— Существует суд, стоящий выше Верховного, — возразил он. — Я намереваюсь апеллировать к Богу.
— Мистер Келлет! — воскликнул секретарь суда. Охранник хихикнул.
— Я не располагаю данными, достаточными для того, чтобы понять ваш довод, мистер Келлет, — сказал Судья.
— Ваша честь знакомы с концепцией Бога? — спросил Келлет. Он слегка вспотел. Не может быть, чтобы проклятая машина не имела представления о Боге.
— Да, в самых общих чертах.
— А известно ли вашей чести, что суды считают Бога Всевышним? — Это была не столь твердая почва, и Келлет приготовился услышать возражение.
Ему не пришлось долго ждать.
— Во всем, что касается права, Верховный суд остается Верховным, мистер Келлет.
— Когда Верховный суд — даже Верховный суд — вызывает свидетеля, он требует, чтобы свидетель принес присягу перед лицом всемогущего Бога, ваша честь. Отсюда следует, что государство ставит Бога превыше суда, ваша честь. Иначе присягу приносили бы перед лицом Верховного суда или Судьи Верховного суда.
Келлет с особой ясностью осознал сюрреалистическую природу своей аргументации. Судья-человек давно бы привлек его к ответственности за неуважение к суду, но Судья-робот устроен иначе. Он не отличает здравых доводов от нелепых, лишь бы доводы оставались логичными и не противоречили программе, заложенной в него.
Келлет сделал глубокий вдох.
— Я предлагаю направить дело на апелляцию к Богу как к всевышнему судье, признанному государством.
Он выждал.
С едва уловимым шипением статических разрядов Судья осведомился:
— Если я удовлетворю ваше ходатайство, мистер Келлет, каким образом предлагаете вы подать апелляцию?
Этого вопроса он больше всего боялся.
— Ввиду того что человеку дано предстать перед лицом Господа лишь после смерти, — заговорил Келлет, борясь с неудержимым желанием расхохотаться, — я бы просил отсрочить приведение приговора в исполнение, пока мой подзащитный не проживет отпущенный ему срок жизни. После смерти апелляция будет заслушана, и, если приговор останется в силе, можно будет привести его в исполнение.
На этот раз он задержал дыхание. Даже робот не все стерпит.
— Можете ли вы сослаться на прецедент подобного решения? — спросил Судья. Он уже методично обшаривал свои емкие запоминающие устройства в поисках аналогичного дела. Теперь все зависит от того, как он запрограммирован.
— В средние века, — ответил Келлет, — был распространен суд божий.
В комнате воцарилась тишина. Густая и тяжелая, она висела добрую минуту, а потом Судья сказал:
— Это верно, мистер Келлет, но в тех процессах вина подсудимого определялась при помощи жеребьевки — использовался какой-либо механизм случайности, например, кости, и Бог принимал сторону правого, обеспечивая благоприятный для него результат. Там не было речи о том, чтобы ждать естественной смерти подсудимого.
Соображая на ходу в самом буквальном смысле слова, Келлет без колебаний заявил:
— В таком случае, ваша честь, я изменю ходатайство и буду просить о пересмотре дела путем бросания костей.
Он скользнул взглядом по Вудсу, которого, казалось, парализовало все происходящее.
После мучительной, почти минутной паузы Судья провозгласил:
— Я вынужден удовлетворить ваше ходатайство, мистер Келлет. Руководствуясь основаниями, которые вы изложили, я назначаю новый суд.
Разумеется, это была сенсация стереовидения. Даже в те дни, в тот век репортеры гонялись за странными и диковинными событиями.
В самом процессе Келлет не принимал участия, но с интересом смотрел его по стереовизору. К сожалению, все закончилось очень быстро, но и то, что показали, было весьма впечатляюще. Согласно традиции, механизмом случайности послужили кости, и по иронии судьбы против Вудса выступал робот.
Сидя у стереовизора, Келлет с восторгом сознавал, что уже сейчас, хотя процесс еще не кончился, политические деятели лихорадочно пытаются законопатить новую щелочку в законе. Но это не важно: Вудс получил лишний шанс, а Келлет вновь перехитрил Судей. В единоборстве с гибким разумом человека они еще очень и очень слабы.
