Заседание совета ЕЕСС (Единого Европейского Союза Сопротивления) проходило в стандартном формате, но в очень нестандартном составе. Вместо молодых бойких политиков, которым ветхие монархи передали в своё время власть, присутствовали сами патриархи. Многих из них не видели десятки лет и заочно давно похоронили.
В зале, устланном коврами, было довольно тепло. Топили сразу несколько каминов. Всё тут дышало стариной, не только собравшиеся. Вензеля и позолота на креслах, мраморные колонны, слишком уж вычурная резьба, и всё то, что у нас ассоциируется с прошлыми веками.
В соответствии с теми же представлениями отдельно от всех и у собравшихся на виду стоял неудобный стул. На этом стуле сидел маг из рода Батори, которого именно сейчас отчитывали, как маленького ребёнка.
— Что вы нам обещали, Золтан? — вопрошала Мария Виндзор, которая, кажется, была старше самой смерти. — Короткую победоносную войну, которую виртуозно проведут ваши волшебные маги. Ну и что? Я спрашиваю, где короткая и победоносная война?
— Не совсем понимаю ваши возмущения, — ответил Золтан Батори, пытавшийся казаться спокойным, но внутри у него бушевал ураган ярости, что, конечно же, не могло утаиться от собравшихся магов. — До конца действия ультиматума ещё два часа. Или вы хотите напасть до этого срока? Если да, то дайте знак, и я прикажу ударить сейчас.
— Что вы из себя тут корчите, как маленький? — с надменностью старого человека осадила его Мария. — Вы же прекрасно понимаете, что я говорю, и только делаете вид, что дурачок. Не будет никакой короткой и победоносной войны. Вот я о чём.
— Почему же не будет? — от гневного возбуждения Золтан чуть ли не вскочил с неудобного стула, но этикет усадил его обратно. — Мои ребята показали себя на границе очень хорошо. Вы помните, сколько жертв было у русских?
Мария Виндзор всплеснула руками и обратилась к другим собравшимся:
— Он совершенно не хочет меня слушать. Может быть, кто-то ещё сможет объяснить сложившуюся ситуацию этому недоумку?
— Я попробую, — сказал не менее древний Георг Гогенцоллерн, как раз подкрутивший в этот момент слуховой аппарат и услышавший последнюю фразу соседки. — Мария говорит, — обратился он к Батори. — Что ваших молодцов на границе ранили, а значит, они не такие уж непобедимые, как вы пытались нам преподнести. Мы не хотим идти на Россию без полной уверенности на победу.
— Да их зацепило всего немного, — оправдывался Золтан, но понимал, что его сегодня слушать не собираются. Сегодня его собираются ругать. — Это была простая случайность.
— Случайность? — снова взяла слова Мария, которая при этом слове буквально выпрыгнула из своего кресла. — А четыре с лишком десятка кораблей? Десять из которых на средства моей страны, моей короны были сделаны? Это тоже случайность?
— Вы будете удивлены, но да, это тоже случайность, — сжав зубы, произнёс Батори. — Кто же знал, что у них тоже есть эфирники?
В зале что-то загромыхало, и лишь потом поняли, что это хохочет старик Бонопарт.
— А должны были знать, — проскрипел он. — Разведка-то вам на кой? Так что нет у нас никаких преимуществ, дорогой эфирник. Ни короткой и победоносной, ни лекарств, ничего нет. Да и дети наши, по большей части, при смерти.
— Мой старший умер сегодня утром, — сообщил в ответ на это Габсбург. — А ещё через два дня чума заберёт ещё уйму народу. Нас только вот что-то минует пока. Почему бы это, господин эфирник? — слово «господин» было сказано с явной издёвкой.
— Чума никого не щадит, — Золтан пожал плечами и развёл руками. — Просто у вас, видимо, иммунитет повышенный.
