81632.fb2
- Это скромный знак моей... моего... моего уважения к Вам.
- Бриллиант? Ты сошел с ума...
Искры волнения и растерянности в Вашем взгляде, губы полуоткрыты... Легкая дрожь Вашей руки передается мне.
- Я готов был бы отдать за Вас и жизнь.
А теперь - поцеловать Вам руку... Слегка... Словно сквозь воздух.
- Не надо, мой милый, подожди... не сейчас... не здесь...
Сумочка и цветы падают в снег...
Что это? Поцеловать вот это прекрасное, неземное лицо... не может быть, не может быть...
- Хватит, мой милый рыцарь... Завтра... Завтра...
Какая тонкая печаль, какая глубокая боль вдруг всплыла на миг в Вашем голосе и снова исчезла, скрылась за Вашим привычным умением держать себя в руках...
Вы мягко отстраняете меня, быстро подходите к двери.
- ...Завтра... - прошелестело последнее Ваше слово.
- Когда? Где?
Мелькает тень среди силуэтов деревьев, Ваша тень:
- ...завтра...
Ваш голос дрожит и прерывается.
- Здесь. После пяти.
И словно тонкое пение льдинок осталось в воздухе, в легко звенящем пространстве, где только что были Вы...
Нет, сегодня опять не заснуть до утра, сегодня снова будет написано что-то прозрачное, хрустальное, белым стихом, уже для Вас, для Вас...
Вы сама и есть оживший белый стих.
Глава 10
Белый день
Нет, это не сон, не мираж... Это вчерашний день.
И этот белый стих тонкими черными росчерками на белом листе рядом, плод прошедшей ночи, тоже не сон, не мираж:
Блуждая в электронных джунглях мира,
Возможно ли представить некий облик,
Привязанный телесным воплощеньем
К земной тщете, но ею не плененный?
И где найти грань соприкосновенья
Одной души, надземной, отрешенной,
С душой другой, лишь пробующей крылья,
Взлетающей порой к вершинам духа,
Но падающей неизбежно вниз,
Распятой между звездами и тленом?
А сегодня - лишь прожить, эти несколько часов прожить до синих таинственных сумерек...
И тогда часы ударят пять раз.
А теперь незаметно исчезнуть сей же миг отсюда, из этого дома, и весь день бродить по Старому Городу, ведь здесь томиться невозможно... Даже за роялем, даже со всеми сонетами Шекспира и "Снежной маской" Блока...
Это мартовское солнце ослепительно дарит себя всем, растапливает лед на крышах и скользких тротуарах, делает их прямо на глазах удивительно мягкими, искрящимися всеми цветами радуги... Есть ли еще когда-нибудь на Земле такой контраст зимы и весны, Солнца весеннего и зимнего? Давно ли, плененное пеленой тяжелых свинцовых облаков, оно лило свой серый свет торжественно-печально, унылые серые силуэты сонно пыли ссутулившись по узким лабиринтам Старого Города, что утонул в вековых снегах, почерневших от дыма, февральские метели пригибали головы людей все ниже и ниже и, казалось, еще немного зимы и жизнь замрет навсегда в мертвенном оцепенении, но Солнце пробилось сквозь тучи, вырвалось из плена прочь на опьяняющую свободу и празднует победу над ними, бушует водопадами огня, торжествует, ослепляя, согревая, заставляя забыть о суете и обыденности, оно зовет в немыслимую даль, где навеки царит "мне нравится" и навсегда побеждено "так надо", где все люди - братья, и навсегда в черную глубь времен, в ничто, ушли "политические инциденты" и "противостояние систем", злоба с завистью и войны локального значения, жадность и глупость, грубость и ненависть...
Оно плачет медленно катящимися слезами хрустальных сосулек о веках и эпохах, что канули в Лету, когда можно было только жить, просто жить в мире Золотоволосой Посланницы Далеких созвездий, что превращается в Птицу, а потом - в волну, просто жить и жить, сливая ритмы сердца с рассветами, закатами и новолуниями, прорастаниями почек и ледоходами, с полетом Утренней Звезды и вращением Галактик, с пульсацией невидимых соков Жизни, что поднимаются по капиллярам почвы, потом по стволам деревьев и стеблям цветов - к Солнцу, соединяются с ним по мановению Мудрого Дирижера, управляющего всей Вселенной, затем уходят с новыми силами питать почву и снова возвращаются от Праматери-Земли к Праотцу-Солнцу, и в этом гениальном исполинском оркестре мироздания все живое и неживое изливает себя в единой симфонии, возносимой в пространство мириадами инструментов, из который каждый - необходим и всякий прекрасен, и можно ли спорить, что лучше, благороднее и возвышеннее - скрипки, что прикасаются к самой Небесной гармонии или чудовищно-оглушительный органный VOX DEI, и каждый человек на Земле - это инструмент в оркестре, и нет инструментов хороших и плохих, прекрасных и безобразных, высших и низших, есть только разные диапазоны, тональности, тембры и регистры, но скрипку-соло в этом исполинском оркестр ведет Ваш голос, Исчезающая, этот звук, летящий по волнам моей памяти.
Это вечное аллегро нон мольто летит и кружится вихрем среди звездной пыли...
Тень звука имени, летящая в небе quasi una fantasia за рубиконом разума ответь мне, кто же я теперь, - лишь человек или вся Вселенная?
Тень звука имени, ответь мне...
Дома роняют резкие черные тени на ослепительный тающий снег, а в воздухе растворяется прозрачно-белая дымка, и от тротуаров и крыш поднимается едва заметный матовый пар, а в пронзительной синеве, что распахнулась из космоса, парит облако-парус, облако-письмо, не отправленное мной...
Взлететь над городом, снова и снова взлететь над вечным городом, слиться с лучами плывущего к горизонту Солнца и раствориться навсегда в этой синеве и бесконечно лететь и лететь над заснеженными городами, падать вниз, рассекая воздух и снова взмывать под самое Солнце - неповторима и чудесна каждая секунда, каждый миг, каждое мгновенье, стоит только взглянуть: вот Солнце незаметно уплыло к западу, и все его тени уже плавно поплыли, и все цвета стали иными, и все оттенки, и все очертания, и само настроение стало иным... нет, совсем иным, но та же полетность, но та же полетность.
Словно уже наступило всемирное братство, и сам ты стал братом всем живущим и уже ушедшим с Земли... Словно весь мир поет величественный гимн Вечному Небу, слышимый не земным слухом.
Но об этом нельзя говорить много слов. Слова все испортят. Просто чувствовать сердцем - это важнее, это глубже, это сильнее.
Белый день...
Он бывает раз в тысячелетие...
Почему же в душе моей, улетающей в Небо вместе с прозрачным паром от тротуаров, такая светлая непонятная горечь? Оттого, что этот день не повторится. Будут другие дни, похожие на него, будут, быть может, еще блистательнее и ярче, но он, именно он - не вернется. Он ушел навсегда.