– А правда, что вы бессмертны?
– Видишь какой я бессмертный? – милиционер с горечью продемонстрировал свои перебинтованные руки.
– Да, я понимаю, что это всё детские фантазии, ставшие нам чем-то вроде религии… Знаешь как хотелось верить, что Боженька спасёт? Вырвет из злых лап и унесёт туда, где будет тепло и не будет больше боли? Мы с девчонками в палате в больнице потом каждую ночь молились вам. И никто не смеялся, никогда. Даже врачи и медсёстры не смеялись… Хотя, наверное, и не понимали, почему мы молимся на свои детские рисунки…
Иван постоял в дверях пустой палаты, где жили освобождённые его отрядом детишки и подростки. Сейчас их тут не было, они были на прогулке. За спиной Ивана замерла молоденькая медсестра, едва ли старше самой взрослой обитательницы этой палаты.
Иван шагнул вперёд, к окну.
Палата была залита ярким солнечным светом, тщательно заправленные койки стояли ровными рядами. На тумбочках не было ничего, кроме фоторамок, в которые были вставлены не фотографии…
Иван поднял одну такую фоторамку и обнаружил, что туда вставлен детский коряватый рисунок, на котором изображена в полный рост фигура человека, закрашенная чёрным фломастером. Особенно тщательно там были вырисованы жёлтый орёл на груди и два луча солнцеворота на левом рукаве.
Иван с вопросом воззрился на свою провожатую – медсестру.
– Это у них… иконы, – испуганно пискнула она. – Они… молятся за своих ангелов-спасителей.
– А ты там был, в Сталинградской больнице?
– Был.
– Часто?
– Несколько раз привозил «груз», – Ивану почему-то было неловко рассказывать об этом Широйнеко, сидящей рядом с ним. Он отчётливо помнил, в каком состоянии обычно попадали туда такие вот жертвы солдатской любви.
– Спасибо тебе, Иван. И прости меня…
– Да ладно, чего уж там, – недовольно проворчал милиционер, крепясь с болью: эта женщина, сейчас напоминавшая ему маленького напуганного ребёнка, уже как минут десять сидела, вцепившись в его руку, ею же и обваренную кипятком пару дней назад.
– Разве так трудно найти одного человека в городе? – гневно махал руками Николай-сама.
– Возможно, его уже нет в живых…, – осторожно начал Демонег. Возможная смерть напарника ему нравилась меньше, чем всем остальным.
– А кто тогда прислал нам полный отчёт по делу? – задал неприятный вопрос шеф.
– Должен признать, это его стиль, – неохотно согласился Демонег. – Почему тогда он сам не возвращается?
– А вот это ваше новое задание! Раз уж Иван Рикудзава в одиночку решил эту проблему и выслал нам не только свой отчёт, но и список всех входных точек в террористическую сеть!
– Он сделал это не один. Он упомянул в отчёте, что ему помогли несколько человек, – сообщила Ишикава.
– Да-да, помню. Девчонка и какой-то подросток, – кивнул начальник второго отдела. – Сколько там арестованных по делу?
– Почти две тысячи человек, Николай-сама, – с готовностью ответил Демонег. – Но аресты ещё продолжаются.
– Огромная группировка, которая готовилась к активным действиям не один год! – Николай-сама смахнул со стола задрожавшие голограммы вызовов. – И чего они хотели?
– Независимости Российской территории Земли он остального мира.
– В чём-то они правы: Россия сейчас самое развитый район Земли. В одиночку, без груза других стран… Ладно, отчёт для Диктатора готов?
– Да, Николай-сама, – Демонег с кратким поклоном протянул начальнику голопластинку.
– А мне она зачем? – подозрительно прищурился Николай-сама:
– Сам к Диктатору и отправляйся. Отчитаешься за то, что потерял одного из его знакомых…
– Диктатор и Иван знакомы? – опешил Демонег.
– Я сам удивился, когда Диктатор упомянул об этом во время нашего последнего разговора по видеосвязи, – поморщился начальник второго отдела.
– Вот он мне по шее даст, – почесал в затылке Демонег.
– У тебя два дня, чтобы найти Ивана.
– А?
– Диктатор ждёт тебя через два дня у себя в летней резиденции на Курилах.
– Кстати, мне всегда было интересно… Я часто задавалась раньше вопросом: почему в России после войны было столько беженцев? – Нумасуга присела в кресло напротив Ивана, поигрывая бокалом с мартини. – Ведь что самое удивительное в этом, так это то, что в Россию бежали как раз из тех стран, которые воевали против России и её союзников: большинство беженцев было из Японии, Кореи, Китая. Странно да?
Представляешь: воюешь ты с кем-то, а потом, когда ты проигрываешь своему противнику, ты уходишь к нему жить. Так вот и с этими десятками миллионов беженцев – их страны проиграли, а они ринулись в страны победители, где их ненавидят, где их, чего греха таить, презирают и будут ещё очень долго всячески третировать. Зачем, спрашивается? – Нумасуга подалась вперёд, ожидая от милиционера ответа. Тот пожал плечами. Откинувшись назад, Нумасуга ответила сама, заканчивая свою мысль:
– А потом я поняла: все эти беженцы хотели одного: жить! Дома их ждала разруха и ядерные руины. А в Японии так вообще большая часть территории опустилась под воду – жить было просто негде. И все эти люди, взяв своих детей, решили пытать счастья во враждебной, опасной для них и их дорогих чад стране – в России. Они добровольно выбрали неволю и потенциальную возможность умереть в чужой стране, чтобы у них был хотя бы один ничтожный шанс, что их дети вырастут, пускай и в чужой стране. Дома у них этот шанс был по сравнению с Российской территорией Земли неимоверно меньше на порядок.
Их не останавливало даже то, что Российской территорией правил не избираемый народом президент или председатель, как в других территориях, а Диктатор, самолично узурпировавший власть во время войны, поправший основы демократии!
– Демократия довела Землю до мировой войны, – сухо заметил Иван.
– Знаю. Но демократия всегда была чем-то вроде флага, символа свободы. А диктатура всегда воспринималась как зло.
– Не всегда. На самом деле в Элладе – Древней Греции – диктатор – это самоличный правитель. И не всегда диктаторы были узурпаторами. Скорее наоборот. Просто потом смысл этого слова изменился, – поправил террористку Иван.
– Тем не менее, сейчас смысл этого слова такой, какой я сказала: это узурпация и тоталитаризм.
– Возможно. Но только Российская территория Земли при диктатуре сейчас развивается намного быстрее других территорий Земли. Плюс ко всему, именно страна, в которой была установлена диктатура, победила в мировой войне, не забывай.
– Да я не об этом, – отмахнулась Нумасуга, делая глоток мартини. Она, видимо, отчаялась убедить в своей правоте собеседника. – Я о том, что люди сделали ставку на шанс, бежав в Россию – страну-противника – и погибли здесь ни за что в проклятую неделю Чистилища.
– Они делали ставку на свой шанс, зная, что он ничтожно мал, и, скорее всего, они ничего не добьются, погибнув в чужой земле.
– Я знаю. Но всё равно это было жестоко.
– Кто ж спорит, – Иван взглянул на настенные часы:
– Уже давно заполночь. Может, пойдём спать?