— Какой иммунитет? — резко оборвала его Мария. — Ты нам давай лапшу на уши не вешай. Не сможете атаковать молниеносно, так и скажи. Нам нужно только лекарство, нам не нужна война. Если уж на то пошло, это вы нас на неё подбиваете.
— Потому что вас убивают, — как прописную истину младенцу в сотый раз сказал Батори. — А мы не хотим на это просто смотреть. Хотим помочь, вот и всё. Взамен мы просим совсем немного — признать нас как полноценных магов, вот и всё.
— Сворачивать надо это предприятие, — заявил Бонапарт, и в зале тут же повисло молчание, так как он высказал то, что все остальные ещё только замысливали.
— То есть как свернуть⁈ — запротестовал Золтан. — Мы приложили столько усилий, чтобы организовать операцию по вашему спасению! Практически ценой своих жизней! А вы хотите сложить лапки и помереть, что ли⁈
— Не кричите, молодой человек, — сказала ему на это Мария, которая сама еле-еле успокоилась, приняв таблетку. — Говорите спокойнее, вы не в кабаке.
— Я говорю, что необходимо продолжать действовать по плану. Через два часа выдвинуть войска вглубь страны и принудить их выдать нам лекарство от магической чумы. — Золтан понимал, что его позиция на данный момент не особо сильная, поэтому решил использовать козырь, который приберёг на крайний случай. — И потом удачнее, чем сейчас, времени уже не будет. Российская империя ослаблена, у них же только что переворот произошёл. А раз внутри неспокойно, то мы снаружи их быстро дожмём и возьмём то, что нам надо.
— Не вижу смысла вводить войска, — хмыкнул на это Бонапарт. — Поляжем все. Это же Россия! Там холодно, болота. Русские, — последнее слово он сказал не то с брезгливостью, не то с восхищением.
— Но мы должны!.. — попытался встать Батори, но на этот раз его осадили уже гораздо грубее.
— Мы никому ничего не должны, молодой человек, — сказала Мария. — Мы будем совещаться и принимать решения, исходя из тех данных, которые у нас есть. А вы тихонечко сидите у себя и ждите, что мы придумаем. Ясно?
— Но ведь…
— Увести! — крикнула Виндзор и тут же к сидящему на стуле Золтану поспешили двое гвардейцев.
— Я сам, я сам, — сказал он, вставая и удаляясь в полном негодовании.
На выходе из здания, внимание Батори привлёк пожилой господин. Он был не столь стар, как те перечницы, собравшиеся наверху, но тоже не первой свежести. На руках его были перчатки, которые в Европе теперь носили почти все высокопоставленные аристократы. Но, подойдя к турникету, этот господин перчатки снял, и Золтан с удивлением увидел лишь бледные следы былой черноты. Этот аристократ излечивался. Но как⁈ Кто посмел наплевать на приказ Штефана?
Он решил проверить, как обстоят дела с источником господина, и на этот раз вообще оторопел. Зрачки Батори расширились, а в сердце проник мистический страх. Источника видно не было, вокруг него стояло легендарное эфирное зеркало, которое было не под силу сделать ни одному из ныне живущих магов эфира.
Император пришёл в себя и тут же огляделся. Он уже успел ощутить укол досады от того, что не успел схватить жену и дочь и прикрыть их собой. Или всё-таки успел?
Судя по тому, что находился он в специализированной императорской палате, специально оборудованной для того, чтобы оказывать помощь монарху, всё получилось.
А приподнявшись на локтях, он увидел и своих женщин, которые задремали, сидя возле его постели.
Лаврентий героически пытался их выгнать в соседнюю палату, где им предоставили нормальные кровати, достойные императорской семьи, но они отказались, мотивировав это тем, что муж и отец сейчас придёт в себя, а их рядом нет.
— Кхе-кхе, — кашлянул он, заодно проверяя, сильно ли пострадал при крушении. Судя по тому, что внутри ничего болью не отзывалось, его почти не задело. Видимо, только головой сильно ушибся.
