Бодэ уже проснулась. Слышно было, как художница ходит, мурлыча какую-то мелодию; в студию проникали аппетитные ароматы, которые отнюдь не помогали Сэм забыть, насколько она голодна.
Сэм лихорадочно соображала: на кристалл надежды нет, а Бодэ выше нее и, насколько можно судить, намного сильнее. Сэм вытащила из ножен свой меч, который прошлой ночью казался таким легким и удобным, и обнаружила, что теперь ей с ним не справиться. Все не так просто, черт возьми! Все совсем не так просто! Но ведь прошлой ночью она не сделала ничего такого, чего не могла бы сделать вообще. Пусть она раньше и не мечтала о таких подвигах. Кристалл только дал ей уверенность в себе и некоторые хорошо отработанные навыки...
Темнело, и Сэм уже почти решилась оставить Бодэ лужу на полу. Черт с ней! Без Чарли - пропади все пропадом, и этот поганый мир, и сам Булеан.
Сжимая изо всех сил рукоять меча, она прокралась в лабораторию, прячась за грудами наваленного повсюду барахла, и увидела Чарли, распростертую на ложе с регулируемой Х-образной рамой. Бодэ возилась возле лабораторного стола. Две маленькие бутылочки по-прежнему стояли на нем, и неизвестно было, использовали их уже или нет. Сэм хотелось надеяться, что нет; хотя уже темнело, однако двадцать четыре часа еще не истекли.
Бодэ была в той же раскрашенной наготе, только теперь на ней были искристо-розовые трусики и открытые сандалии, да еще длинный фартук, видимо, на тот случай, если какой-нибудь из составов, кипящих на лабораторном столе, начнет брызгаться и плескаться.
Художница-алхимик сидела спиной к Сэм. Она казалась просто огромной.
Вдруг что-то упало у нее со стола.
- Лунные камни и рыбешки, - красочно выругалась Бодэ. Легко поднявшись с рабочего стула, она наклонилась, чтобы подобрать упавшую вещь. Сейчас или никогда, решилась Сэм.
Она собрала все силы, внезапно выскочила из укрытия, размахивая обнаженным мечом, и с яростным воплем "И-йя-а-а-а!" ринулась на рослую противницу.
Застигнутая врасплох, Бодэ успела только вскинуть голову, чтобы посмотреть, что происходит, - Сэм с размаху врезалась в нее всем телом, и Бодэ, отброшенная внезапным ударом, стукнулась головой о мраморный край лабораторного стола. Глаза ее широко распахнулись, потом закатились, и она медленно осела.
Сэм откатилась в сторону и вскочила на ноги. Все произошло так быстро, что она даже не успела подумать ни о чем и теперь с удивлением обнаружила, что рослая женщина распростерлась на полу, неподвижная, похожая на огромную куклу, сшитую из яркого разноцветного тряпья. "Неужели я ее убила?" - изумленно подумала Сэм.
Вдруг Бодэ пошевелилась, и Сэм сообразила, что еще минута, и будет поздно. Она схватила со стола одну из бутылочек - черную - и опустилась на колени рядом с художницей, которая очнулась, но еще не совсем пришла в себя.
- Вот, выпей это. Тебе станет лучше, - сказала Сэм самым заботливым голосом, каким только могла, и поднесла откупоренную бутылочку к губам Бодэ.
Та пригубила, поперхнулась и вдруг почти с жадностью выпила все до дна. Ее огромные затуманенные глаза широко раскрылись, она уставилась на Сэм, потом заметила бутылочку, и глаза ее раскрылись еще шире.
- Яблочный сидр, - пробормотала она. - Бодэ всегда хотела знать, каково это на вкус. Подумать только!.. - Она вздохнула, широко улыбнулась и снова опустилась на пол.
Сэм не знала, что за снадобье она схватила. Просто это был единственный путь сделать так, чтобы Бодэ не пришла в себя. Теперь Сэм пыталась понять, что же такое было в этой бутылочке.
Что бы ни было, оно снова свалило художницу и дало девочке хоть какую-то передышку. Она хотела броситься к Чарли, но через приоткрытую дверь в дальнем конце лаборатории приметила некий весьма знакомый и насущно необходимый ей предмет. Облегчиться было почти так же приятно, как победить.
Потом она подошла к Чарли. Да, Бодэ хорошо поработала над ней; если здесь можно натворить такое с помощью каких-то снадобий, то на что же способна настоящая магия?
Прежние, полученные от Сэм длинные и прямые черные волосы Чарли Бодэ высветлила, превратив ее в рыжеватую блондинку, оставив лишь отдельные черные и каштановые прядки; кроме того, она умудрилась как-то распушить их и сделать гуще. Ресницы казались необычайно, почти неестественно длинными, неправильный прикус пропал, губы чуть-чуть приоткрылись, стали полнее, обрели совершенные очертания и глубокий, насыщенный, ровный алый цвет. Но замечательнее всего был рисунок вокруг глаз, нежный, зеркально отраженный на другой стороне лица. Это были легкие голубые крылышки мотылька, по одному с каждой стороны, выходившие из уголков глаз и изящными дугами устремлявшиеся в стороны, в их сплошной голубизне виднелись тончайшие прожилки белого и черного, что придавало им обворожительную прелесть, а из верхней части крылышек исходили тонкие, грациозно изогнутые черные линии, Кончавшиеся крохотными черными точками.