То обстоятельство, что Вудс проиграл роботу и был отправлен в Режимный центр для немедленной лейкотомии, нисколько не омрачило Келлету восхитительного чувства победы.
По правде говоря, случись иначе — он бы окончательно потерял уважение к всевышнему.
Перевод с англ. З. Бобырь
Всем нам было бы гораздо спокойнее, если бы у мистера Тэда Биндера было чуточку больше самолюбия, или если бы ему чуточку меньше везло, или, может быть, если бы его лучший друг мистер Медден не промахнулся, погнавшись за ним с выброшенной на берег палкой. К несчастью, уйдя на пенсию из одной электрической компании, Биндер занялся исследованиями. Он читает Аристотеля, Пуанкаре, Рона Хаббарда и Парацельса. Он вычитывает из книг идеи и пробует осуществить их. А нам было бы спокойнее, если бы у себя в кухне он стряпал бомбы. Одна из них могла бы взорваться. Больше ничего. А теперь…
Однажды он занялся проблемой взаимопроникновения. Есть такая философская идея о том, что два предмета могут занимать одно и то же место в пространстве одновременно. Не правда ли, это выглядит довольно безобидно? Но когда Биндер добился своего, то не только он, но и другие люди — более 70 — оказались заброшенными по времени в середину, по меньшей мере, третьей недели, которая еще не наступила.
Это было безвредно, конечно, но ждать неприятностей неприятно. Никто не может угадать, чем Биндер займется в следующий раз. Даже его лучший друг, мистер Медден, стал подозрительным.
Медден тоже ушел в отставку: он был шкипером наемной рыболовной шхуны. Теперь шхуну водит его сын, и он сыном недоволен. Однажды Медден пришел к Биндеру и позвонил. Биндер открыл ему.
— А, Джордж! — радостно сказал он, увидев опаленную солнцем физиономию Меддена. — Джордж! Войди, я хочу показать тебе кое-что.
— Стоп! — сурово возразил Медден. — У меня неприятности, и мне нужно утешение, но я не сделаю в этот дом ни шагу, если ты намерен хвастаться своими научными успехами.
— Это не успех, — запротестовал Биндер. — Это неудача. Это только кое-что, чего я добился, работая с мыльными пузырями.
Медден подумал и сдался.
— Если только мыльные пузыри, — подозрительно сказал он, — то оно может оказаться безвредным. Но у меня неприятности. Я не гонюсь за новыми. Не нужно мне никаких противоречий! Я их не терплю!
Он вошел. Биндер весело провел его в кухню. Там на окнах были занавески, оставшиеся с тех пор, когда он еще не был вдовцом. Биндер освободил один стул, сняв с него хлебную доску, ручную дрель и чашку с кофе.
— Тебе понравится, — заискивающе сказал он. — Я заинтересовался мыльными пузырями, а это привело меня к поверхностному натяжению, а это… Ну, словом, Джордж, я сделал то, что можно назвать вакуумом. Но новым сортом вакуума — твердым.
Медден прочно уселся, развалясь и расставив колени.
— Ну, этим меня не удивить, — согласился он. — Вакуум бывает в электрических лампочках и всяком таком. И есть еще чистый вакуум, хотя я не знаю, кто бы мог думать о грязном вакууме.
Биндер рассмеялся. Медден оттаял при такой оценке его остроумия, но продолжал уныло:
— У меня неприятности с моим парнем. Он водит старуху «Джезебель», на которой я возил рыболовов двадцать лет подряд. А он поставил ее на стапели в верфи. На стапели, понимаешь? И говорит, что ей нужно новую машину. Она слишком медленная, он говорит. А рыболовам скорость не нужна. Им нужна рыба!
Биндер предложил ему угощение, зажег газ под кастрюлькой на плите, положил в стакан меду, корицы, мускатного ореха и хороший кусок масла. Все это он математически точно залил большой меркой темной жидкости из черной бутылки, долил стакан горячей водой и преподнес результат Меддену. Медден взглянул на стакан уже не так строго. Он снял шляпу и пиджак, ослабил подтяжки, расстегнул пуговицу на поясе брюк, а тогда уже взял стакан.