Хотя ему снилось, что он почти умер. Его тело больше походило на рваную тряпку, а кости на рассыпавшийся конструктор, который никто не хотел собирать.
И ещё снился Магнус, который сокрушался, что Ярик совсем себя не бережёт и не делает вовремя техобслуживание.
От его покашливания проснулась Варвара.
Увидев, что отец уже пришёл в себя, она расцвела улыбкой до ушей, толкнула спящую маму и бросилась на отца, заключив его в объятия. Впрочем, в последний момент она сделала так, чтобы у императора не было никакой нагрузки от её тела.
— Папа! Папочка! — горячо шептала она в ухо отцу, а по щекам текли горячие слёзы. Она уже успокоилась, привыкла к тому, что император не при смерти, а просто спит, но всё же, увидев его живым и немного растерянным, она растрогалась. — Как хорошо, что ты проснулся! Как мы рады!
Елизавета Фёдоровна лучше держала себя в руках, но и у неё глаза блестели от подступивших слёз, а во взгляде была только радость. Она наконец-то простила мужу все его прегрешения и свои обиды, потому что поняла: в один прекрасный момент его просто не станет. И момент этот может наступить в любое время.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, добавляя в голос теплоту, которую давно уже не использовала для мужа. — Ничего не болит?
— На удивление, нет, — ответил тот, шевеля руками, плечами и головой, чтобы проверить болевые ощущения. — Но, видимо, сильно головой треснулся, раз нас уже достать успели. Долго вообще за нами шли? Что случилось?
Императрица опустила глаза, а Варвара отстранилась от отца.
— Предательство случилось, — сказала принцесса и достала смартфон, на котором открыла одно из сохранённых видео. — А доставали нас вот так.
Император смотрел на происходящее, и его глаза открывались всё шире и шире, пока просто физиологически не смогли больше этого делать.
— Ни хрена себе, — выдохнул он, а про себя сказал что-то значительно более забористое. — Вот это операция по спасению! Я и в страшном сне не мог… Кстати, мне снился Магнус. Говорил, что я — старый пень не туда забрёл, и надо идти за ним.
— Он был тут, — кивнула императрица и присела на краешек кровати с другой стороны от Варвары. — Он тебя тоже спасал. Но по-своему.
— Так там совсем всё плохо было? — до Ярослава Ивановича, наконец, дошло, почему плачут его женщины и что не договаривают. Значит, если бы не те, кто его достал, и не Магнус, не пришёл бы он уже в себя. Вот же!
Супруга ничего не сказала, а дочь зажмурилась и кивнула. По её лицу ясно было видно, что она не хочет вспоминать то, что там происходило.
— Кто? — холодно спросил монарх, понимая, что это должно было быть его первым вопросом. — Наши?
— Карякин, — ответила Елизавета Фёдоровна таким тоном, словно одним этим словом подписывала приговор абсолюту. — Он нас взорвал и завалил. А вот Романова пытался убить Орлов.
Император отметил слово «пытался». А им везёт. Два покушения, и оба неудачные. Неудачные же?
— Как Пётр Алексеевич? — спросил он, чувствуя, как входит в привычный ритм жизни. И даже чуть более быстрый. — С ним всё хорошо?
— Хорошо, — почему-то засмеялась Варвара. — Только заикается немного.
Ей уже в красках доложили все обстоятельства, сопровождавшие знакомство Романова с Никитиным фамильяром. Причём, рассказывало несколько человек, и все безумно ржали в этот момент.
— Что смешного? — сурово осведомился император, и Варвара тут же подобралась.
— Когда тебе будут докладывать, — ответила она и снова хмыкнула, не сдержавшись, — попробуй сам не засмеяться, хорошо? Короче, ему помогли. Специфически.
— Ясно. Преступники задержаны?
