— И ты… — но я не смог выговорить.
Она подняла глаза на меня:
— Да, малек, и я умру. И ты умрешь. Все смертны. Только в разное время. А где твой вящий…
— Стоп, — говорю. — Ци, ты когда-нибудь объяснишь…
И тут в галерею не вовремя принесло Митча с каким-то дурацким "кушать подано". Но лицо у него мало соответствовало словам. Он смотрел на Летицию неодобрительно. Он нас застал — но черр-рт возьми, мы живем не в средние века, чтобы кому-то казались так уж предосудительны поцелуи до свадьбы!
А Летиция отстранилась — но успела мне шепнуть:
— Держи при себе своего… тритона.
И нам пришлось пойти завтракать — будто Митч имеет право нас заставлять. Мы пошли, как послушные дети, не касаясь друг друга — и мне почему-то показалось, что Летиция боится.
И боится именно Митча.
Мне это не нравилось до предела, и я решил, что с ним необходимо, наконец, объясниться. Поэтому за столом я спросил напрямик:
— Скажите-ка мне, Митч, почему это вы скрыли от меня, что моя невеста — русалка?
Летиция рассмеялась, священник побледнел, а Митч чуть не подавился. Но взял себя в руки:
— Вы очаровательно шутите, ваша светлость.
И я вдруг понял, что не могу ничего толком пересказать. Что все эти амулеты Продолжения, портреты, рыбы с удивленными глазами, тритоны, кольца смешались у меня в голове в какую-то кашу. Я уже совершенно отчетливо видел, что Митч ведет какую-то безумную игру и что поп, если не участвует, то, по крайней мере, в курсе — но я не знал, как их уличить. И не знал, в чем эта игра состоит.
А Летиция сказала:
— Мы здорово поплавали нынче ночью, — и довольно скабрезно хихикнула.
Отец Клейн поджал губы и укоризненно проговорил, подняв вилку:
— Это очень опрометчиво, сударыня. Ваша мать…
— Пардон, — вклиниваюсь, — а где, кстати, ее мать? Мне ее до сих пор не представили, а это, как будто, неловко. Что ж, будущие тесть с тещей древнего славного рода резвятся в океане, а?
Летиция прыснула. А Митч принужденно улыбнулся и говорит:
— Они, безусловно, прибудут на вашу свадьбу, ваша светлость. И не кажется ли вам, что купаться ночью наедине с девицей…
— О, — говорю, — Митч, вы, я вижу, решили перевоспитать меня в святого Эрлиха? Любопытно, мой милый, а кто это вас уполномочил? Вы не забыли, что я — ваш хозяин?
И Митч с какой-то готовностью поклонился и сказал тоном с тоненькой шпилькой внутри:
— Если вы считаете, что я перешел границы приличий, прошу меня простить, ваша светлость. Но по древним родовым законам девица, предназначенная вам в жены, действительно не должна оставаться с вами наедине до свадьбы. С вашего позволения, теперь ее будет постоянно сопровождать моя жена… просто для того, чтобы все шло по обычаю, ваша светлость. Госпожа Летиция несколько легкомысленна…
— Все русалки таковы, — говорю.
Тут поп взвился:
— Ну полно, ваша светлость. Не годится повторять эту шуточку — она граничит с богохульством. Все-таки русалки считаются порождениями Морского Дьявола, а вы порочите девушку…
И мне вдруг пришло в голову, что все мои соображения — просто бред.
— Митч, — говорю, просто чтобы проверить, — вы нашли мою одежду… ну скажем, вчерашнюю одежду? А где?
Митч улыбнулся и пожал плечами:
— Там, где ваша светлость изволили ее оставить. На пляже, у маяка.
На пляже у маяка. Я ходил во сне? Я брежу? Или мне лгут?
— Отец Клейн, — говорю, — я хочу снять этот перстень. Снимите его с меня. Мне надоело.
Поп сокрушенно покачал головой.
— Ну как же это возможно, ваша светлость? Теперь он — часть вашей особы. Если даже вы прикажете его распилить, вам покажется, что пилят вашу кость. Я сожалею, что пока он доставляет вам неудобства, но вы еще встанете на верный путь, вы привыкнете… Сказано: "Тесны врата, ведущие к благу…"
Меня затошнило. Я посмотрел на Летицию, но она опустила глаза в чашку с чаем. Тритон под столом обхватил мою ногу лапками — я его подобрал и вышел из столовой.
Потом я бродил по замку, как неприкаянный. Никак не ловилась какая-то важная мысль, было никак не понять, где кончаются сны и начинается действительность. Я уже не понимал, реальный зверек мой тритон, или это — сложная и странная галлюцинация. Мое тело помнило прыжок в океан со стены и это чудное чувство скольжения-полета, воды, проходящей через мою грудь, как струя кислорода… Как это могло быть сном? А как это могло не быть сном?
Мне казалось, что я схожу с ума, господа. Мне было так плохо, ах, так тяжело… я не знал, что делать. Я ушел из замка, ходил по берегу, не зная, куда себя деть. Потом поднялся на маяк, сидел на смотровой площадке, смотрел вдаль, но никак не мог успокоиться и собраться. И вдруг меня тронула за плечо крохотная ручка.
Я обернулся — и увидел девочку, государи мои. Девочку, которая никак не могла здесь оказаться — очаровательнейшую крошку в голубом платьице, всю золотую, с большими зелеными глазами, с роскошнейшей косой — цвета волос Летиции, такой же солнечной. Возможно, этому милому ребенку было лет около семи… Сущая кукла, право!
И такая печальная…
— Откуда ты, — говорю, — прелестное дитя?
Она махнула ручкой в океан и пролепетала:
— Оттуда.
Я улыбнулся. Я думал: «Русалочка»…
Малютка присела рядом на корточки и принялась гладить тритона, который от ее ручек просто млел, как кот. А на меня она посматривала искоса, будто смущалась, но потом все-таки осмелилась сказать:
— Господин князь, меня послала сестренка. Ци.
Я чуть не подскочил.
— О, Боже! — говорю. — Она просила тебя что-то передать?
Русалочка серьезно кивнула: