С солнцем божьим взойдет солнце радости...
- Жених идет! - предостерегает меня Люся.
- "Сколько времени понадобится для наполнения бассейна, если одна труба..., а другая..." - говорю я вслух условие задачи.
За моей спиной слышу шажки Виктории Ивановны по песку дорожки.
- А труженицы мои все пишут, все учатся! - И Виктория Ивановна обнимает в одном охвате обе наши головы. - Скоро угощу вас чудным блюдом, называется "гусарская печень"! Рецепт у меня еще от бабушки. Вот была кулинарка, моя бабушка!
Столовники сегодня мне ручки расцелуют!
- Фикторий Ифан, - дурачась, пищит Люся с немецким акцентом, - ви мешайт нам работать!
Посмеявшись, Виктория Ивановна возвращается в дом, к плите, - стряпать "гусарскую печень".
- Несчастье с мамой! - Люся не то шутит, не то грустит. - людей купят печенки, нарежут ломтиками, поджарят с луком, картошкой - дешево и сердито. А главное - все сыты. А нас душат бабушкины рецепты, мы делаем гусарскую печень а ля гоп-гоп-гоп! Продуктов уходит прорва, а есть эту бурду невозможно...
- Есть еще одно хорошее блюдо: мексиканское тирли-тирли из протертых пупков птицы киви-киви! - напоминаю я Люсе.
По дорожке торопливо идет Стэфа Богушевич. Увидев, что мы с Люсей смеемся, она радуется:
- Ну, слава богу! Маня, значит, принесла?
Стэфа всегда говорит громко. Это у нее такое правило: "Если не приготовила урока и ничего не знаешь, отвечай учителю что хочешь - хоть чепуху, - но громко и очень уверенно: тройка обеспечена!" Это у нее вошло в привычку. Стэфа и сейчас спросила: "Маня, значит, принесла?" - так громко, что в окне немедленно показывается голова Виктории Ивановны.
- Кто пришел?.. Ах, Стэфочка. А где Маня? Что она такое принесла?
Посмотрев на нас с отчаянием, Люся успокаивает мать:
- Фикторий Ифан, ви мешайт нам работать!
- Ну хорошо, не буду, - миролюбиво соглашается Виктория Ивановна, отходя от окна.
- Ну чего ты вопишь, Стэфка? - выговаривает ей Люся шепотом. - У моей мамы слух, как у горной козы! Ты еще ничего не сказала, ты только собираешься сказать, а уж мама слышит! - И еще тише Люся добавляет: - А Мани почему-то все нету...
Но вот наконец и она, Маня! Мы смотрим на нее - и скисаем, как стоялая простокваша.
Маня очень бледная, очень грустная.
- Неудача, Маня?
- Да. Неудача... - Тихие слова Мани слетают еле слышно с ее губ.
- Не дал?
- Не дал.
- А ты у него просила, Маня?
- Нет, не просила. Не такой он человек, чтобы надо было его просить, напоминать ему. Он все сам помнит: и что алгебра через два дня, и что мы ждем... Ничего я ему не сказала, только, прощаясь, посмотрела на него. А он... он отвел глаза.
- Значит, не дает! - заключает Стэфа.
- Значит, не может дать! - поправляет Маня.
- Почему - не может?
- Не знаю. Старшая сестра его, Юлия Григорьевна, - замечательная женщина, она и геометрию мне передала! - вышла сегодня в переднюю провожать меня. Я смотрю на нее, ничего ке говорю, она сама все понимает. "Не спрашивайте, говорит, Маня! Ни о чем не спрашивайте!" И ушла в комнаты.
- Но ведь геометрию-то он нам дал! И так хорошо получилось: все, как одна, решили!
- А может быть, именно поэтому? - гадает Маня. - Может быть, начальство стало догадываться? Надо нам и о самом Горохове подумать: если все откроется, он не просто вылетит, а как пробка из бутылки! Его уже никуда не пустят преподавать, ни в одно учебное заведение... А ведь у него семья!
- У кого семья, Манечка? - спрашивает Виктория Ивановна, появляясь в окне.
Маня не успевает ответить. Ее перебивает Люся:
- У Данетотыча, мама, у швейцара нашего. Громадная семья! Жена и восемь человек детей! Они в деревне живут.
- И славные детки? - интересуется Виктория Ивановна.
- Прелестные! - с жаром расписывает Люся. - Все блондины с черными глазами! А у самой маленькой девочки на ручке шесть пальчиков!
Мы от души веселимся: никаких деток - ни с пальчиками, ни без пальчиков - у Данетотыча нет.
- Скажите на милость, шесть пальчиков! - поражается Виктория Ивановна и, спохватившись, спешит к плите, где, может быть, пригорает "гусарская печень"...
- Вот что я вам скажу! - И Стэфа отчеканивает раздельно, упираясь пальцами в круглый стол и покачиваясь в такт своим слезам: - Сейчас... Я... Иду... К нему... К Горохову. Вот!
- И что ты ему скажешь?
- Что я ему скажу? Скажу: "Не-хо-ро-шо!"
- Немного!
- Могу сказать и больше, - продолжает Стэфа. - По арифметике, скажу, мы вас ни о чем не просили, так? Так. Мы ее еще в младших классах проходили и теперь сами повторили. А по геометрии и алгебре с нами никто не занимался, так? Что же нам - пропадать? Так? Вот что я ему скажу!
- Очень грубо! - сердится Маня. - Грубо и неблагодарно.
Он нас пожалел - он дал нам задачи по геометрии. Он многим для нас рискнул! А мы...
Но Стэфа упрямо перебивает ее:
- Нет, я с ним еще о другом поговорю, с Гороховым! Хорошо, скажу, не давайте нам задач по алгебре - ну и что получится? Почти весь класс провалится, так? И тогда, тогда станет ясно, что с геометрией дело было нечисто. Кто-то дал нам задачи - мы и решили. А по алгебре мы задач не получили - ну и утонули, как котята в помойном ведре! Так?
Позабыв всякую осторожность, мы все в запальчивости кричим друг на друга не хуже, чем Стэфка.