— Так точно, — с присущим ей сарказмом ответила императрица. — Ярослав, погоди, успеешь ещё накомандоваться. Всех основных задержали. Сейчас допрашивают. Романов молодцом. А ты отдыхай, набирайся сил.
— Да нормально у меня всё с силами, — ответил монарх и попытался сесть, но тут же слабость накатила и уложила его обратно. — Хотя ты права, душа моя, ещё надо немного отдохнуть.
— Да, вместе с Карякиным и Орловым задержали Пашковых, — сказала Варвара, которой не терпелось уже дать ход суду над негодяями. — Причём, всем семейством.
— Пашковы? — император был немало удивлён. — А эти-то куда полезли? Они же трусы стопроцентные. Даром, что маги сильные. Сидят всегда в уголке и трясутся.
— Задержали до разбирательств, — ответила Елизавета Фёдоровна и показала рукой баланс. — Так как Пашков много болтал лишнего на совещании, а взяли их всех с чемоданами.
— Понятно. Команда спасения?
— Два Державина, Громов, Чернышёв, — ответила Варвара максимально скучным голосом, словно то, что она говорила, подразумевалось и так.
— Ясно, — ответил император. — Ничего нового.
Он всё-таки привстал ещё раз, поправил подушки и откинулся на них в полусидячем положении. Ему не было плохо, только небольшая слабость, как после недосыпа.
— Пап, разреши предателей и негодяев казнить прилюдно. Прям сжечь на площади, чтобы другим неповадно было! А? — Варвара сложила ладони вместе и сделала просящие глаза.
— Лиз, — обратился император к супруге. — Когда нам подменили дочь на этого кровожадного монстра? Причём, не очень умного.
— Пап, ты чего? — принцесса надула губы, как всегда, когда готовилась обидеться. — Они же предатели. Их надо в назидание заставить пылать жаркими факелами! И пусть все видят, что зло повержено и так будет с каждым, кто посмеет…
— Слова, слова, — тихо, но так, что Варвара замолчала, проговорил Ярослав Иванович. — И ничего, кроме слов. Когда Сварог лишил тебя разума? Не место и не время сейчас устраивать средневековые сожжения и беснования на главных площадях столицы, ты что? У нас на границах — война. Вот-вот начнутся бои. В глазах врагов мы должны быть вот, — он поднял руку и сжал ладонь в кулак. — Монолитом, который невозможно разбить ни одной магъядеркой.
— Но, пап… — принцесса хотела что-то возразить, но император ещё не договорил.
— Ты думаешь, почему я Разумовского героем сделал? Думаешь, по слабохарактерности? Нет, по слабохарактерности я его ко двору допустил. А герой — он, чтобы сор из избы не выносить. Понимаешь? А ты что предлагаешь? Всему миру попытку госпереворота на блюдечке с голубой каёмочкой вынести? Нет, милая дочь. У нас всё хорошо. Россия — самая лучшая страна, в которой всё просто прекрасно, а все остальные страны нам просто завидуют.
— Я поняла, — ответила Варвара и тяжело вздохнула.
— Я очень на это надеюсь, — кивнул ей монарх. — Потому что я не хотел бы умереть и с небес наблюдать за тем, как ты тут сходишь с ума, рубишь головы и бегаешь в панике по разваливающемуся на куски государству. Одна отрада — Державин тебе не даст этого сделать.
— То есть ты не против? — принцесса была рада сменить тему. — Я всё думала, как тебе сказать.
— А что, я слепой, что ли? — император весело рассмеялся и даже утёр слёзы. — Куда ты, туда и он, куда он, туда и ты. Но он — хороший парень. И вообще, как я могу быть против кандидатуры своего спасителя. В который раз? — Ярослав Иванович задумался.
— Что с предателями будем делать? — спросила Елизавета Фёдоровна. Она была не столь кровожадна и не хотела их сжечь живьём на площади. Можно было просто утопить.