У самой Бодэ был такой же рисунок вокруг глаз, как у тех женщин в таверне. Но этот, на лице Чарли, был утонченным и столь изящно гармоничным, что
Сэм вынуждена была признать - какие бы преступления ни были на совести этой женщины, она действительно была прекрасной художницей.
Облик Чарли дополняли крупные серьги. Если бы Чарли стояла, они свисали бы до линии рта; массивные, видимо, бронзовые, а не золотые, в форме мотыльков, летящих вперед, к лицу Чарли.
Тот же мотив повторялся в росписи тела, хотя она и была "недосказанной", по выражению Бодэ. Это был мотылек, только намеченный контуром, но слегка оттененный, что создавало видимость сплошного рисунка; паутинно-нежные верхние крылышки начинались под грудями, из кончиков крыльев выходили тонкие голубые линии и поднимались, охватывая каждый сосок идеально ровным кружком. Плавно изгибаясь, крылышки сходились к пупку, в который был вставлен тоже голубой камень, и снова расходились вдоль бедер. Головой мотылька был пушок внизу живота, подкрашенный в тон новому цвету волос. Хотя крылышки были только намечены голубым контуром, внутри него угадывался многоцветный сложный рисунок, изменявшийся в зависимости от того, как на пего падал свет или с какой стороны на него смотрели. Кожа казалась блестящей, словно бы влажной, нежной, совершенно гладкой. Груди были прежнего размера, но стали тверже и больше выдавались вперед. Такие груди спрятать под одеждой было бы невозможно. Они напоминали о статуе.
Волосы на теле исчезли, кроме пушка внизу живота, но и он был аккуратно подстрижен; исчез даже старый шрам от аппендицита. Ни веснушек, ни родинок, ни единого изъяна.
Гладкие, совершенной формы ногти, окрашенные в тон голубизне крыльев мотылька, были длиной, пожалуй, больше дюйма. Ногти на пальцах ног тоже были окрашены в тот же цвет, но коротко острижены.
На Чарли были еще браслеты на запястьях и лодыжках в виде плетеных цепочек, сидящие свободно, но неснимающиеся, и такое же ожерелье на шее.
Утром Сэм видела, что на спине Чарли нарисован еще один мотылек, того же цвета, но лежащий на спине, словно плащ, так же точно следуя всем изгибам тела, как и тот, что был нарисован спереди. Цвета были яркие, живые, нисколько не похожие на обычную татуировку, и Сэм оставалось только гадать, можно ли свести всю эту живопись.
Одно можно было сказать точно. В облике Чарли не осталось и следа мужских черт.
- Чарли, - позвала Сэм, тихонько встряхнув подругу. - Чарли, проснись! Это я, Сэм.
Чарли нежно улыбнулась, пошевелилась слегка, но не проснулась.
Сэм услышала позади вздох и резко обернулась. Бодэ зашевелилась и села, потирая виски длинными пальцами. Вдруг она замерла, устремив взгляд на Сэм.
На ее лице появилось выражение экстаза. Так смотрел бы человек, встретившись с Господом лицом к лицу.
- Бодэ любит тебя, - прошептала она нежным, хрипловатым, чарующим шепотом. - Бодэ обожает тебя. Она припадает к твоим ногам. Бичуй ее, заковывай в цепи, она все равно будет обожать тебя.
А, так вот оно что! В черной бутылочке было любовное снадобье.
- Прикажи ей! Возьми ее! Ты ее мир, ты ее жизнь. Нет никого, кроме тебя! Ты средоточие Вселенной! - продолжала Бодэ тем же голосом. На четвереньках она проползла через комнату и кинулась целовать ноги остолбеневшей Сэм.
Сэм сильно смутилась и оттолкнула ее:
- Перестань сейчас же!
- О да, мой повелитель. Прикажи мне! Я повинуюсь! - Художница немного отползла назад, казалось, она вот-вот заплачет от восторга.
- Силы небесные! Вот это снадобье! - Сэм начинала осознавать, какие возможности перед ней открывались.
- Что с моей подружкой? Что ты с ней сделала? - спросила она.
- Сделала ее прекрасной. Бодэ всегда это делает. Создает красоту. С ней было легче, чем с другими. Бодэ понимает, почему повелитель разыскивает ее.
- То, что ты с ней сделала, - это навсегда?
- О да, повелитель, добрый повелитель, которого любит Бодэ. Она прекрасна, экзотична. В этих краях так мало девушек с такой хорошей кожей. Тебе нравится?
- Ты давала ей какие-нибудь снадобья, чтобы изменить ее разум?
- Нет. Прежде всего необходимо закрепить то, что сделало искусство. Смотри! - Она повернулась и показала на шеренгу маленьких бутылочек. - Все это изменяет химию тела, и оно начинает перестраиваться по эскизам Бодэ. И только потом, через двенадцать часов, в течение которых ничего нельзя принимать, настает черед снадобий для любви, для повиновения и для всего остального. Бодэ как раз собиралась сделать это, когда ты вошел в ее жизнь. Эта девушка - еще не законченная работа.
Сэм почувствовала облегчение. Чарли может не понравиться то, что из нее сделала Бодэ, а может, впрочем, и понравится, но по крайней мере Чарли не перестанет быть Чарли. Все-таки она успела вовремя! Едва успела, судя по тому, как любовное снадобье подействовало на саму Бодэ.
- Ты помнишь, откуда взялось твое чувство ко мне?
- О, конечно, повелитель. Бодэ выпила свое чудесное снадобье - по твоему приказу.
- Теперь это не важно?