В понедельник на следующей неделе Друсилла Фри сказала Гару:
— Красный узор распространился к северо-востоку до самого Соленого Озера. И такой же рисунок наступает с севера, от Сиэтла. Не похоже, чтобы доктора Уизерса это очень беспокоило, но других…
— А что же Секретная Служба? — спросил Гар. — Разве они ничего не обнаружили?
— Нет. Ничего существенного. Они опрашивали людей в течение целой недели — тех, индекс которых постоянно указывает на гнев. Но все без толку. Ничего заслуживающего внимания.
— Все-таки, похоже, что-то назревает, — заметил Гар. — Но, может быть, доктор и прав, все это просто совпадение…
— Совпадение! — проговорил Уизерс во второй половине того же дня. Они оба работали в заставленном книгами рабочем кабинете доктора. По сравнению с прошлой неделей манеры Уизерса существенно изменились. Не осталось и следа от той уверенности и непринужденности, с которой держался тогда этот коротышка. — Каждый может рассердиться, Гар. И причин тому — тьма! Вот посмотрите…
Он закатал рукав куртки и вытянул руку. Под бледно-голубым номером «СУ-I» трубочка Индикатора слабо светилась красным.
— Вот видите! — повторил он. — Я сержусь!
Уизерс нервно хохотнул, опустил рукав и снова сел в кресло. Митчелл через окно кабинета рассеянно наблюдал за игрой теней на лужайке.
— Ладно, пойдем дальше, Гар. На чем это я остановился?
— Вы начали было рассказывать о выступлении перед комиссией.
— Верно, верно. Да, так вот… Выложил им только факты, неприкрашенную правду. «Война кончилась, джентльмены, — сказал я им, — но мир ничего или почти ничего из нее не вынес. И теперь все водородные бомбы на земле не могли бы повлиять на один-единственный фактор, который крепчайшей цепью связал человека с насилием и хаосом. Эмоции! Элементарные, наипростейшие чувства! До тех пор, пока интеллект не найдет средств, с помощью которых он мог бы проследить их дикие тропы, страна обречена терпеть непрерывные бунты, самовозникающие политические фракции, целые армии в распоряжении частных лиц, вооруженные стычки, грабежи, кровопролития, беспорядки и всеобщий разброд. Чувство должно находиться под строгим контролем, должно быть заключено в четкие рамки определенных требований с такой же уверенностью в необходимости этого, с какой мы лечим хронические заболевания, когда единственная надежда на благополучный исход заключается в постоянной бдительности и неослабном надзоре…» Вы уверены, Гар, что диктофон работает?
— Да, сэр, — ответил Гар, похлопывая по механизму, который оттягивал ему карман пиджака.
— Великолепно. Так вот, в конце концов я заставил их прислушаться к голосу разума. Не позднее чем через год Акт об Индикаторе Возбужденности стал законом для всех и каждого. А через шесть месяцев после вступления закона в силу уже девяноста процентам населения Соединенных Штатов были введены наши датчики. И эта мера немедленно стала приносить свои плоды. Вы помните, конечно, что произошло в Огайо…
— О да! Резня…
— Ну, ну, ради бога! — Уизерс болезненно сморщился. — Зачем же так грубо! Огайоский мятеж — назовем это лучше так. Если бы не Индикатор, который позволил обнаружить в том районе волну грубых эмоций, последствия были бы куда более ужасны! Никто не может отрицать того, что именно информация, предоставленная в распоряжение правительства моим Индикатором, помогла подавить этот предательский мятеж, который мог бы стоить жизни многим тысячам.
— Мне кажется, доктор, что именно многие тысячи были тогда растрелены правительством.
— Нет! Сотни! Только сотни! Факты слишком раздуты! Правительственные войска убили там всего-навсего несколько сот бунтовщиков. А это было совершенно необходимо. Никто этого не отрицает!
— Да, конечно, — медленно выговорил Гар.
Зазвонил телефон. Уизерс снял трубку, некоторое время молча слушал, а затем зло швырнул ее на рычаг.