— Будем судить, — ответил на это император, понимая, что начинает уставать даже от простого разговора. — А что до официальной информации: с нами произошёл несчастный случай. Грунт под Питером очень подвижный, вот и снёс тоннель, несмотря на все защиты. Будет разработан новый уровень сохранности подобных объектов. Абсолюты… Ну закончат жизнь самоубийством, или что там сейчас модно?
— Сжечь, — подсказала Варвара.
— Хорошо, — согласился император. — Но по-тихому, чтобы никто, кроме наших, не знал.
— Там у Романова ещё артефакты закончились, — как бы между делом сказала Варвара.
— А это ещё как? — там теми артефактами можно было маленькую страну с лица земли снести. Как?
— Это тоже будет в докладе, — пообещала принцесса. — Тебе понравится.
— Ну не знаю, — император понял, что немного плывёт мозгами и ему нужен отдых. — Скажем, что сдетонировал какой-нибудь артефакт и уничтожил все остальные. И точка. А сейчас пригласите ко мне спасителей и Романова, — он задумался и добавил. — Нет, не сейчас. Давайте часа через два, а я пока посплю ещё немного.
Когда пришли те, кого вызвал император, он чувствовал себя снова бодрым и отдохнувшим. Видимо, Магнус оставил с ним какую-то восстанавливающую магию, которая постоянно поддерживала Ярослава Ивановича.
И это было очень кстати. Нужно было провести мини-совет и решить все те дела, которые затормозились в связи с произошедшей катастрофой. Всё надо делать быстро. И жёстко. Героев — награждать. Предателей — казнить.
В первую очередь императора, конечно, интересовал Романов. И совсем не то, что случилось с его артефактами и как он — маг далеко не самой высшей категории — обезвредил абсолюта. Его интересовала расстановка войск на фронте.
— Пётр Алексеевич, — попросил он, уже одетый в придворный камзол, но по-прежнему опирающийся на подушки. — Кого из абсолютов вы уже послали на фронт и на какие участки. Укрепили ли эфирниками?
— Никак нет, — ответил Романов, виновато разводя руками. — К сожалению, попытка госпереворота внесла свои коррективы. Вместо того, чтобы заниматься фронтом, я некоторое время был вынужден заниматься сохранением собственной жизни, а затем обезвреживанием опасных элементов. Благодаря господам Державиным я всё ещё могу дышать.
— Вы с ума сошли? — но рассердиться на Романова у императора не получилось, потому что он прекрасно понимал, что тому пришлось пережить. Однако границы оказались под угрозой. — Враг вот-вот нападёт, а вы медлите. Отсылайте немедленно!
— Тут лёту час, а до истечения ультиматума почти три, — сказал на это Пётр Алексеевич. — Понимаю, вам кажется, что это неслыханная дерзость так отвечать, с моей стороны, но у нас есть некоторые обстоятельства, которые позволяют надеяться на прекращение конфронтации.
— Даже так? — император был явно удивлён и пока даже не понимал, с какой стороны подоспела божественная помощь. Впрочем, раз Магнус снова был тут, это не мудрено. Пришлый маг и не такое может. — Хочу знать подробности! Однако это не повод оставлять границу без надлежащей защиты.
— Само собой разумеется, — поклонился Пётр Алексеевич и добавил: — А по поводу переговоров, у нас Никита Александрович Державин отличился.
— Наш поспел везде пострел, — тихо проговорил монарх и покачал головой. — И почему я не удивлён? Давай, рассказывай, что ты успел сделать. Я к твоим рецептам отношусь без опасения.
Я удивился, когда меня позвали на совет к императору, но затем рассудил, что нужно входить в роль жениха принцессы, раз уж она сама плывёт в руки. Отрицать очевидное глупо.
Император попросил рассказать о том, что я предпринял для установления мира, и я, опуская лишние подробности, в красках пересказал ему о своей встрече с Фридрихом и о последующей операции на его источнике. Не забыл я также упомянуть и о том, что ценой этой самой операции была передача просьбы о мире с подтверждениями того, что у нас никакого лекарства нет, да и быть не может, а всему виной новомодные телепорты.
