– Место рождения? Национальность?
– Лагерь для перемещённых «Нулебка», Хабаровск. Родители из Японии.
– Не похожа ты на японку.
– Родители из Японии, – повторила девушка, глядя на следователя как на умалишённого. – Разве это обязательно означает что они – японцы?
– А национальность?
– Приняли японское гражданство. Значит японцы.
– Ясно. Имя?
– Широйнеко. Пишется хэпберновской латиницей как Shiroineko.
– Фамилия?
– Откуда у девушки из лагеря для гражданских беженцев из вражеской страны может быть фамилия?
– У родителей какая была фамилия?
– Не знаю. Документы были утеряны, родителей убили в ходе беспорядков в лагере солдаты.
– Ясно, – Иван замер после этих слов. Потом очнулся и пробежал глазами файл:
– Текущее место жительства?
– Владивосток.
– Род занятий?
– Угадай? – Широйнеко взяла правую шёлковую нить, на которой крепился сапфировый цилиндрик и помахала им перед лицом.
– Ясно, – Иван сделал пометку в файле. – Только не включай его.
– Почему нет? – усмехнулась девушка, продолжая играть сапфиром. – Ты ничего так мужчина, мне будет приятно…
– На раскопки в Московию отправлю, – отрезал Иван.
– Национальная милиция, а сколько гонору…, – фыркнула Широйнеко, но нить отпустила, сложив ладошки на коленях.
– Откуда взяла оружие?
– Нашла вчера.
– Ясно. Хорошо. Дел и без тебя по горло, так что оружие я конфискую, а тебя отпускаю. Но если попадёшься с оружием во второй раз – будет хуже.
– Ой, застращал, начальник, – Широйнеко улыбнулась, расслабившись.
– Назови свой адрес и можешь быть свободна.
– Как день прошёл? – в баре играла лёгкая музыка, приглушённый свет давал отдохновение усталым глазам, а прекрасная вытяжка не давала страдать лёгким, хотя курили здесь много и со вкусом.
– Маетно. Шеф мне подсунул в отместку за стрельбу какую-то шлюху…
– Красивая?
– А ты как думаешь? Конечно красивая.
– Поди что ещё регистрированная?
– Угу, – Иван отпил из кружки и потёр глаза. – С сапфировыми огоньками.
– Классика… Жаль я с машиной возился…, – вздохнул Демонег и тоже взялся за кружку.
– Не жалей – тяжёлый допрос был…
– Задёргала она тебя? Чувствуешь себя никчёмным палачом? – усмехнулся Демонег. – Трудно допрашивать красивых но падших женщин?
– Наверное ты прав, – кивнул Иван, делая новый глоток. – Как там наша машина?
– Как-как? В металлолом сдают целее. Я слышал, у нас раньше во время предыдущей мировой войны был самолёт, который летал, даже простреленный много раз насквозь.
– Реактивные самолёты дырявыми не летают.
– Тогда ещё были не реактивные самолёты, – заметил Демонег.
– Ну и ладно. С машиной-то что?
– Эх… Пара дней и будет как новая.
– Вот это уже хорошо, – Иван встал из-за стойки, сделав последний глоток стоя. Опустив стакан, он положил рядом с ним на стойку серебряный кредит, отчеканенный в Мексике. После того, как все валюты мира были признаны равными в соотношении 1:1, и им условно было дано название «кредит», хождение денег стало трансконтинентальным.
– Вполне возможно, сейчас какой-нибудь мучачо в баре в Нео-Сьерре расплачивается за текилу русским рублём…, – усмехнулся Иван.
– У тебя всё ещё плохое настроение? – встал за товарищем Демонег, кладя на стойку пару русских рублей-кредов.
– Ничего, пройдёт.
– Тебя подвезти?
– Сам дойду. Хочу прогуляться. Спасибо, – Иван пожал протянутую руку и, пройдя через зал, вышел наружу. Демонег проводил его взглядом и повернулся к бармену:
– Ещё одну водку, мой кибернетический друг…
На плацу было зябко. Пытаясь проморгаться со сна и подавляя зевоту, Иван стоял в первой шеренге солдат. Тяжёлый рюкзак и кираса давили на плечи, напоминая, что он зря поднялся по сигналу в такую рань. От слепящего света прожекторов, бьющих в глаза, спасали только самоподстраиваемые фильтры на защитном шлеме.