат, конечно, и ходят вместе на переменах. Но те, кто ходят вместе, еще не всегда дружат - они просто "приятельствуют". Наша новенькая во время первых двух перемен внимательно и пытливо смотрела, с кем ей хочется "ходить вместе", и выбрала нас. Чем-то мы ей, видно, понравились, и она подошла к нам открыто и доверчиво.
Мы радушно отвечаем ей:
- Конечно, можно! - и включаем ее в нашу шеренгу - между Варей Забелиной и мной.
Все вместе мы продолжаем наш путь к полутемному коридорчику около приготовительного класса; там стоит наша "столовая скамья"; на ней мы всегда завтракаем на большой перемене.
"Занимать скамью", чтобы на ней не уселись другие, это всегда делает Меля Норейко: она больше всех озабочена тем, чтобы "кушять спокойненько". Ведь на ходу, говорит она, "и собаки не едят"! Поэтому, едва прозвучит звонок на большую перемену, Меля опрометью мчится к нашей заветной "столовой скамье", занимает ее и ждет нас.
Вот и сейчас, когда мы подходим вместе с новенькой, Меля уже расположилась на скамье со всеми своими закусками и лакомствами.
Увидев новенькую, Меля недовольно хмыкает:
- Еще баба до воза!
Мы сообщаем Меле про новенькую все, что она успела рассказать нам по дороге к скамейке.
- Это Люся! - представляю я.
- Сущевская... - дополняет Варя.
- Она из Вологды приехала! - радуется Катюшка. - И папа мой тоже был вологжанин!
Но Меля смотрит на новенькую неласковыми глазами:
- Шестерым на скамье не усесться.
Новенькая смущается:
- А я постою. Рядом со скамейкой...
- Не надо! - говорю я резко, потому что меня уже давно бесят Мелины фокусы. - Всегда мы здесь вшестером сидели - с Лидой Карцевой.
- Даже всемером! - подхватывает Катюша. - С нами еще ведь и Тамара Хованская сидела.
Очень неохотно Меля вынуждена потесниться со своим хозяйством освобождается местечко для Люси Сущевской.
Смеясь, толкаясь - нам в самом деле тесновато, - усаживаемся мы все. Новенькую, Люсю Сущевскую, мы посадили посередине и, конечно, основательно стиснули ее.
- Жива? - приветливо гудит ей Варя.
- Дышу... - смеется Люся. - В тесноте, да не в обиде!
Покончив с завтраком, мы ходим по коридорам. Меля незаметно оттягивает мой локоть, чтобы поотстать со мной от остальных. Она, видно, хочет мне что-то сказать.
- Ну? - спрашиваю я очень неприветливо. - Что еще?
- Вы все, честное слово, какие-то дурноватые! Сзываете народ отовсюду. Можно подумать, вам сено косить надо. Ну, зачем вы эту подхватили? - Меля презрительно показывает подбородком в сторону Люси Сущевской, идущей впереди вместе с остальными девочками. - "Это Люся Сущевская! Из Вологды}" - очень зло передразнивает нас Меля. - Подумаешь - герцогиня из Парижа!
- Ну и что? - уже рычу я, еле сдерживаясь.
- А то! Завтрак ее видела ты? Нет, помилуйте, ты такими мелочами не интересуешься! - кривляется Меля. - На черном хлебе вареная говядина из супа! Вот она кто, ваша герцогиня!
На меня - чувствую - накатывает та волна вспыльчивой ярости, которой я всегда страшно стыжусь потом. Просто нет сил удержаться и не ударить Мелю по ее раскормленной физиономии! Но тут же это перекрывается озорной мыслью, веселой и злой и такой же бессмысленной, как вертящиеся в моей голове с утра "тирли-тирли-али-брави"!
- Меля! - говорю я тем замогильным шепотом, каким в наших домашних спектаклях мы изображаем таинственных злодеев. - Меля, ты можешь сохранить тайну?
- Вот крест святой... - И Меля начинает истово креститься.
- Нет! - продолжаю я так злодейски, что мне самой становится страшно. Нет, простой клятвы мало! Повторяй за мной: "Если я разболтаю эту тайну, пусть жабы и скорпионы жалят мою печень! Пусть шакалы и гиены терзают мой труп!.."
Повтори!
Меля усердно и старательно бормочет:
- Если я разболтаю... пусть жябы и шякалы скушяют мою печенку... И скорпиены тоже!
- Хорошо, - одобряю я. - Слушай: эта новенькая - никакая не Люся и никакая не Сущевская! Она... графиня!
- Что ты говоришь? - Меля поражена. - А как ее фамилия?
Этого вопроса я не предвидела. Ну да не отступать же!
- Она - графиня... графиня де Алибрави!
- Ох! - Меля уничтожена. - А почему она об этом молчит?
В самом деле, почему она молчит? Надо врать дальше!