— Интересно, — сказал на это монарх. — Я ему, по сути, тоже самое говорил, но меня он не слушал. А тебя послушал. Ты к нему точно внушение не применял?
— Он и так полностью под внушением, — ответил я, полагая, что понял скрытые желания Фридриха. — Он, как и многие из нас, если не все, хочет, чтобы его род жил дальше.
— А что, если он предаст? — поинтересовался Ярослав Иванович. — И там у себя снова переметнётся на сторону тех, кто хочет крови.
— Не переметнётся, — с полной уверенностью в собственных словах ответил я.
— Эх, мне бы твою веру, — сказал на это император. — Я бы в казино пошёл.
— Вера тут ни причём, — усмехнулся я и выложил свой козырь. — Он прислал нам своего сына. Так что тут без вариантов.
— Нужно тебя министром иностранных дел сделать, пожалуй, — проговорил монарх и сделал мне жест, чтобы я подошёл к нему поближе. — Как только смогу, так и сделаю, — а когда я приблизился к нему на расстояние не больше человеческой ладони, прошептал мне: — Благодарю тебя. Но Варвару мою не обижай. Иди.
Я не совсем понял, что это было, но решил, что так надо.
— Что ж, — подытожил император, проанализировав последнюю информацию. — Эти новости меняют расклад сил. Однако надеяться на благоразумие неприятеля мы не можем. Необходимо укрепить границу, как мы и собирались и надеяться на то, что пресловутый ЕЕСС прислушается к голосу разума.
— Есть отправить, — взял под козырёк Романов. — Кроме абсолютов, у нас подготовлены маги восьмого и девятого уровней. По договору с эфирниками приняты в строй двадцать семь человек, ещё трое на подходе, и есть запрос от ещё одного рода.
— Какого? — поинтересовался император, хотя вряд ли ему что-то могла сказать фамилия рода.
А вот мне очень даже.
— Маврокордато, Ваше Императорское Величество, — ответил Пётр Алексеевич, а я тепло улыбнулся, вспомнив старый дневник, ставший мне на некоторое время верным спутником.
— Что скажешь, Державин-младший? — обратился ко мне Ярослав Иванович. — Ты у нас спец по эфирникам.
— Маврокордато — наши союзники, — ответил я, припоминая теперь не только прочитанное, но и услышанное от Марио. — Но с ними нужно аккуратнее.
— Время такое, — проворчал император, устраиваясь поудобнее на подушках. — Со всеми нужно аккуратнее.
— А вы — орлы, — обратился он к Чернышёву, Громову и деду, стоящим до этого в ожидании, когда к ним обратятся. — Хочу выразить вам глубокую благодарность от лица всей империи и особенно от моей семьи. Ну и, разумеется, от меня лично. Давайте сейчас до конца закончим всю эту историю, и я вам обещаю, в долгу не останусь. Я помню все ваши подвиги. Но мне нужен ещё один.
— Рады стараться! — ответили абсолюты и улыбнулись.
— Хорошо, что вы снова с нами, — проговорил дед, и император поблагодарил его кивком головы.
— Фридрих Карлович, моё почтение, — сказал Бонапарт, тяжело ворочаясь в кресле. — Отлично выглядите.
— Мы по вам скучали, — вторил ему Габсбург. — Как ваше здоровье?
— О, всё просто чудесно, — ответил Фридрих Гессен, садясь в своё любимое кресло. — Я победил чуму.
— Вот даже как! — всплеснула руками Мария. — Рада вас видеть и слышать столь отрадные новости. Получается, всё правда, и у русских есть лекарство?
— К сожалению, всё ложь, — вздохнул Фридрих, приготовившись к атакам со всех сторон. — И никакого особого лекарства у русских нет. Более того, — он откинулся в кресле, решив, что комфорт превыше всего. — Нужно сейчас же запретить деятельность телепортов на территории всех наших стран.