— Что-нибудь случилось?
— Этот узор Гнева, — прошептал Уизерс, — я просто ни-че-го не понимаю!
Частые алые огни мигали по всей Центральной стене Индикатора Возбужденности, а через западное побережье Соединенных Штатов шла сплошная кроваво-красная полоса. Гар, не отрываясь, смотрел на алую приливную волну Гнева, пока не почувствовал, как Друсилла Фри горячо задышала у него над ухом.
— Взгляните, — сказала она, — вон там, на востоке. Массачусетс и Нью-Гэмпшир…
— Простите?
— Уровень Гнева сейчас уже на тридцать процентов выше нормального для этих штатов. И это только с понедельника. Если так будет продолжаться, Красное к концу недели затопит оба побережья…
— И ничего нельзя сделать? — спросил Гар.
Друсилла Фри пожала плечами:
— Нам не за что зацепиться. Нет ни нарушений законности, ни вооруженных выступлений, никто не бунтует. Люди просто рассержены. Рассержены неизвестно чем.
— А что говорит доктор? Его что-то не видно…
— Он расстроен, это так понятно. Правительство никак не может взять в толк, в чем здесь дело, поэтому они постоянно пристают к нему с вопросами, не ошибается ли Индикатор. Из-за этого у доктора расходились нервы.
— А что думаете об этом вы, мисс Фри?
— Я об этом не думаю, — она словно невзначай коснулась руки Гара.
Почти три недели прошло с момента первого разговора Митчелла с доктором.
За окном кабинета Уизерса опустились сумерки. Сам Уизерс нервно мерил мелкими шажками ковер, двигаясь словно заводной до тех пор, пока Гар не протянул руку и не включил настольную лампу.
— А? Что? — Уизерс вздрогнул и остановился.
— Ничего, я просто включил свет.
— Ах, да, да… Чем я там кончил?
— Новая интерпретация свободы.
— Что — это я так сказал? Очень неплохо! Можно было бы именно так и назвать главу. Слышите, Гар?
— Хорошо, сэр.
— Новая интерпретация свободы, — повторил Уизерс. — Новый вид средства безопасности для нации, защита от разгула необузданной и ужасной возбужденности. Да, помилуйте, это просто смешно — утверждать, что народ был против Индикатора! Если кто и возражал, так только радикалы, профессиональные радетели о человеческом благе, эти мягкосердечные невежды, которые постоянно кудахчут о правах человека. Но вот они-то тянут свои песни во весь голос, Гар, во весь голос, и в этом-то вся и беда, в то время как широчайшие массы сторонников Индикатора смиренно молчали. Их просто никто не слышал. Только поэтому могло возникнуть ошибочное впечатление, будто Америка не хочет иметь у себя под кожей крохотную голубую трубочку. Вздор! Совершеннейшая чепуха! Америка хотела мой Индикатор. Более того, Индикатор был ей необходим! История подтвердит это! — Он сделал паузу. — Такова моя основная тема, Гар. Поработайте-ка над ней. Попробуйте, может быть, стоит изменить заголовок. Что-нибудь вроде: «История на моей стороне».
— Хорошо, сэр.
— Что с вами, Гар? — Уизерс всмотрелся в лицо Митчелла. — Вы какой-то сонный сегодня. Надеюсь, слушаете меня?
— О да, сэр. А если я что-нибудь и пропустил — ну что ж, моя машинка со мной.
— Гм… Догадываюсь, что вы обеспокоены этим узором Гнева. Ерунда, забудьте. Сегодня после обеда я проверил Индикатор самым тщательным образом. Работает, как часы. Ни малейшей неисправности в механизме.
— Но этот узор… Он еще не остановился, сэр?
— Остановился? Наоборот… Он распространяется… На восточном побережье он опустился уже до Джорджии, захватил часть Флориды. И похоже на то, что вся эта музыка начинает двигаться на запад — к Алабаме и Миссисипи…
— Но что все это означает, по-вашему, к чему может привести?