— Я решительно отказываюсь вас понимать, — заявил Роберт Бурбон, до этого мирно дремавший на своём месте. — Как это вас вылечили, а лекарства нет? И зачем закрывать телепорты. Они же вроде как удобные.
— Удобные, даже очень, — согласился Фридрих, кивая и снимая с рук перчатки. — Я бы сказал, смертельно удобные. Вы-то как сюда свои мощи доставили?
Выяснилось, что каретой, теплоходом, самолётом и вертолётом. Ни одного перехода через телепорт на всех монарших особ.
— А что ж вы так? — поинтересовался Фридрих, обводя взглядом своих собеседников. — Удобно же.
— Ну э… — Бонапарт всегда выражал свои мысли со множеством сопутствующих звуков. — Полагаю, что выражу общее мнение. Все эти новомодные штуки, типа телепортов, самокатов, видеоигр — всё это суета. Не для наших старческих мозгов. Я вот на первые свои балы в карете ездил, и ничего — жив. Проживу и ещё.
— Вот именно, — согласился Фридрих. — Вы проживёте, а молодёжь уже нет. Одним словом, привёз я вам пренеприятнейшее известие. Наши эфирники знают, из-за чего мы болеем, видят все наши отравления. И, более того, стоят за всем этим делом.
— Да ладно, — высказался Гогенцоллерн, уставившись в опустевший бокал на столе. — Зачем им это нужно? Ну, допустим, убьют они всю аристократию, дальше что?
— Не просто убьют, — сказал на это Фридрих, — а с гарантией. Кстати, нас и с Россией стравить хотят по этой же причине. Зачем-то им нужно освободить эти территории от монарших семей. Ответ напрашивается сам собою, чтобы править. Хотели сделать наоборот: начать с Российской империи, а затем взяться и за нас, но там народ, приходится это признать, оказался мудрее нас.
— Вы говорите какими-то загадками, — вмешалась Мария. — Можете с самого начала, но понятно объяснить, что вам удалось узнать. И да, нам прислали какой-то ответ на нашу ноту?
— Конечно, — кивнул Фридрих, — но сначала прошу выслушать меня.
— Говорите, просим, — сказала на это Мария.
— Итак, никакой магической чумы не существует, о чём следовало бы догадаться, учитывая, что маги друг от друга не заражаются, — Фридрих Карлович поймал вдохновение и рассказывал всё от чистого сердца. — То, что нас поразило, — это банальное эфирное отравление. Оно происходит в тот момент, когда проходишь портал в телепорте. На источнике магии появляются проколы, через которые откачивается небольшой процент нашей магии. Вы скажете, что есть заболевшие, которые никогда и не были в телепорте. Всё так, но на этот случай у наших дорогих эфирников припасено другое средство — магические паразиты.
Он рассказывал и рассказывал, открывая глаза даже самому себе. Он даже удивлялся и поражался тому, как раньше мог быть таким недалёким и не верить в то, что всё вызвано телепортами. Теперь это ему казалось столь же очевидным, как и то, что его убьют, как только сказанное в этом зале выйдет наружу. А оно обязательно выйдет, потому что не может не выйти.
— Ты не подумай, что я лично против тебя, — сказал Габсбург в ответ на рассказ Фридриха. — Но всё это бред какой-то.
— Бред, говоришь? — усмехнулся Гессен. — Тогда расскажи мне, где все ваши дети, которые занимались политикой в последнее время.
— Кстати, согласен, — подал голос грузный Бонапарт. — Как конфликт начался, наши начали в эти телепорты по несколько раз на дню прыгать и сгорели к чертям.
Мария переводила взгляд с одного говорящего на другого, судя по всему, соображая, чью сторону занять.
— И что же вы нам предлагаете? — поинтересовалась она, когда так и не поняла, к кому примкнуть.
— Самое главное, что я хочу до вас донести, что в войне нет никакого смысла, — ответил Фридрих, доставая портфель и вынимая оттуда папку, переданную ему Никитой Державиным.
— Как же нет? — возмутился Габсбург. — А как же лекарство?
— Я же вам пытаюсь объяснить, что вылечить всех больных может любой эфирник. Но они этого не делают. Меня, например, вылечил будущий зять императора, — посла передёрнуло, когда он вспомнил, через какую боль ему пришлось пройти. — Да было очень плохо, да неприятно, но посмотрите, — он продемонстрировал свои руки, практически очистившиеся от признаков отравления эфиром. — Я почти здоров.
— Ты продался им за то, чтобы они тебя вылечили? — беззлобно, но с презрением поинтересовался Гогенцоллерн. — Понимаю, жить захочешь, не так раскорячишься.
— Зачем бы я тогда возвращался? — спросил Фридрих, а поскольку это был риторический вопрос, он продолжил: — Нет, я хочу спасти наши страны от хаоса.
— И каким же образом? — поинтересовался Бурбон, который периодически отключался от реальности.
— Я же уже говорил: во-первых, запретить телепорты вообще все. Во-вторых, принудить наших эфирников нас вылечить. В-третьих, отвести войска от границ с Россией, потому что, если наши откажутся лечить, придётся идти на поклон к русским. Другого выбора у нас нет.
— Может быть, просто заплатим им денег, и они полечат наших деток? — предложила Мария, у которой болела вся семья, кроме неё и её сестры, которая уже пять лет не выходила из стен элитного дома для умалишённых.
— Деньги, говорите? — хищно оскалился Фридрих, вспоминая лицо Державина. — Одной рукой постреливать их у границы, а другой давать денег на лечение своих детей? Оригинально.
— Это называется большая политика, — пожала плечами Виндзор. — Всему на свете есть цена.
— Цена, может, и есть, — проговорил Фридрих, понимая, что совершенно неожиданно даже для себя он встал на сторону неприятеля. — Только вот выражается она не в деньгах. Меня вылечили как жест доброй воли. Для того, чтобы показать, что им не нужна война. Они готовы разговаривать, идти на какие-то компромиссы, взаимодействовать. Более того вам скажу, дорогие мои. У них есть свой род эфирников, отстаивающий интересы государства и абсолютно лояльный к правящей семье. Так что все эти войнушки с ними априори бесперспективны. Наши эфирники всё это время нам лгали.
— Откуда такая информация? — напрягся Габсбург, поудобнее усаживаясь в кресле.
— Надеюсь, все видели спасение императорской семьи из разрушенного тоннеля и гибель эскадры в Чёрном море? — Фридрих обвёл всех присутствующих взглядом, и все ему кивнули. — Так вот и там, и там отметился молодой человек по фамилии Державин. Будущий зять императора, между прочим. Он же меня, кстати, и лечил. Думаете, ему нужны деньги? Сомневаюсь. Но он меня предупредил, что теперь я стану мишенью для наших эфирников, потому что я — очень неудобный свидетель. Так что, если я вдруг внезапно умру от обострения магической чумы, да хоть от пули в затылок, имейте в виду, это из-за того, что я посмел говорить правду.
— Зачем же вы тогда приехали, Фридрих Карлович? — изумился Бонапарт, ёрзая в своём кресле, вдруг ставшем совершенно неудобном.
— Почему согласились на такое? — холодно осведомился Габсбург.
— Во-первых, я сознательно разменял свою жизнь на жизнь сына. Ему ещё жить да жить. А, во-вторых, я хочу остановить войну, которая ничего хорошего никому не принесёт. Разве что треклятым эфирникам со своими тайными целями.
— Я думаю, что Фридрих прав, — многозначительно проговорила Мария Виндзор.
— Полностью согласен, — провозгласил со своего места Бонапарт. — Давайте выбираться из этого дерьма.